Октябрь, 2 число
Рано-рано утром спозаранку… Да, хотелось бы мне, как тот водитель, отправиться в путь с песней, но дождик зарядил с ночи. Поэтому мы собирались молча. Какой-то странный груз лежал на душе. Будто чудилось – я никогда больше не увижу остальных, если сейчас уеду.
Мужчины приготовили лошадей, Ратмир лично оседлал Асель, настроение у которой было поистине двоякое. Верблюдица ворчала, как столетняя старуха:
– Куда тащиться в такую погоду… Не понимаю! Подождали бы солнышка… Вот у меня на родине всегда светило солнышко…
Ратмир рывком затянул подпругу, Асель выдохнула и громко фыркнула, плюясь:
– Аккуратнее, человечишка! Клянусь, всем ноги переломаю, кого встречу по дороге!
Резвый заржал:
– Да ты первая под кустик побежишь прятаться!
– Ты меня сейчас трусихой обозвал?! – Асель рванулась из рук Ратмира, и он зло шлёпнул её по крупу:
– А ну не балуй!
– Асель, успокойся, – устало сказала я. – Резвый, а ты не задирай её.
– Опять ссорятся? – усмехнулся Ратмир. – Вот уж правда, как кошка с собакой.
– Это у них игра такая: кто кого переспорит, – отмахнулась я. – Неспокойно мне что-то.
– Сама же затеяла разведку.
Муж развернул меня лицом к себе, заставил взглянуть в глаза. Я пожала плечами:
– Не знаю, почему. Может, предчувствие, а может, просто женская истерика.
– Истерика… – пробормотал он и приник губами к мом губам. Оторвавшись от долгого поцелуя, сказал почти весело: – Я тебя не узнаю, моя княгиня! Ты же всегда была рассудительной и вела нас твёрдой рукой туда, где безопасно. Теперь что, боишься?
– Боюсь, – призналась почти неслышно. Муж огладил ладонью мою щёку и сказал:
– Ты не должна бояться, когда я рядом с тобой.
– За тебя и боюсь, – улыбнулась.
– Едем аль что? – раздалось за спиной. Обернувшись, я увидела Тишило и Бусела, которые сидели в сёдлах, накрытые плотными покрывалами, которые женщины поселения умели ткать так, чтобы дождь соскальзывал с них. Точно такое же покрывало дали мне, и я закуталась в него, спрятав Ярика, но оставила просвет, чтобы сын не задохнулся.
– Едем, – ответила им, поискала глазами остальных. Моки сидел на самом маленьком жеребчике, сверкая глазами из-под покрывала. Индеец так радовался походу, что и мне мгновенно передалось его возбуждение. Всё будет хорошо. Обязательно. Мы найдём первую жизнь и вернёмся!
Вместе с нами на пятой лошади ехал Хосе – испанец-конкистадор, которого на поле битвы с индейцами полумёртвым нашла цыганка. Был он крепким и коренастым, в седле держался так, будто мать его там и родила. Кривые ноги колесом выдавали бедняка, в детстве подверженного рахиту, но Хосе обожал лошадей, а лошади очень любили его, сами мне признавались в этом. Был он вооружён длинным копьём и управлялся с ним ловчее любого из моих воинов. Говорил мало, в основном, отрывистыми «да» и «нет», зато в деле не было лучше его. Мне нравился Хосе, потому что я в нём чувствовала человека ответственного и работящего.
Моки же был слегка раздолбаем. Конечно, трудился он на всеобщее благо вместе с другими, но не прочь был позубоскалить и потрепаться. Вот и сейчас он улыбнулся белыми зубами, сказал мне:
– Раньше выедем – раньше вернёмся!
– Согласна, – усмехнулась. – Асель, ляг, пожалуйста, чтобы я смогла сесть в седло.
Моки недоверчиво прищурился, Хосе поперхнулся. Они уже знали, что я лечу людей, но пока ещё не успели привыкнуть к тому, что животные понимают меня, а я понимаю их. Но ничего, привыкнут! К тому же…
Лошадь под Хосе, молодой жеребец по кличке Гордый, заржал тихонечко:
– Скажи ему, пусть не бьёт меня сильно пятками в бока! Я всё понимаю, не надо лупцевать!
Со смешком я передала слова Гордого конкистадору, садясь на верблюдицу. Хосе испуганно поднял ноги в сёдлах, и жеребец снова заржал, теперь уже просто смеясь.
В общем, выехали мы в хорошем настроении. От моих дурных предчувствий не осталось и следа. Оглянувшись на поселение, я только улыбнулась. Всё будет хорошо, мы вернёмся целыми и невредимыми, с картой и племенными животными для наших овец и коз.
Лес встретил нас настоящим холодом. Лебеди недавно улетели на юг, мы слышали их крики в небе, когда косяки пролетали над поселением. Я думала, что это журавли, но Моки поправил. Журавли кричат по-другому, сказал он, да и выглядят длиннее. Но мы с ним сошлись в одном мнении, что после улёта птиц на зимовку осень заканчивается.
Я почувствовала это сразу, как только мы въехали под сень деревьев, обрамлявших гору. Закутавшись плотнее в покрывало, я прижала к себе Ярика в слинге, чтобы отдать ему своё тепло, другой рукой правила Аселью, хотя это было почти незачем. Верблюдица плелась позади Резвого и Гордого сама, не сворачивая никуда, не отставая, только бурчала:
– Грязь, дождь, холод… Что ещё есть в этом мире, чтобы убить бедную меня?
– Молчи, Асель, не ной. Ты же боевая верблюдица, ты привыкла сносить тяжести походов!
– На солнце и в суши, – съязвила та. – А не в этой мокроте!
– Малость воды вывела тебя из себя?
– Я сухопутная боевая верблюдица, – фыркнула она и заткнулась.
Воздух был влажным и приятно пах мхом и палыми листьями. Природа умирала, источая пряный аромат осени. А меня потянуло на лирику… Если бы не стремление выжить, если бы не условия, в которых мы должны были существовать, я бы даже ударилась в написание стихов про жёлтые листья и запах зимы. Но не время, не время… Быть может, потом, когда я найду и уничтожу первую жизнь, кем или чем бы она ни была.
Унылая пора, очей разочарованье… Хорошо, что накидка защищала от дождя! Иначе мы бы давно промокли до нитки. С деревьев падали крупные капли, попадая по голове с силой брошенного камушка. Собаки, бегавшие вокруг каравана из пяти лошадей и одной боевой верблюдицы, то и дело отряхивались с остервенением. Лютик при этом с подростковым восторгом повизгивал:
– Ура, дождик!
А Буран ворчал:
– Кости на сырость болят… Лапы проваливаются…
Впереди меня ехали Ратмир и Моки, позади плелись все остальные. Дядька Бусел то и дело останавливался и клал на ладонь маленькую ложку из металла. Компас, древнерусский компас, ей-богу! Черенок ложки, подрагивая, поворачивался на скользкой от дождя коже всегда в одном направлении – надо полагать, на север.
Так мы тряслись неторопливо несколько километров, пока не вышли из поредевшего леса на луг. Был он таким огромным, что взгляд терялся в таком просторе. Ратмир задумчиво сказал:
– Привал бы сделать, как думаешь, Руда?
– Не рано ли? Да и дождь…
– Дождь скоро пройдёт, – весело цыкнул зубом Моки.
– Откуда знаешь? – спросил его мой князь. Индеец кивнул на деревья:
– Птицы. Я знаю.
– Ладно, хорошо. Пересечём луг и там посмотрим, – согласился Ратмир. – Руда, ты не устала? Как там мой сын?
Я отогнула край покрывала и показала ему сладко спящего Ярика. На верблюде ехать – не на лошади трястись! Держаться можно одной рукой, седло удобное, можно откинуться спиной на горб, аллюр у Асели ровный, не трясёт. Вот Ярик и спит, как ему положено!
О проекте
О подписке