Глава 3

Едва стеклянная дверь закрылась за спиной, Камилла почувствовала себя увереннее. Словно ничего и не произошло, словно не спускалась она по этим узким ступеням каких-то пять минут назад, если верить цифрам на экране мобильного телефона. Может быть, это все привиделось ей в том же сне, а мозг просто запутался… Она вновь вынула из кармана серебристо-сиреневого плаща записку с адресом и задумалась. Никита, которому не терпелось поскорее увидеть новые места, тянул ее вторую руку то в одну сторону, то в другую. А Камилла растерянно стояла в центре незнакомого мегаполиса, не замечая движения других людей и разноцветных автомобилей. Все нити, связывающие ее с привычным миром, спутались в сложном узле, который предстояло распутать, чтобы вернуть то, что осталось за дверью.

Мимо нее пролетела стая голубей. Провожая их взглядом, Камилла заметила, как из-за крыши выглянуло солнце. Россыпь золотисто-розовых бликов украсила мостовую, скользнула по молодым листьям высоких дубов и опустилась на плечи Никиты. Переполняемая нежностью, она обняла его, будто обнимая само солнце. Никита в ответ прижался к матери, возвращая ей ласку. Это помогло ей вернуть несколько разбросанных пазлов прежней жизни по местам, рассеивая загадочный туман, в который облачился голос прошлого.

Когда они вернулись в отель, Максим уже одевался. Аня заплетала волосы, точь-в-точь, как мама, и рассматривала свое отражение. Вглядываясь в свои темно-серые глаза, унаследованные от Камиллы, она пыталась прочесть в них что-то, что помогло бы понять себя. Вступление в переходный возраст давалось ей непросто. Казалось, что детство осталось навсегда за бортом, а впереди простиралась мгла, укрывшая некогда знакомые горизонты. Все простое стало очень сложным и требовало тщательного анализа и пересмотра новым взрослеющим взглядом. А трепетное сердечко все так же мечтало о заботе и ласке родителей, которых так отчаянно прогонял из жизни разум.

Увидев в зеркале маму, Аня смутилась, ссутулилась и сделала вид, что пытается вытащить соринку из глаза. Камилла, мало что замечая этим утром вокруг, обменялась парой фраз с родными и скрылась под потоками прохладного душа.

Дорога к крепости Кенигштайн, о которой несколько месяцев мечтал Никита, оказалась гораздо более короткой, чем они ожидали. В начале пути они с интересом смотрели сквозь открытые окна арендованного внедорожника, жадно впитывая все, что попадало в их поле зрения. Но вскоре, свернув на автостраду, дети уснули, а Камилла сделала вид, что изучает карту, просматривая один и тот же отрезок несколько минут.

– Что ты там пытаешься найти? – наконец, не выдержал Максим, наблюдая за женой. – В нашем веке за тебя думают навигаторы. Подай, пожалуйста, футляр с очками в бардачке, в правом углу.

Камилла сложила карту и потянулась за бутылкой воды, что лежала в дверце.

– Открыть? – спросила она, ухватившись за пластиковое горлышко. Максим, обгоняя грузовик, кивнул и потянулся за очками, чуть не пролив воду на сидение.

Бросив на Камиллу сердитый взгляд, он промолчал, пребывая в раздражении до конца пути. Как можно быть такой рассеянной? Она и раньше, бывало, путалась в словах и действиях, а сегодня превзошла саму себя. Воспитанный в строгости, Максим привык уважать и ценить порядок во всем, находя в нем желанный покой. Стоило чему-то выбиться из строя, как он тут же бурно реагировал и стремился во что бы то ни стало вернуть все по своим местам. И только потом облегченно выдыхал и продолжал заниматься привычными делами, давным-давно ставшими бесцветными от спертого воздуха его упорядоченного пространства.

Завидев крепость издали, Камилла воскликнула: «Смотрите!». Дети проснулись и, как только папа припарковался на автостоянке, выскочили из машины и побежали вперед, несмотря на достаточно крутой склон. Подойдя вплотную к величественным каменным стенам высотой до двухсот сорока пяти метров, они встали, задрав головы, в молчаливом восхищении. Было что-то особенное в этом моменте. Словно они стояли на границе истории и каждый следующий шаг будет отбрасывать их назад, во времена саксонских королей и герцогов. Максим с детьми отправился за билетами, а Камилла осталась одна у входа, наблюдая за удаляющимися фигурами членов ее семьи. К ней снова и снова возвращалось необычное ощущение чего-то незнакомого, покачивая ее мировосприятие, как на мягких волнах. И это не причиняло никакого беспокойства, напротив, манило к погружению в глубину, растворяясь в ней и становясь ею. И, когда оживленное семейство вернулось с картонными билетами, зажатыми между пальцев, Камилла приняла решение поддаться зову и позволить себе увидеть то, что, по ее мнению, укажет путь к переменам. Но не сейчас. Сейчас она нужна была целиком и полностью здесь, веселой мамой и женой, создавая атмосферу беззаботности и украшая детство детей яркими воспоминаниями.

Они прошли по каменному подвесному мосту и вошли в ворота. Взяв мужа за руку, Камилла подошла к самому краю крепости. От высоты и величия захватывало дух. Под ними проплывали легкие, полупрозрачные облака, а под ними простирались живописные рапсовые поля, лента Эльбы, за которой начиналась Чехия, и маленькие городки в долине реки. Прямо под ногами пролетела чайка, а за нею еще несколько. Наблюдая за их полетом, Камилла на мгновение почувствовала себя птицей, взмахивающей сильными крыльями и рассекая ими воздух, набирая высоту. Одновременно с этим, она ощущала себя и рекой, отражающей небо, и деревьями, по корням которых протекала энергия из недр земли, поднимаясь к макушкам… Она стала всем – всего на несколько секунд, измеряемых вечностью. Камилла удивленно наблюдала за изменениями в теле, казавшимися чем-то нереальным и невозможным. С ее глаз словно исчезла пелена, будто окна с мутными стеклами, наконец, распахнулись, и краски мира стали яркими и сочными. Где-то меж измерений, иногда мелькали едва уловимые формы, цвета, запахи, дразня и маня ее, то появляясь, то исчезая… Камилле удалось поймать быстро промелькнувшую мысль о том, что настолько живой она была впервые. И что, как прежде, уже не будет.

– Мама, смотри, какая пушка! – воскликнул Никита и, смешно нахмурившись, принялся играть в артиллериста. Вскоре к нему присоединились двое других мальчишек и увлекли его в новую игру по завоеванию замка.

Камилла с улыбкой наблюдала за ним и за Аней, которая воспользовалась паузой, чтобы побыть наедине со своими мыслями. Она немного отошла в сторону и задумчиво вглядывалась вдаль. Камилла залюбовалась ею, стараясь не подавать виду, что наблюдает за дочерью. Максим, изучив таблички с историческими данными этих мест, подошел к супруге и спросил:

– О чем задумалась?

Камилла повернулась, встретилась с ним глазами и быстро отвела взгляд. Готовая делиться с ним всем на свете еще вчера, она вдруг испытала дискомфорт от появления Максима в ее личном пространстве. Хотелось укрыться с головой и еще немного побыть в одиночестве, но такой возможности не было. Она нехотя ответила:

– О том, как быстро растут дети. Только посмотри на Анюту. Маленькая женщина, не догадывающаяся о том, как она прекрасна. Она будто стесняется себя все время. Я думаю, как подобраться к ней поближе и попробовать помочь справиться со смущением.

– А надо ли? Время само справится с этим и расставит все по местам. Вспомни себя в ее возрасте. Наверняка, тебе тоже хотелось поскорее отделиться от родственников и попробовать свои силы. Я бы лучше не лез к ней пока. Думаю, она придет, когда захочет нашего участия. И Никите бы поменьше внимания. А то вырастет изнеженной барышней.

Камилла сверкнула глазами. Ставни с мутными стеклами вновь с шумом закрылись перед нею.

– По-твоему, настоящими мужчинами становятся только в спартанских условиях? Он еще совсем ребенок, ему нужно много любви для гармоничного развития. И от отца бы тоже не помешало внимание.

Максим вспыхнул еще быстрее:

– А я, по-твоему, его не уделяю? Если я не бегаю кудахтающей курицей вокруг своего выводка, подобно тебе, это не означает, что я не участвую в воспитании. Меня родители воспитывали совсем иначе. Никаких сюсюканий, никаких часовых бесед, и ничего. Они работали с утра до ночи, а сестре было не до меня. Поскучал немного и занялся своими делами. А ты своим подходом делаешь их избалованными и требовательными.

Загоняя обиду поглубже, Камилла сделала небольшую паузу, чтобы не поссориться. Затем плавно выдохнула и ответила:

– Меня отец тоже не очень-то баловал. После смерти мамы мною мало занимались, но я отдала бы все на свете за порцию любви от него. Ему, наверное, тоже казалось, что так он воспитает самодостаточную дочь без лишних сантиментов, но я видела и ощущала на себе, как он ошибается. Убивать чувственность – преступление. Это все равно, что вкопать забор между своим ребенком и Богом, вместо того, чтобы познакомить его с ним через любовь. И, если ты не хочешь этого делать, то хотя бы не мешай мне.

В это время подошел Никита и попросил воды. Максим в раздражении смотрел на сына и ненавидел себя за свои чувства. Глубокая детская рана, о которой он старался забыть, была вскрыта и болела, затуманивая разум. Он жаждал справедливости, ища в нем исцеление. В то время, как исцеление хранилось в любви, томившейся в закрытом сердце.

На протяжении всего пути в отель, в машине царило молчание. Для Ани оно было привычным и комфортным, и она с удовольствием пользовалась моментом, чтобы на фоне мелькающих машин автобана продолжить путешествие по внутреннему миру. Никита утомился от долгой ходьбы и бега по спускам и подъемам внутри крепости и сладко дремал. Максим направил все внимание на дорогу, желая поскорее забыть неприятный спор с Камиллой. А Камилла пыталась отыскать калитку в сознании и вновь погрузиться в сказку, которая отныне была для нее более реальной, чем все, что она знала прежде.

Глава 4

Что это было? Те дни долгожданного отпуска, что утекли сквозь пальцы, как ни старалась Камилла наполнить ими ладони и освежить лицо, смыв с него разочарование… Один за другим, перед ней сменялись пейзажи, здания, люди, а внутри все словно застыло, и даже крик не мог прорваться сквозь плотное пространство ожиданий. Она все смотрела на Максима и взглядом просила его: «Впусти!». Но он не желал замечать и лишь в очередной раз проверил надежность замков, охраняющих его внутренних мир от чужаков.

В конце концов, наступил момент, когда Камилла сдалась. Отрываясь от земли, крепко пристегнутая к креслу самолета ремнем безопасности, она отрывалась и от мужа, с удивлением обнаруживая прилив сил к ослабленному борьбой телу, и тотальное спокойствие. Будь, что будет. А сейчас – неоновые облака, в которых так хотелось раствориться навсегда. И никакие ремни не способны были удержать вырвавшуюся на волю душу, улетевшую туда, где рождается новый день.

Максим посмотрел в иллюминатор и залюбовался точеным профилем жены. Ее губы дрогнули в улыбке, и по лицу растекались покой и сияние. Он вспомнил, как впервые любовался ею спящей на втором свидании, когда она уснула на его плече под утро на парковой скамье под тусклым фонарем в густых ветвях тополя. Максим подавил в себе желание прикоснуться к ее мягким волосам и потерять в их блеске накопленную тяжесть прожитых лет семейной жизни. Вспоминая себя в юности, он недовольно поморщился. Возвращаться к тому незрелому состоянию, когда любая мелочь могла выбить из равновесия, он не желал больше никогда. Это означало разрушить мир, который Максим годами выстраивал в себе, наполняя его удобством и укрепляя стены, и вновь очутиться на холодном ветру без одежды, как он ощущал себя в молодые годы. Камилла жаждала этого – он понимал, но все больше воспринимал ее как врага, который покушался на его комфорт. И, несмотря на теплые чувства к ней, продолжал держать дистанцию до тех пор, пока ее попытки не завершатся.

– Папа, а долго нам еще лететь? – спросил Никита. Он обожал самолеты и мечтал о том, чтобы этот полет длился вечно. Ну или хотя бы еще пару часов.

Максим посмотрел на часы и ответил:

– Минут через двадцать начнется посадка. Потерпи немного.

Никита вздохнул и повернулся к сестре. Аня что-то записывала в своем блокноте с кружевом и лентами, о котором знал только Никита. В нем хранились девичьи переживания и первые стихотворные строки, как правило, робко выглядывающие неровным почерком из внутренних уголков дневника. А рядом с ними причудливым узором закручивались чернильные спирали, становясь рамкой для стихотворений, словно бы добавляя защиты от посторонних глаз.

– Что пишешь?

– Ничего, – спина Ани стрункой вытянулась вверх. Она посмотрела на родителей и, поняв, что они не смотрят в ее сторону, добавила: – Хотела записать свои мысли о Германии. Мне понравилось, особенно дворец, а тебе?

Никита обрадовался возможности снова поговорить об их завершающимся путешествии и возбужденно ответил:

– А мне пушки в Конишае… Коних… в крепости, вафли с кедровым мороженым, фонтаны возле того черного здания, еще… эээ… – приятные воспоминания столпились в одну кучу, и стоило немалых усилий, чтобы разложить их по местам.

– Мама только была грустной, – задумчиво сказала Аня. – Ей, наверное, было скучно с нами.

Никита отвлекся от загибания пальчиков и стал серьезным.

– Это папа ее обидел. Я слышал, как он ругал ее за что-то, а потом она плакала.

– Плакала? Мама? – удивилась Аня. В последний раз она видела мамины слезы лет пять назад, когда маленький Никита перевернулся и упал с дивана, сильно ударившись головой о пол.

– Ну да. Она часто плачет. Когда никто не видит. Но я вижу и слышу иногда. По-моему, папа нас не любит.

Аня закусила губу, чтобы самой не расплакаться. И сделала вид, что рисует узоры в блокноте, чтобы не продолжать эту тему. Но ей хотелось поскорее отвлечься от грустных мыслей, и поэтому она спросила:

– Как думаешь, кем мы станем, когда станем взрослыми? Я вот, например, хочу быть танцовщицей и выступать на сцене. Но мне уже поздно учиться… А ты?

– А я буду строить самолеты, – мечтательно ответил Никита. – А потом полечу на них в космос.

Аня хихикнула:

– Для космоса ракеты нужны. А зачем тебе в космос? Там скучно.

– Скучно?! Это здесь скучно. А там… – он посмотрел в иллюминатор и забыл, что хотел еще сказать. Он уже улетел в те же края, где наполнялась кристальным светом звезд его мама.

Ступив вновь на землю, Камилла прислушивалась к себе и все больше чувствовала разницу между тем, какой она улетала, и тем, какой вернулась. Похоже, в набитом чемодане в грузовом отсеке авиалайнера нашлось место для уверенности в себе и чему-то еще, чего пока она не понимала. Что-то, похожее на ключ, который подходил ко всем замкам всех миров, отныне лежало в потайном кармане, согревая ее приятным теплом. И даже холодный сырой ветер, что пронизывал всех зевающих пассажиров, не вызывал в ней дрожи. Камилла по очереди смотрела на каждого члена ее небольшой семьи и таинственно улыбалась каждому. И лишь Никита улыбнулся ей в ответ, да так широко, что все те, кто стоял рядом, не удержались от удовольствия растянуть сжатые губы в такой же широкой и заразительной улыбке, как у этого очаровательного мальчугана.

Глава 5

Возвращение к рабочим будням оказалось более легким, чем ожидала Камилла. Она с радостью нырнула в привычный круговорот дел и возобновила подготовку к новому учебному году. После того, как ее, кандидата философских наук, назначили заместителем декана университета, обязанности стали угрожать ей дефицитом времени на погружение в любимую науку, похожую на лазурную бесконечность океана, обнимающего нашу планету. Бесконечность, в которую впадают все науки, события, эмоции… все существующее на земле. И плыть в которой Камилле являлось величайшим удовольствием. Но теперь все больше внимания требовали безликие бумаги, сквозящие пустотой. И лишь предвкушение лекций и семинаров с отдохнувшими за лето студентами помогало ей сохранять бодрость и вдохновение.

В один из тех дней, после которых единственное, чего хочется, это всего лишь порция здорового сна, Камилла получила долгожданную посылку. Расправившись с полиэтиленом, который буквально вцепился в деревянную коробочку, Камилла ахнула от восторга. Внутри, среди декоративной соломы, хранился ее кулон, а рядом маленькая свернутая записка, которой она обрадовалась даже больше, чем возвращенному украшению. В ней аккуратным почерком было выведено: «Надеюсь, помог. Артур». Затем она присмотрелась к изделию: внутри аквамаринового сердца сияло маленькое сердечко из платины или белого золота. Артур вырезал из кристалла половинки фигуры, символизирующей любовь, и аккуратно залил драгоценным металлом получившуюся емкость, соединив кулон вновь в одно целое. Затем он поместил голубое аквамариновое облако в серебристую оправу из того же металла, закрепив его в нем изящно и надежно. Камилла была поражена мастерству, с которым Артур справился с задачей. Она нашла на почтовом пакете его адрес и телефон и быстро набрала цифры на запотевшем экране мобильного телефона. Но нажать на кнопку вызова оказалось непросто. Дыхание сбилось, горло сжалось, а по животу пустили разряды электричества. Камилла отложила телефон и нахмурилась. Посидев минуту без движения и восстановив дыхание, она решительно позвонила Артуру. Но когда в трубке послышался до головокружения знакомый голос, решительность, откланявшись, быстро спряталась за кулисы.

– Здравствуйте! Могу я услышать Артура?

Ей не хотелось признаваться ему в том, что она запомнила его голос. Глупо? Да, пожалуй. Но об этом она подумает потом.

– Добрый вечер, Камилла! Это я. Вы получили изделие?

– Да… И хотела поблагодарить. Это восхитительная работа! Как Вам удалось?

Камилла почувствовала, как Артур улыбнулся. А потом прошел несколько шагов до окна и посмотрел на пунцовый закат. И сама сделала то же самое.

– Я старался, – только и ответил он. Обсуждать профессиональные тонкости ему не хотелось. – Так что там у вас сегодня в меню в столовой?

Камилла усмехнулась и перечислила блюда, которые были в обед.

– Отлично! Выезжаю, – услышала она в трубке за секунды до коротких гудков. Телефон снова запотел, а ноги стали чугунными.

На том работа и остановилась. Документы с разработками учебной программы остались пребывать в хаотичном порядке, вперемешку с канцелярскими предметами. А ветерок, с которым Камилла умчалась после короткого сообщения, разбросал их еще сильнее.

Спускаясь по лестнице, она увидела, как из стеклянных дверей в холл университета вошел Артур. Он с ностальгией огляделся вокруг и, заметив Камиллу, быстро подошел к ней, улыбаясь озорной мальчишеской улыбкой.

– Еще раз здрасьте! Ничего, что я так нагло напросился?

Камилла смотрела на него, избегая прямого взгляда в глаза, чтобы не выдать своего волнения. Она была уверена, что ее лицо отражало все, что творилось внутри, и впервые за всю жизнь пожелала оказаться в парандже.

– После того, что Вы сделали? Да я готова всю жизнь приглашать Вас в столовую и кормить с ложки, рассказывая сказки.

Ну вот, еще одна глупость полетела снарядом в его впечатление об ее интеллекте. «Молчание – золото», – повторяла себе Камилла. Но молчать не хотелось.

– Мне хотелось бы поблагодарить Вас не только на словах, но и материально. Примите, пожалуйста, – сказала она, когда они сели за дальний белый столик у окна, и протянула конверт. Но Артур отказался, молча покачав головой. Тогда она продолжила:

– Мне неловко. Чем я могу порадовать Вас в ответ?

Артур пристально посмотрел ей в глаза и ответил серьезнее, чем хотел: