– Никто из нас в лес не ходит! – вскрикнул старик. – И раз на то пошло, то и тебе не советую, парень. Возвращался бы ты к себе домой и не искал беды в землях Нави.
Барсук не мог прогнать гостя, но и притворяться дружелюбным у него дурно получалось.
Одна Весняна, кажется, обрадовалась, что у них гости задержались. Все её опасения были позабыты, стоило Милошу ласково улыбнуться. Видимо, не поленилась Веся построить ему глазки, пока они ходили по воду. Вечером они вдвоём долго о чём-то беседовали наедине, и сестра всё смущённо краснела под взглядом чародея.
Дара наблюдала издалека, и в груди клокотала бессильная ярость. Милош этого и добивался.
Ближе к ночи, когда гости распрощались с хозяевами и пошли к хлеву, Дара подкараулила Милоша, схватила его за край рубахи, готовая вцепиться ногтями в лицо и выцарапать бесстыжие глаза. Ежи распахнул рот от удивления, не зная как себя вести.
– Иди, – спокойно махнул ему Милош. – Мы просто поговорим, – и он расплылся в безмятежной улыбке.
Ежи пошёл к хлеву, оборачиваясь назад. Дара даже не посмотрела на него, она прожигала взглядом Милоша.
– Держись от моей сестры подальше, я тебя предупреждала, – прорычала она.
Милош заносчиво усмехнулся:
– Всего один поцелуй, а ты уже вообразила, что вправе мне указывать?
Его лицо было столь самодовольным, столь надменным, что Дару затрясло от бешенства.
– Мне плевать на тебя и твои жалкие поцелуи, но я не позволю дурить голову Весе.
Милош коснулся большим пальцем её губ, отчего Дара отшатнулась назад, скривилась в отвращении.
– Не бойся, душа моя, я не разобью Весняне сердце, только подарю несколько ярких воспоминаний. Не будь жадной.
– Я всё расскажу отцу. Он тебе шею свернёт, – предупредила она.
Милош помотал головой, не впечатлённый её словами.
– Радость моя, я чародей. И в отличие от тебя смогу зачаровать его и заставить поверить каждому моему слову. Так что не мешай мне и твоей сестре. Конечно, если бы ты проводила меня в Великий лес, то я бы оказался очень далеко от Веси…
– Ни за что.
Никогда в жизни Дара не чувствовала себя такой беспомощной.
Милош изобразил наигранное сожаление:
– Тогда у меня не остаётся выбора.
На повороте Вячко попридержал коня, оглянулся. Лес подступил к дороге так близко, что местами ветви норовили сбить шапку с проезжающего всадника. Деревья встали плотной стеной, закрыли землю густой листвой. Под зелёной кроной царил мрак, и солнечный свет не нарушал его даже днём, а в наступивших сумерках вовсе стало невозможно что-либо разглядеть, но Вячко точно знал: кто-то скрывался в темноте. Наблюдал.
Это ощущение нельзя было объяснить, ему не было разумных доводов, но Вячко не первый год жил в дороге, он давно научился выслеживать и понимать, когда выслеживали его. Кто-то следовал за княжичем по восточному тракту.
Конь под ним зафыркал встревоженно и неспокойно.
– Тихо, – Вячко погладил животное по шее и легко ударил пятками, подгоняя вперёд.
Бесполезно было ловить преследователя за городом, где он мог легко скрыться. Среди людей оставаться незаметным куда сложнее, чем в лесу.
Острог Орехово стоял на перекрестье дорог. Главный тракт поворачивал южнее к Лисецку и Ниже, а дорога поуже уводила к сёлам и острогам вроде Орехово. Вячко предстояло пойти дальше на восток, к Великому лесу.
– Откуда? – спросил дозорный на воротах.
– Из Златоборска, – можно было просто показать княжескую печать, но Вячко не хотел привлекать к себе лишнее внимание.
– Куда?
– В деревню Мирную к родителям.
Дозорный оглядел его с головы до ног и задержал взгляд на мече в ножнах.
– Из дружинных? – догадался он.
– Ага, – Вячко был немногословен, допрос уже стал ему докучать, но в небольших поселениях дозорные часто были куда внимательнее, чем в крупных городах. Им было легче запомнить каждого в лицо и больше стоило опасаться разбоя. Вряд ли в Орехове было достаточно воинов, чтобы справиться с серьёзной угрозой, им стоило быть куда осторожнее, чем страже в городах, где на княжеских дворах размещались дружины.
– Проходи и веди себя тихо, – сказал дозорный. – И это, если к Мирной пойдёшь, будь осторожнее. На той дороге видели вольных детей, а они у нас прошлой ночью рдзенца зарезали, так что жди беды теперь и в Мирной.
– Что? Какого рдзенца?
– Да шёл какой-то из столицы, остановился у нас, и всё. Нашли поутру уже окоченевшего за конюшней. У нас в Орехове часто всяких режут, но за дело, или хотя бы грабят при этом. А рдзенца просто так, потому что мордой не вышел.
– Где теперь этот рдзенец?
– А тебе на кой?
Вячко откинул плащ в сторону, положил руку на меч, напоминая, кто он такой.
– Потому что я из княжеской дружины.
– А какое дело княжескому дружиннику до наших резаных рдзенцев?
Дозорные в Орехове, видимо, редко встречались с людьми князя, раз совсем не знали к ним уважения.
– А это уже не твоё дело, – усталость перерастала в раздражение, и Вячко мрачнел с каждым словом всё сильнее. – Так что с рдзенцем?
– В молельню отвезли, отпевают, – неохотно ответил дозорный. – Только, эй, слушай, если что, я тебе ничего не говорил.
Вячко молча кивнул и прошёл за ворота. Сумерки сделали острог ещё непригляднее, чем он был при дневном свете. Серые простые избы были темны, даже дым не шёл из труб. В тенях острые колья частокола упирались в серое небо, как кривые клыки огромного чудища.
На дороге до самой молельни не горело ни одного пламенника. Редкие прохожие сторонились княжича, и он тоже обходил их стороной. Молельня оказалась похуже некоторых деревенских храмов. Она была без украшений и рисунков, чёрная и покосившаяся набок. Вячко потянул дверь на себя, и она заскрипела пронзительно громко.
Внутри было безлюдно, но тесно. Закатная служба уже закончилась, и только у позолоченного сола – солнечного круга, напоминавшего о Создателе, – горела единственная свеча. Мёртвый рдзенец лежал на лавке у стены. Вячко задержался у сола, невольно загляделся, как пламя отражалось в позолоченных лучах. Он коснулся поочерёдно лба, губ и груди, прошептал слова молитвы и взял свечу.
Рдзенец был так юн, что ещё даже не отпустил бороду. Его успели омыть и переодеть в чистое рубище, и нельзя было по одежде понять, пришёл ли он из города или деревни, из Совина или Твердова. Смерть и Пресветлые Братья лишили его всех отличительных черт.
Дверь позади завизжала, когда в молельню вошёл человек в серой рясе. Вячко оглянулся. На рукавах незнакомца были вышиты золотой нитью солнечные лучи, на груди висел сол на цепочке.
– Да озарит Создатель твой путь, Пресветлый Брат, – приветствовал Вячко.
– Да не опалит он тебя, – нельзя было разглядеть его лицо в сумраке молельни, но в голосе послышалось недоверие. – Что тебе нужно от этого несчастного? – Пресветлый Брат кивнул на неподвижное тело.
– Я ищу молодого рдзенца, который шёл из Златоборска как раз через ваш острог. Хотел убедиться, что это не он.
– Убедился? – Пресветлый Брат подошёл ближе, протянул руку, молчаливо требуя вернуть свечу. Вячко передал её, обтёр пальцы друг о друга, пытаясь стереть остатки воска.
– Нет. Я не знаю, как он выглядел, только имя. Тебе что-нибудь известно об этом человеке?
Пресветлый Брат поставил свечу обратно перед солом, и золотое солнце снова засияло, отражая свет пламени. В златоборских храмах стояли солы, созданные троутоскими мастерами, некоторые из них были сделаны с таким старанием и искусством, что порой можно было действительно поверить, будто солнце спустилось с небес и светило на земле. Этот сол казался бледным, тусклым, как старый таз.
– Его отец сказал, что они художники, шли в Нижу, чтобы расписывать местный храм и княжеский дворец.
– Ты уверен, что они художники? Видел ли у них краски или кисти?
– Я не проверял их вещи, – недружелюбно ответил Пресветлый Брат.
– Где я могу найти его отца? Он ещё не уехал?
Пресветлый Брат посмотрел с неодобрением, и Вячко понял, что одних слов было недостаточно. Он достал княжескую печатку из калиты, поднёс её ближе к свече.
– Теперь, Пресветлый Брат, ты ответишь мне?
Мужчина внимательно пригляделся к печатке, лицо его стало ещё мрачнее.
– Отец этого юноши остановился на постоялом дворе до завтрашнего утра. Но прошу тебя, не тревожь его понапрасну. Нет большего горя для родителя, чем похоронить своего ребёнка.
Вячко поклонился, поцеловал сол на груди брата, как это было принято, и попрощался.
Найти постоялый двор оказалось легко, в тёмном безлюдном остроге это был единственный дом, где горел свет и звучали голоса. Первая же подавальщица указала на отца убитого, он сидел за столом один, пил горилку и не стеснялся своих слёз. Люди сторонились его, никто не садился рядом, точно он был прокажённый. Одежда рдзенца выглядела заплатанной и перешитой, а родовые знаки на вороте рубахи точно не были совинскими. Вряд ли ученик королевского целителя мог быть его сыном.
Вячко велел подавальщице принести ужин на двоих и лучшего пива, что у них было. Он подошёл к рдзенцу, но тот был слишком увлечён горилкой в своей кружке.
– Да озарит Создатель твой путь.
Мужчина поднял на него мутные глаза.
– Ч-чего надо?
Он был мертвецки пьян и с трудом шевелил языком, но взгляд его не был пуст и туп, как у любого пьяницы, в них читалось что-то настолько глубокое и понятное, что заставило княжича быть честным. Он ответил прямо:
– Я ищу рдзенца, который проходил через Златоборск пять дней назад, его зовут Милош.
– Ты думаешь, что раз… раз… я рдз… раз… разенец, то каждого зе-е-емляка в лицо знаю?
Вячко выдвинул низкий стул из-под стола, но так и не присел.
– Нет. Но я знаю, что этого Милоша искали фарадалы.
На его удачу мужик был слишком пьян, чтобы понять, как это связано с его сыном.
– Тогда же-елаю Милошу удачи, а фарадалов чтобы Навь поглотила. Чтобы Аберу-Окиа косточки им всем обглодала, курвьим этим тварям, – от злости у него затряслись щёки, раскраснелось лицо. – Чтоб они, суки, все передохли! Ты ж не знаешь, – мужик поднял кружку с горилкой и выпил не поморщившись. – Они моего Томека…
С грохотом он поставил кружку на стол и закрыл лицо руками.
– Он мне всех гостей разгонит.
Вячко обернулся. Рядом стояла хозяйка двора, уперев руки в бока.
– Ты, рыжий, ему ужин заказывал?
– Я.
– Тогда бери ужин и тащи вместе с ним в его ложницу, тут хватит пьянствовать. Народу все эти рыдания не нужны.
– И где его ложница?
Хозяйка так раздражённо посмотрела на Вячко, что он впервые пожалел о своей привычке одеваться в дорогу скромно и не выделяться. Впрочем, будь женщина поумнее, так одного меча в ножнах хватило бы, чтобы она вела себя почтительнее. Бедные люди не могли себе позволить другого оружия, кроме ножа и топора. Меч носила только знать.
– Леська, помоги господину проводить гостя. Да ужин захвати. А ты его оплатил? – Она вдруг снова развернулась к Вячко, выпятила вперёд грудь.
Вячко достал несколько монет из калиты, и хозяйка осталась довольна.
Вдвоём с подавальщицей они довели пьяного рдзенца до его постели. Рядом с кроватью на полу лежал тюфяк с одеялом, а в углу были свалены мешки с вещами.
– Они с сыном всего на одну ночь остановились, – негромко произнесла Леся. – Хотели утром уже в дорогу отправиться, да вон как всё повернулось, – она вздохнула жалостливо.
Мужик заворочался на постели, укладываясь удобнее, и Леся заботливо накрыла его одеялом.
– Говорит, единственный сын у него, обучил всему, что сам умел. Они шли в Нижу, искали работу. Художники они, представляешь? Рисуют всякую красоту людям на радость, а их вон, ни за что…
– Неужели ни за что?
– Так у паренька даже денег с собой не было, всё отец при себе хранил. Фарадалы ночью и сюда пробрались потом, его избили, – она кивнула на спящего. – Всё переворошили, но так ничего и не взяли. В ум не возьму, что им нужно? Неужто просто ради веселья убили?
Некоторое время они стояли молча, каждый думая о своём.
– Ладно, пойдём, – Леся потянула Вячко за рукав. – Давай я ужин ваш поделю и тебе накрою в общем зале? Пусть он поспит.
Девушка увела его обратно, усадила за дальний стол, где было меньше людей и пахло чуть лучше. Пока княжич ужинал, Леся ухаживала за ним, рассказывала о своей работе, об остроге, о фарадалах, и Вячко уже понял, что остаться одному ему будет непросто. Обижать девушку не хотелось, но в Златоборске его ждала Добрава.
Время от времени Леся убегала, чтобы обслужить других посетителей, но к Вячко возвращалась чаще, чем к остальным.
– Значит, ты завидный жених? Наверное, от девиц отбоя нет? – спросила она, забирая кувшин с пивом.
– С чего ты взяла?
– Как с чего? Только к нам пришёл, а о тебе уже девки расспрашивают. Верно, к тебе в ложницу с боем придётся прорываться? – Она заливисто засмеялась.
– Какие ещё девки? – Ему знать было это без надобности, Вячко спросил просто, чтобы поддержать разговор.
– Да была только что какая-то, – Леся скривила лицо. – Не из наших. У нас таких не жалуют.
Вячко пожал плечами, не очень желая продолжать разговор. Уже на рассвете ему предстояло отправиться в путь, и время он собирался потратить только на отдых. Подавальщица задержалась, вытирая стол.
– Так что, много у тебя девок? Или одна-единственная дома ждёт? – Глаза её скользили по одежде Вячко, пытаясь найти или обручье, или ленту, любой знак, что он обещан другой.
– Ждёт, – улыбнулся Вячко. – Спасибо тебе за доброту, Леся, но я устал. Пойду спать.
К счастью, девушка оказалась понятливой и не последовала за ним. Вячко прикрыл дверь на засов, положил меч у изголовья и наконец заснул.
Но ещё до рассвета, когда ночь только начала бледнеть, отступая на запад, он проснулся, почувствовав на себе чужой взгляд. Дверь была открыта, и на пороге стояла девушка. Он не мог разглядеть ничего, только её силуэт.
Вячко остался на месте, но рука легла на рукоятку меча.
– Леся?
Он помнил, как навесил засов на дверь.
– Кто ты?
Неслышно тень скользнула в сторону и исчезла в темноте, слившись бесследно с предрассветными сумерками.
О проекте
О подписке