Так вот, привезли нас куда-то в глухие леса. Даже смутно не предполагал где мы. Там оказалась странная военная часть. Солдат почти не было, всё больше прапорщики да офицеры. Два взвода спецназа, несколько радиолокационных станций и ещё какие-то хитрые антенны, спрятанные в деревьях. Строили мы боксы для техники и ни в чём не знали отказа. Чтобы стройматериалы не подвезли или задержали – и не упомню. Всё как часы работало, до сих пор приятно вспоминать. Кормили трижды в день – не слишком вкусно, но сытно. В жилом помещении (ещё одна странность – казарм не было, все военные жили в маленьких двухэтажных домиках, а холостые в весьма комфортабельном общежитии) переделанном под нас из пустующего актового зала, был телевизор, по которому мы по вечерам узнавали новости. Именно тогда я узнал о протестах и волнениях в городах. Четыре с лишним месяца длилась эта относительно спокойная жизнь, а потом всех нас, и рабочих, и военных с семьями, неожиданно перевели на закрытую территорию. Был там такой огороженный по всем правилам военной науки периметр с вышками, заборами в четыре метра, контрольно-следовой полосой и ещё Бог знает чем. В тот же день привезли детей – их насильно собрали по окрестным деревням, так что ор со слезами стоял ещё тот. Вечером к нам вышел командир части, полковник Коробов. Духовитый человек. Если бы не он, никто бы не выжил. Точно тебе говорю.

Он нам и рассказал о выпущенном боевом вирусе, о том, что творится в мире. По его приказу всем запретили выходить за периметр, было введено военное положение. Успокоил – с продуктами проблем не ожидается, от голода не умрём. Под землёй оказались склады НЗ с запасом лет эдак на тысячу. Вода, канализация, автономное освещение – всё работало без сбоев. Сложилось впечатление, что Коробов ждал чего-то подобного и готовился. Слишком переселение гладко прошло, отлаженно, что ли… И по нам решение явно принял заранее.

Как только объявили о запрете покидать территорию, мужики забузили. У всех есть родня, все переживают, волнуются. Мобильная связь не работает. В общем, бунт среди нас начался. Не дрогнув ни единым мускулом, полковник согласился с требованием предоставить с утра транспорт желающим покинуть часть и даже согласился дать продукты в дорогу. Удовлетворённые, мы все пошли спать в бомбоубежище, которое нам отвели как временное жильё и уже (когда только успели) оборудованное кроватями. А утром – фигушки! Двери оказались заперты снаружи. В углу сложены ящики с харчами и записка, что никто никуда не едет и куковать нам тут до особого распоряжения. Что я пережил за полтора месяца взаперти – страшно вспомнить. До драк с убийствами чудом не дошло, но двое умом тронулись. Бесило всё. Койка, окружающие меня люди, я сам. И только раз в день по громкоговорителю звучали новости. Нам методично зачитывали все радиограммы и прочие сообщения, касающиеся обстановки в окружающем мире. Вот оттуда я и узнавал обо всём. Не верил поначалу. Совсем не верил. Однако постепенно проникся, обдумывал услышанное, вспоминал, что видел своими глазами. И не я один. Мужики понемногу успокаивались, впадая в депрессию. Ну сам подумай – в течение полутора месяцев в запертом, провонявшем потом помещении слушать о смерти мира, в котором живет твоя семья. Тут бы руки на себя не наложить…

И, наконец, нас выпустили. К нам опять обратился Коробов и попросил по человечески его понять. Мы бы по-другому не выжили – тут я с ним согласен. Да и знал полковник больше, чем говорил. Думаю, он там руководил каким-то секретным узлом связи и общался напрямую с другими подобными узлами и с правительством в том числе. Знаю, что с Новосибирском контактировал постоянно – от них, наверное, и узнал про особенности вируса. Эту всю боевую погань, как правило, в тех краях разрабатывали. Тогда же, очень спокойным голосом, он и рассказал, что ждет нас шесть лет карантина, что до ближайшей жилой деревни никто не знает сколько, потому что связи в стране фактически нет. Слушали мы его вяло – сломал он нас, добился своего. Так мы стали рабами. Нет, в слух это слово никто не произносил. Ну а как ещё назвать людей, которые работают за еду, живут взаперти и передвигаются только под усиленной охраной? Постоянные обыски, регулярное повышение нормы выработки; говорить можно было только в бомбоубежище, где мы жили или по разрешению часового. На нас лежало фактически стопроцентное обеспечение жизнедеятельности базы – чистка сливных коллекторов, всевозможные хозяйственные работы, обеспечение дровами мини-котельной. Вдобавок летом под автоматами мы возделывали поля, зимой валили лес. Семь лет жизни в таком ритме прошло. И не было ни одного дня, когда бы я не задумывался о побеге. Вот только бежать куда? Оружия нет, вокруг лес со снующим диким зверьем. На первом году пребывания дважды нападали твари по лету – четверых наших порвали наглухо, охрана оба раза еле отбилась. Как ни крути, однако повеситься проще и гуманнее по отношению к себе. Некоторые так и делали. За это время от приехавшей сюда строительной бригады осталось двадцать два человека.

Ещё и детки подросли. Те самые, которых мудрый Коробов по деревням позабирал. Спасти хотел, зная о том, что со дня на день произойдет. Вот только воспитали их гнусно – в глубокой уверенности в том, что они воины, а все остальные дерьмо и добыча. Спецназовцы постарались. Они вообще под себя потихоньку всё подминали. Полковник это видел, однако поделать ничего не мог. Так и ждали, когда переворот будет. Повода ждали.

Не знаю, специально или по дури, но один из бывших деревенских малолеток, семнадцатилетний двухметровый кабан-переросток, проходя у ворот, просто так ударил в висок тихого и худосочного Андрея из Винницы, чистившего двор. Ударил при всех, при охране, полковнике, прочих. А потом ещё и помочился на лежавшего в обмороке человека. И улыбался, радостно гыгыкая. Он же воин, ему можно по праву сильного. Разбора этого происшествия мы не увидели. Нас быстренько загнали обратно, заставив забрать с собой Андрея – медик даже не подошёл. А ночью пришёл Коробов. Он вывел остатки бригады за периметр и сказал: «Валите. Оружие в пятистах метрах по дороге». Никто со стен не поднял тревогу, не выстрелил в спину нам. Думаю, полковник тогда сильно рисковал, отпуская нас. Власть его над остальными вояками была более чем сомнительная к тому времени. Спасибо ему за это. Ну это я сейчас так говорю, а тогда я его ненавидел, сильно ненавидел… В общем, свалили мы с той базы, чтобы ей пусто было…

Ты не понимаешь, почему я о полковнике хорошо отзываюсь? Попробуй осознать – он делал всё, чтобы вверенные ему люди выжили. Как умел. Я видел много плохого от него. В ту ночь, когда мы стали свободными, каждый из нас был бы счастлив пустить ему кровушку, возможности просто не представилось. Но благодаря ему я жив. Если бы у нас тогда, в самом начале, получилось всё-таки ломануться на родину – смерть была бы неизбежна. Сколько по дорогам останков таких же умников валяется – не счесть. И именно из-за Коробова все эти эпидемии, разборки, грабежи и всякое нехорошее, творившийся в первые годы после заражения – всё прошло мимо меня. До сих пор живой, хотя ненавидеть не перестал. Сумбурно объясняю, ты уж прости, тут больше эмоции, чем здравый смысл.

Странное чувство – свобода. Это одновременно весь мир и ничего. Как сейчас помню – нашли мы в кустах оружие, что подарил нам наш теперь уже бывший хозяин, и стоим дураки дураками. Вот хочется бежать, прыгать, воздух пьянит! И одновременно понимаешь, что совсем никакой конкретики нет. Куда бежать? Где мы вообще находимся? Что в мире делается? Да и страшно стало – срослись мы с этим местом.

Ладно, отбросим лирику. Да что же меня все куда-то заносит не туда! Задолбал я тебя, наверно, своей тонкой душевной организацией?! Молчишь, интересно? Ну, слушай тогда дальше, если не устал от моей болтовни.

В общем, выбрались мы к людям. Не скажу, что сразу, однако дошли. По дороге еще семерых потеряли. Не поверишь, но твари тут ни при чём! Видели мы и их следы, и вой ночью слышали. Но не пересеклись ни разу. Повезло, чего тут рассуждать. Двое грибов с голодухи нажрались, да ещё сырых, быстро умерли. Один ногу порвал о ржавую железяку, когда в пустом поселке шарили по домам. Заражение крови у бедолаги пошло, тоже не спасли. Четверых же из засады кто-то метко из винтовки уложил, даже понять ничего не успели. Сами балбесы – кучно перли, стадом. Ну кто ж знал! Пока прятались, пока стрелка искали, его уже и след простыл. Думается мне, что на еду их подстрелили. Места там лесные, но по нынешним временам особо в них не поохотишься. А тут мы – мишени этакие, смело прём по дорожке! И как всё верно рассчитано! Понимал охотник, что не потащим мы мертвяков с собой, там оставим. Да и слышал я потом неоднократно о таком вот способе добычи мяса насущного.

Когда выбрались к форту, что на Рыбинском водохранилище отстроился, от счастья плакали. Приняли местные нас хорошо, обогрели, откормили чем смогли. Спасибо этим людям, от чистого сердца спасибо. Мы, как умели, старались отработать и еду и кров. Подправили несколько домишек, обновили общественные строения, ну и так, всякое по хозяйству… К сожалению, здоровье я подорвал на той военной базе сильно и ухитрился в августе свалиться с воспалением лёгких. Пока суть да дело, наступила осень, а когда полностью очухался – выпал первый снежок. Да, долго болел. Так и больницы по близости не было, и из медперсонала один фельдшер с подорожником и зверобоем. Выздоравливал естественным путем, так сказать. В общем, зимовать кроме меня еще двое остались, остальные в конце лета дальше пошли. Больше я о своих товарищах ничего не слышал, однако не перестаю надеяться, что хоть кому-то из них улыбнулась удача.

Два года. Именно столько я там прожил. Сошёлся с женщиной – хорошей, хозяйственной. Не по любви, а скорее по уму, ну и взаимной симпатии. Как обычно сходятся двое взрослых, умудрённых жизнью людей, боящихся одиночества. Крепкий получился союз, вот только деток не было. Наверное, в моем случае это даже хорошо. Не смог я там жить, не устраивало меня горбатиться по теплу в полях, а по зиме безвылазно сидеть у печи и вглядываться в огонь. И так светило обывательствовать год за годом, без особых вариантов. Одноклеточное существование. Понимаешь, росло во мне с каждым прожитым днём какое-то беспокойство, тяга к движению. Я долго думал, как выразить, объяснить самому себе это непонятное чувство. И понял – домой хочу, на родину. Знаю, что похож на полного идиота. Знаю и о том, что шансы дойти мизерные и ещё меньше застать живыми родных, но по-другому не могу. Надо мне туда, очень надо…

Поначалу долго мимохожих купцов выспрашивал про тварей на дорогах – как один божились, что мор повыбил их, не видно почти. Вот тогда и осмелился – собрался, попрощался и рванул в неизвестность.

Понимаю, что у тебя полно вопросов, но у меня нет всех ответов. Одно скажу – безумно рад только одному – ядерная война не началась. Хотя и без нее катаклизмов хватило. Пожиже, помельче, зато полной ложкой. Нет больше промышленности с наукой, тёплых сортиров, да ничего вообще нет, и особенно веры в людей. В один момент вместо того, чтобы объединиться и попытаться хоть что-то сделать, все всё бросили и побежали спасаться да ролики для интернета снимать. Потешно, да…. А теперь как возродить? Умирает цивилизация, библиотеки на растопку с подтирками пускает. И ведь не осудишь – особого выбора нет, выжить бы. Конечно, ты прав, в некоторых фортах есть и мастерские, и больницы, и даже свет – но только в фортах. А туда ещё попробуй попади! Да и ненадолго это, дичаем-с.

Ладно, не нервничай. Как нас учит история, человеки такая гадость, что при любых раскладах если не подохли, то выкрутятся обязательно. Так что покоптим ещё небушко, потопчем землю, главное не сдаваться! Не веришь? А ты верь! Обязательно верь, иначе всё зря. В общем, держись, ушастый. Всего тебе….