Мучили ли когда-нибудь незадачливого первого министра так, как мучат Ломени де Бриенна? Вместо наличных денег нет ничего, кроме возмутительных споров и упорства.
Т. Карлейль.
Два верховных масона продолжали свой вечный, неторопливый разговор, а события то следовали за их словами, то обгоняли их, а то уходили в сторону от предначертанного для них пути, петляя где-то рядом, и иной раз стоило немалых трудов, чтобы вернуть их в нужную колею, проложенную беседами, которые вели эти два человека, невидимо правящие миром. Все, что происходило во Франции и Англии, Испании и Пруссии, России и Турции, не могло укрыться от их всевидящего ока и направлялось их железной рукой. Они были всезнающи, всесильны и всевластны, от их воли зависели жизни и смерти всех живущих на земле людей – всех, кроме двух – и этими двумя были они сами.
– Что во Франции?
– Продолжается война парижского парламента против короля.
– Король выслал парламент из Парижа?
– Да. Правда, не король, пышущий силой и здоровьем, а Ломени де Бриенн, архиепископ тулузский, слабый старик, растративший свои силы на доступных красоток. Ему шестьдесят лет, а выглядит он на все восемьдесят.
– Король, хотя и силен физически, но слаб духом. А архиепископ Ломени духом тверд. Ведь он духовный пастырь.
– Ну, не духом… А желаниями… Он хочет денег. Ломени совсем сдал телом. Врачи приписали архиепископу молочную диету. Он понимает, что ему совсем мало осталось вкушать радости и удовольствия. Ломени содержит двух молоденьких любовниц и хочет последние годы провести не отказывая себе ни в чем. Он получил, наконец, доступ к пустой государственной казне, и решил наполнить ее, чего бы это ни стоило. И никакой парламент не сможет помешать ему. Он-то и вышвырнул парламент в Труа. Это столица Шампани. Городок, как и Париж, стоит на берегах Сены. Когда-то отряды галлов вместе с римскими легионерами разгромили здесь полчища гуннов. Теперь члены парижского парламента насмерть стоят в Труа, не поддаваясь увещеваниям архиепископа тулузского Ломени де Бриенна. Ломени требует зарегистрировать королевские указы о новых налогах и о продолжающемся до 1792 года займе. Тогда государственная казна до краев наполнится звонкой монетой и Ломени несколько лет сможет черпать из нее и прожить на широкую ногу остаток своей земной жизни. Парламент упирается и требует созыва Генеральных Штатов. Ломени обещает созвать их, но после 1792 года, когда кому-то другому придется возвращать займы. И ни одна из сторон не идет ни на какие уступки.
– А король?
– Король каждый день на охоте.
– Королева?
– Ломени ее ставленник. Она поддержала его назначение, возмущенная тем, что предшествующий министр, Калонн, так много обещал и так недолго исполнял свои обещания.
– Откуда он взялся, этот Ломени? Ведь раньше о нем никто не слышал.
– Ну, это не совсем так… Во-первых, он все-таки архиепископ тулузский. И даже знаменит тем, что по его проекту проведен канал от реки Гароны до системы каналов, по которым из Тулузы можно плыть до Средиземного моря. Ломени член Академии.
– Вот как!
– Но главное не это. Он – друг Тюрго, они вместе учились в Сорбонне.
– Так что же, он продолжит его дело?
– С той лишь разницей, что скромный и застенчивый в молодости Тюрго хотел сделать богатой Францию за счет своего, в самом деле, недюжинного ума. А Ломени – весельчак и любимец женщин – с молодых ногтей мечтал сделаться богатым за счет Франции.
– И это ему удастся?
– Возможно. Он призвал под свои знамена Ламуаньона и даже Мальзерба.
– Кто это?
– Ламуаньон президент старого парижского парламента, разогнанного еще при Людовике XV и восстановленного Людовиком XVI, на свою голову. Когда Ломени занял место Колонна, он продвинул Ламуаньона в хранители государственной печати, то есть в министры юстиции, за что тот и помогает архиепископу в борьбе с собратьями по парламенту. А они возненавидели новоиспеченного хранителя печати больше, чем самого Ломени. Ведь Ламуаньон в их глазах предатель парламентской корпорации. Мальзерб – давнишний и настоящий, в отличие от лицемера Ломени, сподвижник Тюрго. Борец за справедливость и обличитель роскоши двора, он помогал Тюрго, когда тот пытался провести свои реформы. Мальзерб ушел вместе с ним в отставку, после того как король, со слезами на глазах, уволил своего любимого министра, не имея сил противостоять королеве, ее Тюрго вынудил сократить расходы, вельможам и священникам – их Тюрго заставил платить налоги, и народу, в глазах которого Тюрго, искреннего католика и убежденного монархиста, выставили безбожником и врагом короля.
– Какие страсти! И теперь этот человек помогает Ломени?
– Мальзерб простодушен. И поверил, что Ломени хочет претворять в жизнь планы Тюрго. Мальзерб оставил свои гербарии – он один из лучших ботаников нашего времени – и согласился, спустя десять лет после отставки, стать членом королевского совета. Честное имя добропорядочного Мальзерба склонило на сторону проходимца Ломени очень многих из тех, кто раньше боролся с архиепископом. Думаю, теперь силы парламента и королевского двора уравнялись.
– Ничейный исход этой борьбы невозможен.
– Конечно.
– И долго это продолжаться тоже не может.
– Это могло бы тянуться сколь угодно долго, если бы в государственной казне имелись деньги.
– Но казна пуста.
– Пуста. И это толкает Ломени на решительные действия.
– Какие?
– Сила парламента в том, что именно он регистрирует в своих книгах эдикты короля. Без регистрации они незаконны. Ломени задумал учредить новый судебный орган для регистрации государственных законов и ведения важнейших судебных процессов – Пленарный суд. А парламентам останутся только самые незначительные судебные дела. Это лишит парламент его государственной роли, а заодно и главных доходов.
– Об этом уже известно?
– Нет, это самая главная тайна двора и Ломени.
– То есть никто из членов парламента не знает об этом плане?
– Это будет неожиданный и сокрушительный удар.
– Значит, Ломени победит?
– Вполне вероятно. Но кто бы не победил, выиграем все равно мы. Победа Ломени означает пятилетний заем в обмен на обещание созыва в 1792 году Генеральных Штатов. Но когда Генеральные Штаты соберутся, они обнаружат пустую казну – уж Ломени постарается употребить эти миллионы – и огромные долги. Долги по займам приведут к взрыву. А если победит парламент, это немедленный созыв Генеральных Штатов.
– И тоже взрыв, казна пуста, долги по старым займам Неккера и на войну за свободу Америки… Зачем же нам ждать до 1792 года?
– Нужно помочь парламенту?
– Конечно.
– Я думаю, достаточно сообщить о планах Ломени кому-нибудь из членов парламента и хитроумная интрига архиепископа провалится, утонет в скандале.
– Именно так и нужно сделать. Не стоит торопить события, срывать незрелый плод. Но, мне кажется, плод созрел.
– Созрел.
– Тогда нужно слегка тряхнуть яблоню…
Не ровен час…
А. П. Чехов.
Вменяемость представляется большею или меньшею, смотря по большему или меньшему значению условий.
Л. Н. Толстой.
– Турция начала войну с Россией? – переменил тему разговора верховный масон, который по внешнему виду казался старше.
– Войска еще не перешли границу, но ультиматум предъявлен, русского посла уже посадили в Семибашенный замок, что означает объявление войны. Дороги назад нет.
– Это свяжет силы России на год, а то и на два, особенно если в дело вступит Швеция…
– Густав III мечтает вести войска на Петербург.
– Скорее всего и Турция и Швеция ничего не смогут сделать. Но другого выхода у нас нет. Россию нужно вывести из игры… Хотя бы на год-два… Это рискованно… Как бы не получилось так, что Екатерина II приберет к рукам и Стамбул и Стокгольм…
– Тогда придется немедля снять ее с шахматной доски, как мы и намечали.
– О Соколовиче никаких сведений?
– Никаких.
– А об отречении Анны?
– Ничего. Думаю, Соколович все усилия направил на поиски отречения.
– А наш Маркиз, Полномочный Вестник Смерти?
– О, у Маркиза, видимо, все обстоит самым лучшим образом.
– С ним ведь нет никакой связи?
– Да, связаться с ним можно только в исключительном случае. Он действует самостоятельно. И следить за ним тоже нельзя. Он очень осторожен и жесток.
– Почему же ты решил, что у него все обстоит самым лучшим образом?
– По косвенным сведениям.
– Каким?
– Ну, во-первых, он женился на княгине Белосельской. Ее отец успел сколотить состояние во времена Бирона и вывезти деньги во Францию, он боялся, что оказавшаяся на троне императрица Елизавета отправит его в Сибирь, и предпочел Париж. Но капиталы отца растаяли. Дочь князя последние годы жила более чем скромно. Она перешла в католичество и в свои пятьдесят лет уже не мечтала о замужестве. Женившись на ней, Маркиз получит возможность официально въехать в Россию.
– Молодую чету не отправят в Сибирь за старые грехи отца?
– Старик давно умер от тоски по снегам России. Русские, как известно, очень сильно тоскуют по родине. Дела его забыты.
– А дочь не боится поменять цивилизованный Париж на дикую Россию?
– Дочь увлечена мыслями о приобщении страдающих во тьме невежества соотечественников к истинной религии.
– Когда она приняла католичество?
– Год тому назад.
– Тогда понятно ее рвение.
– Кроме того, маркиз купил несколько собраний картин. В его коллекции настоящие шедевры.
– Он приобрел их с какой-то целью?
– Маркиз никогда не увлекался собиранием живописи. Но он, конечно же, знает, что императрица Екатерина II скупает лучшие работы современных живописцев и старых мастеров. Картины художников рекомендует ее корреспондент, Мельхиор Гримм, называющий себя бароном. Этот проходимец неплохо наживается, подсовывая Екатерине ходовой товар за большие деньги. Видимо, Маркиз рассчитывает войти в доверие к императрице, выдавая себя за знатока и ценителя живописи. Если это так, то расчет верный. У Екатерины огромная коллекция, она хочет превзойти всех европейских монархов богатством своего собрания. Судя по всему Маркиз основательно берется за дело.
– Он всегда этим отличался.
– Жена русская католичка, живопись – все это вызовет интерес и послужит хорошей ширмой. Если Маркиз будет поставлять картины императрице, он найдет способ снять ее с шахматной доски как только это потребуется.
– Ты рассказал Маркизу об отречении Анны?
– Нет.
– Почему?
– Ну, во-первых, отречение никто так и не нашел. А во-вторых, я не хотел направлять Маркиза – он сразу бы почувствовал это. Маркиз не любит, когда его подталкивают к какому-либо решению. Он действует сам.
– Да, это верно.
– Об отречении Анны знает только аббат Фариа. От него, собственно, о нем узнали и мы сами. Когда он введет Маркиза в курс дела, то, естественно, расскажет ему об отречении Анны. И если Маркиз увидит развитие своей деятельности в этом направлении, он не упустит этот ход. Но это будет его решение. Ему на месте виднее.
– Ты прав.
– Он может найти ходы более сильные и результативные.
– Не исключено.
– Но все-таки мне кажется, что именно отречение Анны даст возможность взять ситуацию в России в свои руки.
– А если Соколович первым найдет отречение?
– Маркиз может контролировать Соколовича – он знает о нем. А Соколович и не догадывается о существовании Маркиза. Насколько я понимаю, Маркиз в первую очередь обеспечит себе способ в случае необходимости вывести из игры Соколовича. И если тот первым найдет отречение Анны, оно все равно окажется в руках у Маркиза.
– Ну что же, тогда за Россию можно не беспокоиться. А как события в Нидерландах?
– Там штатгальтер практически утратил власть. Король Пруссии хочет вмешаться, но как подчиненный в своей ложе ожидает разрешения.
– В другой ситуации пускай бы все шло своим чередом, но с учетом обстановки во Франции, лучше, если прусский король введет войска.
– Его сразу же поддержит Англия.
– И Франции придется либо ввязаться в конфликт, либо показать свою слабость.
– Не Франции, а Людовику XVI.
– Да. Людовику. Сила и слабость Франции относительны. Сколько сейчас французов?
– Миллионов двадцать пять.
– А армия?
– Тысяч двести они могут поставить под ружье. Но при пустой казне…
– Пустая казна не самое лучшее условие для ведения войны. Но и не самое главное. При сильном короле…
– Но король слаб.
– Это знаем только мы. Этого не знает даже сам бедный Людовик XVI, а его соседи и подавно. И французам пока не известно, что их король слаб. А он не просто слаб. Он – королевское ничтожество. И нужно, чтобы это поняли все. Так что пускай Пруссия вводит войска в Нидерланды.
О проекте
О подписке