Золотое бревно

Я свернула к северу, намереваясь посетить древний город Кхиткхин, который я не сумела исследовать, когда была нагой. Теперь, обретя человеческий облик, я могла поддаться этому желанию.

Мое путешествие в Кхиткхин заняло одну ночь и два дня. Я шла через джунгли, деревни, сады и возделанные поля и наконец оказалась в деревне Утапхао, кишевшей сколопендрами. Одна из них меня укусила, и я невольно вскрикнула. Мой крик, вероятно, услыхал сельчанин, потому что он тотчас выловил из протекавшей неподалеку реки краба, расколол панцирь и помазал его икрой ранку от укуса. Крабья икра сразу же уняла боль, и опухоль на моей укушенной ноге быстро опала. Сельчанин спросил, откуда я и куда направляюсь, и я рассказала ему, что пришла от отпечатка тени Будды, а направляюсь в Кхиткхин. У меня создалось впечатление, что раньше он не слыхал названия этого города, но больше вопросов он не задавал. Как только моя зажившая нога позволила мне продолжать путешествие, сельчанин вручил мне краба и посоветовал держать его под рукой, покуда я не вышла из деревни. Он сообщил мне, что обитавшие в деревне сколопендры боялись крабов, поэтому каждый тамошний дом охранялся амулетом из связки крабов, которые их отпугивали.

Сельчанин также сказал мне, что прямо под тем местом, где я сидела, протекала подземная река. Он указал на торчавший из земли кол: это была, по его словам, мачта затонувшего торгового корабля. Если верить преданию о кораблекрушении, в древности эти земли принадлежали колонии крабов, но позднее к ним вторглась целая армия сколопендр, вынудившая крабов скрыться в реке. Время шло, эту землю заселили люди, вынудившие сколопендр разбрестись по округе. В ходе захвата этих земель люди убивали сколопендр и оказались укушены. Но затем они обнаружили целебную силу крабьей икры и начали вылавливать их для лечебных целей. Крабы решили отомстить сколопендрам и стали убивать сколопендр, попадавшихся им на пути. Однажды по реке проплывал торговый корабль, и крабы, выплывшие на поверхность воды, по ошибке приняли вздымавшиеся весла за ножки сколопендр. Крабы напали на корабль и затопили его, и это событие до сего дня наводит ужас на сколопендр. Зная об их вражде, местные жители стали носить с собой крабов, куда бы они ни направлялись, дабы защитить себя от кусачих сколопендр.

Рассказ сельчанина показался мне убедительным. Поблагодарив его, я продолжила свой путь к Кхиткхину. Выйдя из Утапхао, я бросила краба обратно в его родную реку.

Мое путешествие вновь привело меня к реке Пасак. Во время сухого сезона, когда воды почти не было, реку можно было легко перейти вброд, теперь же, однако, она стала полноводной. Так, я не могла пересечь реку, чтобы добраться до Кхиткхина, поэтому я решила идти вдоль русла к старому городу Сарабури, в ампхё, известный под названием Сао Хай. Раньше, перед тем, как этот ампхё стал называться Сао Хай, его знали как деревню Пхай Лом Ной. Откуда же взялось название Сао Хай? Что ж, дети, сейчас я вам расскажу.

Я встретила там человека, который предложил бесплатно перевезти меня за другой берег в своей лодке. Сначала он держался со мной радушно и дружелюбно. Он поинтересовался, откуда такая молодая женщина могла знать о городе Кхиткхин и есть ли у меня муж и дети. Он греб веслами, а его глаза так и шарили по мне. И я начала сомневаться, что ему можно доверять. Он все задавал и задавал вопросы: не чувствует ли себя одиноко «такая молодая женщина», путешествуя одна? «Такая молодая женщина», конечно же, не сможет сама вернуться в деревню Пай Лом Ной, и он предложил подождать меня у реки, пока я не вернусь из Кхиткхина. Когда же мы доплыли до противоположного берега, я сразу выскочила из лодки на берег и, поблагодарив его, бросилась наутек.

Города Кхиткхин, который я помнила с тех времен, как была нагой, более не существовало. Когда-то он был многолюдный, но теперь оказался совершенно заброшенным. Древние постройки обрушились друг на друга и были погребены под землей, засыпавшей поля и сады прежних жителей. Мертвое прошлое утонуло в глубинах почвы, похороненное живым урожаем настоящего. Древний город превратился в крохотное святилище посреди возделываемых земель.

Все меняется… И перемены неизбывны.

Момент, когда я стояла там, был началом правления короля Рамы I в королевстве Раттанакосин. Сарабури стало поселением военнопленных, чье число пополнялось после каждого сражения, выигранного сиамским королем, – людей брали в плен, изгоняя из их домов в Лансанге и Чиангсэне. Эти места стали родными для многих лаосских и вьетнамских общин, не говоря уж о монахах и кхмерах, пришедших сюда до них. Сарабури сохранило так и не исчезнувшие пласты историй и народов; здешние уроженцы вступали в браки с лаосцами, вьетнамцами, монами и кхмерами, производя на свет поколения этнически смешанных жителей, которые потом и стали тайскими гражданами, какими мы их знаем сегодня. Люди ведь не определяются только своей этнической принадлежностью, они также определяются своим гражданством, которое дается по месту жительства. Они – тайцы, потому что населяют тайскую землю. Эта земля была свидетельницей тому, как приходили и уходили целые поколения, воздвигались и рушились королевства, создавались и пересматривались союзы, была свидетельницей перемен, которые происходят снова и снова и будут происходить.

На месте у берегов реки Пасак, где я стояла, вернувшись из города Кхиткхин, во время правления короля Рамы I королевства Раттанакосин находился город, плотно заселенный народом лао. Естественно, названия храмов, каналов, болот, холмов, общин, деревень, тамбонов, ампхё и городков часто менялись, отражая национальную принадлежность тех, кто тут жил. Названия эфемерны, они имеют обыкновение меняться с течением времени. Лаосские названия сменились названиями тайскими: храм Саном Лао стал храмом Тхай Нгам (а потом он обрел искаженное название храм Сай Нгам). Деревня Саном-Лао стала деревней Нонг Саном, тамбон Салари Лао стал тамбоном Салари Тхай, тамбон Мыанг Лао стал тамбоном Мыанг Нгам, и так далее, и тому подобное.

Названия мест также меняются, подстраиваясь под контекст эпох. Там, где живут смешанные этнические группы, часто возникают конфликты и разногласия, и тривиальное недопонимание может вылиться в полномасштабную дискриминацию. В подобных обстоятельствах населенные пункты иногда получали новые тайские названия в попытке пригасить или предотвратить будущие конфликты. Честно говоря, меня все это озадачивало. Все эти люди были рождены из лона смешанных предков, и они называли себя тайцами только потому, что так было записано в их официальных документах. Они пользовались этими документами, чтобы оправдать свою ненависть и свои предрассудки, не осознавая, что понятие гражданства пришло много позже. Вы же все люди, у всех вас одинаковая красная кровь, и вы в равной степени обречены проделать один и тот же путь: рождение, старость, болезнь и смерть.

Вы помните деревню Тхап Кванг, где находится пещера с наскальными изображениями Бодхисатв? Я уже сказала вам, что тот ампхё назвали в мою честь в ту пору, когда я была оленем, дожидавшимся отшельника у входа в пещеру. Впоследствии, когда в той деревне поселились в основном лаосцы, ее название изменилось на деревню Лао. Что, впрочем, неудивительно, это название послужило поводом для конфликта между жившими там людьми, поэтому название Тхап Кванг решили вернуть.

Вот что я вам скажу: это не единственное поселение, чье название отчасти имеет отношение к моей личной истории. Но пока хватит. Поговорим об этом позже.

А теперь давайте вернемся к тому моменту, как я стояла у берегов реки Пасак, возвратясь из города Кхиткхин. Стараясь держаться подальше от того места, где я оставила сомнительного человека с лодкой, я пошла другой дорогой и шагала, покуда не добралась до околицы деревни Пай Лом-Ной. Покуда я бродила по густым джунглям, вечернее небо подернулось тьмой, поглотив и меня. Я решила остановиться на ночлег на берегу реки, а на рассвете снова отправиться в путь.

К вечеру джунгли наполнились множеством звуков: стрекотом сверчков и прочих насекомых, стоном и ревом животных, хлопаньем крыльев. За кустами маячили чьи-то тени, а дикие звери, вышедшие на охоту, сверкали красными глазами. Я не боялась, поскольку нашла укрытие под огромным тиковым деревом. Под ним царила тишина, и я слышала только ласковое и нескончаемое журчание протекавшей поблизости реки.

Но вдруг до моих ушей донесся чей-то далекий крик. Он становился все ближе и ближе, и вскоре я поняла, что это кричала женщина и что доносится звук с середины реки Пасак. Я встала и, взглянув на реку, увидела ее лежащей верхом на всплывшем бревне. Странное было зрелище: бревно не шевелилось, несмотря на течение, а эхо ее криков летело вверх, словно прорезая джунгли насквозь.

Я вышла на берег и позвала ее.

– Моя дорогая, что вызвало у тебя такую горькую печаль, что ты плачешь посреди реки?

Женщина на мгновение умолкла и взглянула на меня, после чего коротко всхлипнула.

– Прошу тебя, подплыви к берегу, дорогая, чтобы мы могли поговорить, – сказала я ей.

От ее странной позы почему-то было тревожно. Бревно было огромное, но при этом было совершенно неподвижно и без труда удерживалось на поверхности невзирая на мощный поток воды. «Эта женщина, – подумала я, – вероятно, дух-хранитель этого тикового дерева».

Она приняла мое приглашение и вдруг появилась прямо передо мной. Ее лицо было скрыто длинными вьющимися волосами, но вот она убрала волосы, заткнув их за уши, и моему взору предстало поразительной красоты лицо, затуманенное печалью.

Она рассказала мне, что была хранительницей Золотого Тикового дерева, в котором прожила тысячу лет в далеких джунглях. Однажды кто-то пришел к ее дереву и попросил дозволения его срубить. Люди восхищались его изящным стволом и красивой кроной, и надеялись сделать из его ствола городской столб в новой столице Раттанакосин, проведя церемонию возведения лак мыанг^[43]. Женщина с радостью дала им такое дозволение, зная, сколь благодатной чести она их удостоила. Люди срубили дерево и сняли с него кору, обнажив сияющую древесину внутри. Они вместе спустили ее вниз по течению реки Пасак, и поток унес ее к городу Раттанакосин. Однако перед тем, как она достигла города, ей сказали, что для городского столба Раттанакосина уже срубили другой ствол. Застряв посреди реки, даже не надеясь на помощь, она решила, гребя руками, отогнать голый ствол обратно вверх по течению, но все ее усилия были тщетными. И к тому моменту, как бревно доплыло до деревни Пхай Лом, она была вне себя от горя. Она не сумела выполнить задуманное и добраться до города, но и вернуться в джунгли ей тоже было не по силам. Ей было суждено навсегда остаться на застрявшем посреди реки бревне.

– О, моя дорогая, – воскликнула я. – Я тебе так сочувствую! Как и ты, я однажды была хозяйкой дерева, до того как преобразилась в человека благодаря чудотворной силе Будды; и, как и ты, я тоже лишилась своего дома. Мы с тобой оказались в схожих обстоятельствах, позволь же мне поплыть с тобой вверх по течению, туда, где ты раньше обитала.

Она слабо улыбнулась мне и восславила меня за мое великодушие, а потом сказала, что слишком ослабела, чтобы еще куда-то плыть. Она отплатила за доброту, направив меня к покинутой лодке, причаленной у берега неподалеку. В ней я, как и хотела, смогу уплыть вверх по реке.

Мы завершили нашу беседу и обменялись сердечными словами благодарности. Женщина вернулась на свое дерево, застрявшее посреди реки. А я, не двигаясь с места, какое-то время наблюдала за ней: улегшись, она вновь зарыдала, и пронзительный вой прорезал окрестные джунгли и горы, деревни и городки. А затем она исчезла в глубинах реки Пасак, забрав с собой свое бревно Золотого Тикового дерева.

Жители деревни Пай Лом Ной начали слышать посреди ночи женский плач. Шли дни, месяцы и годы; деревня стала известна под названием Сао Хай, или «деревня плачущей женщины». Я не была единственная, кто ее там встретил; жители деревни тоже знали ее. В конце концов, благодаря молве, название той деревни изменилось на Сао Хай, или «деревня плачущего бревна». Так она называется и по сей день.

Жители деревни сговорились вызвать дух женщины из реки и выстроить на земле святилище для него, дабы все жители той деревни смогли бы воздавать ей почести. И казалось, что женщина Золотого Тикового дерева избавится от своих страданий и обретет наконец покой. Однако прошло еще 170 лет, прежде чем была проведена церемония. Золотое Тиковое бревно ушло на дно реки во время правления короля Рамы I, и было найдено только в 1958 году, во время правления короля Рамы IX.

Когда жители деревни отыскали его, оно совсем обветшало. После 170-летнего пребывания в водах реки Пасак оно все было покрыто шрамами и морщинами. Его кора, некогда гладкая и свежая, теперь поблекла. И что было еще заметнее, время сжало и исказило его, оно существенно уменьшилось в размерах. Оно сильно изменилось с тех пор, как я его впервые увидала.

Подняв бревно со дна реки, они положили его в золотой лист в знак своего почтения к женщине; покров из чистого золота сделал реликвию еще более священной. Люди покрыли золотом и выкрасили все бревно, преобразив ее физическое тело так, как они переписали заново ее легенду. Более того, появилось великое множество преданий и домыслов, пытающихся объяснить, почему ей не дали присутствовать при закладке Раттанакосина. Кто-то говорил, что речной поток был слишком медленным и не смог вовремя доставить ее к городу (осуждая ее за то, что она слишком долго плыла по течению), другие же отмечали, что ее бревно было кривым на конце (осуждая ее за собственное несовершенство). Хотя зримые свидетельства того, что ее бревно и впрямь было кривым на конце, были налицо, есть свидетельства, что для возведения городского столба отбирались лишь самые красивые стволы. Сарабури всегда славился своими несравненными деревьями. И не кажется ли вам странным, что люди выбрали уродливое бревно с искривленным концом для священного столба вместо того, чтобы выбрать из всех самое совершенное? Вы понимаете, о чем я?

Вот что я вам скажу: ствол Золотого Тикового дерева был безупречным. Я видела его своими глазами в ту ночь, когда повстречала плачущую женщину. Когда бревно вытащили из реки, оно было искривлено от условий, в которых находилось долгие годы. Высохший голый ствол повредили долгое пребывание в воде и время. Это вполне естественно, что свежая древесина уродуется при усушке, а ведь нашли бревно спустя 170 лет после его затопления. Так, люди начали выдумывать всякие небылицы про плачущую женщину, и записали в хрониках, будто ее дерево всегда было таким уродливым. Это вам кажется честным?

А вот что я думаю. Позвольте мне вам сказать, что легенды, которые люди рассказывают о Сао Хай, сплошь выдумки. Вы сами можете выбирать, чему верить, но да будет вам известно, что женщина Золотого Тикового дерева и я пострадали от схожих обстоятельств, и я чувствую, что вправе говорить за нее.