Барсук осел на землю, будто враз растеряв все силы. Дара позабыла про горевшую от удара щёку, про вывернутую руку и кинулась к нему.
– Дед, что с тобой? – Она обняла его за плечи, помогла подняться.
С другой стороны подскочила Веся, вместе они усадили Барсука на завалинку. Он бессильно откинулся назад, вглядываясь куда-то в пустоту.
– Как же так, девочка? – пробормотал он. – Как же так?..
Позади у хлева громко рыдал Ежи. Плакал он будто дитя малое. Завывал, громко хлюпал носом и всё повторял что-то на рдзенском. Ждана, хорошенько огревшая паренька своими крепкими кулаками, оставила его в покое и поторопилась в дом. Вернулась с кружкой в руках. Пахло травами. Дара узнала кошачий корень и ромашку.
– Выпей, отец, – Ждана заботливо поднесла кружку к губам Барсука.
Сёстры сели с двух сторон у его ног, вглядывались обеспокоенно в лицо деда. Он отпил успокоительного настоя, помолчал, жуя губы.
– Как же так, внученька? – спросил он снова.
Дара прижалась к деду, спрятала лицо у него в коленях.
– Прости, прости меня, – произнесла она стыдливо, будто рыдая, но в глазах не было ни слезинки. – Прости. Не могла я поступить иначе.
Весняна посмотрела на сестру с недоумением:
– О чём вы говорите? Что случилось?
– Дарка, что ты натворила? – Ждана облокотилась о стену, сложив руки на груди.
– Милош оборотень, – несмело начала Дара, бросая робкий взгляд на сестру.
Нет, ей не было стыдно. Она сделала то, что должна была. Но ради Веси стоило притвориться, изобразить раскаяние. Сестра должна была понять, что Дара поступила так ради её блага.
Мачеха нахмурилась:
– И?
– Его искали вольные дети. Он убил кого-то из их табора, и они хотели отомстить, – продолжила Дара, наблюдая, как всё бледнее становилось лицо сестры. – Они зарезали бы нас всех, если бы нашли здесь Милоша. Я…
Она потупила взор, делая вид, что ей тяжело говорить дальше. А Веся слушала в гробовом молчании, сцепив на коленях руки.
– Я сделала так, чтобы Милош обратился в сокола навеки и улетел к себе домой. Больше нам ничего не угрожает.
Дара хотела взглянуть на сестру, узнать, как та восприняла её слова, но Веся вдруг подскочила, с силой ударила её в грудь, сбила с ног, вцепилась в косы. Драки не вышло, Ждана растащила их в разные стороны, схватила Весю за руку и затолкала в дом, захлопнула дверь и подпёрла ту плечом.
Всё случилось так быстро, что Дара не успела ничего понять. Она коснулась щеки там, где оцарапала её сестра. На пальцах осталась кровь. Дверь задрожала, Весняна застучала по ней кулаками, пытаясь вырваться, заплакала громко, отчаянно.
Дара осталась лежать на земле, ошарашенная. Она знала, что сестра обидится, будет плакать и кричать, но чтобы напасть…
– Так ты ведьмовством занялась? – поджав губы, спросила Ждана. – Хотя тебе и запрещено?
Барсук громко вздохнул и опустил голову на ладони, закрывая ими глаза.
– Я же просил тебя, заклинал, – пробормотал он. – Мать твоя наказала тебе никогда не колдовать. Дара, что же нам теперь делать?
– Ничего. Будем жить как жили, а рдзенцы больше не причинят нам вреда. Этот, – она кивнула в сторону всхлипывающего Ежи, – уйдёт прочь за своим господином. А уж Милош больше никогда нас не побеспокоит, я вам обещаю.
Мачеха молчала. Она продолжала придерживать дверь, хотя в том не было никакой необходимости. Из глубины дома доносились рыдания Весняны, но вырваться она больше не пыталась.
– И как давно ты колдуешь? – пытливо спросила Ждана.
– Впервые. – Дара присела, подняла лицо к мачехе, чтобы показать, что она не скрывала ничего, была честна всем сердцем. – Клянусь, никогда раньше я не колдовала, Создателем клянусь и Мокошью-матушкой. И больше никогда ни одного заклятия не сотворю. Вот вам святое знамение, – и она коснулась пальцами лба, рта и груди.
Барсук дрожащей рукой потянулся к кружке. Дара подскочила и услужливо протянула ему настой.
– Не будет так, Дара. Твоя мать предупредила…
– Её здесь нет, её давно уже нет!
Крик вырвался из груди со слезами. Она ни в чём не виновата, она пыталась защитить, уберечь, отвести беду прочь, а её ругали, как будто она совершила зло.
– Она не могла ничего знать ни о лесе, ни обо мне. Моя мать… да пусть Навь её заберёт, плевать, что она сказала. Вы не могли защитить Весю, никто не мог, только я.
Слова спутались со слезами и всхлипами, злостью и обидой, смешались так, что Дара сама уже не могла их разобрать.
– Фарадалы всех нас… из-за него…
Вдруг закричал петух. Ждана вздрогнула, хватаясь за сердце, вздохнула громко, протяжно и произнесла почти шёпотом:
– Лес придёт за тобой.
Дара невольно обернулась к полям, туда, где вдали чернел Великий лес. Из-за деревьев поднималось солнце, но на мгновение, на один удар сердца показалось, будто тьма выглянула из чащобы.
– Глупости, – отмахнулась Дара. – Я не нужна лешему, иначе бы он давно меня забрал.
Ждана осенила себя священным знамением.
– Ох, Создатель, огради нас ото зла.
Медленно Старый Барсук поднялся, и Дара подставила плечо, чтобы он мог опереться. Дед обнял её, заглянул в лицо.
– Ты должна пойти в лес, пока он сам не явился за тобой.
В груди похолодело.
– В лес? – губы едва пошевелились.
– Барсук, погоди девчонку губить, надо Тавруя позвать, – вступилась неожиданно мачеха, и Дара растерялась от её слов ещё больше. – Он что-нибудь придумает, запечатает опять её силу… подожди, а как ты вообще колдовать-то смогла?
Старый Барсук помотал головой.
– Это Тавруй тебя научил всему? Как рдзенца заколдовать?
Дара кивнула.
– Вот же гадёныш подлый, – процедил дед. – Значит, слушай, что Чернава мне сказала: обычно чародей входит в полную мощь к четырнадцатому лету, но Тавруй твой дар надолго спрятал. Теперь лес почувствует твою силу, он пошлёт за тобой. Хозяину ты нужна, никто другой. И раз уж ты эту силу пробудила… ох, Даринка, как же так?
Его потянуло обратно к земле, и Дара подхватила старика, помогла ему сесть снова на завалинку. Дед замолчал, уставившись перед собой. Он дышал тяжело, сморщенные сухие губы стали белее снега. Рука похолодела, и Дара вцепилась в неё со всей силы. Она снова села у его ног, не отрывая глаз от лица Барсука.
– Я не хочу в лес.
Изо всех сил она старалась не заплакать, а слёзы всё равно потекли по щекам.
– Ой, Дарка, не могу! Натворила делов, сил нет, – воскликнула Ждана и распахнула дверь в избу. – Веська, что орёшь, как нетопырь?
Мачеха скрылась в доме. Громче стало слышно, как плакала Веся.
Петух никак не мог накричаться. Выл Ежи протяжно, точно баба, похоронившая мужа. Даре хотелось заткнуть уши обеими руками, но она крепко держала ладонь деда.
– Я не хочу в лес, – повторила она еле слышно.
Бесцветные старческие глаза заблестели от слёз, мозолистой рукой Барсук погладил внучку по волосам.
– И я не хотел тебя туда отпускать. Я просил тебя, умолял держаться подальше от леса и чародейства. Сколько раз предупреждал, чтобы не водилась с духами и колдунами. А ты что натворила?
Дара плотно поджала губы.
– Я не пойду.
– Как так?
– А вот так!
Она вскочила, отпрянула в сторону.
– Как я могу верить словам моей матери? Как? Она обещала вернуться за мной, но так и не вернулась. Может, и про лешего она соврала? Наплела тебе сказок, а ты и рад поверить…
– Чернава…
– Соврала. Не знала, куда деть нагулянного ребёнка, вот и сочинила сказочку, чтобы тебя запугать. Вы ведь не хотели меня брать, но побоялись чародейке отказать? А потом, верно, стыдно было от меня избавиться? Мать нарочно пригрозила тебе лешим, чтобы ты меня на мороз не выкинул.
– Да я бы никогда! Что за дурь ты плетёшь?
– А в лес, значит, готов? Тогда бы лучше сразу бросил меня в прорубь, ещё когда я была младенцем!
Она сорвалась и кинулась в дом, тут же пожалев об этом. Внутри по-прежнему была сестра. Лицо её раскраснелось от слёз, точно свёкла. Она оторвала голову от груди матери и посмотрела опустошённо на Дару.
– Вот ты… ты…
Она облизнула губы, пальцами сжала ткань на плечах Жданы.
– Тихо, доченька, тихо, – мачеха погладила её по голове, кисточкой платка попыталась утереть слёзы.
– Чего слёзы лить? Вот увидишь, ты забудешь о Милоше уже через седмицу.
В ответ Веся стрельнула злыми глазами, и Дара попятилась назад. На миг она поверила, что сестра опять бросится на неё с кулаками.
– Я сделала это ради тебя.
Веся нахмурилась сердито и снова скуксилась, завыла громче прежнего.
– Ты всё делаешь только ради себя.
Слова ударили метко и больно. Дара считала, что привыкла к чужой ненависти, что та не могла её тронуть, но на этот раз всё было иначе. Это был не равнодушный отец, не грубая мачеха, не злые деревенские девки, это была Веся, её сестра, единственный близкий друг.
Доски заскрипели под ногами. Не находя себе места, Дара вышла из дома, остановилась, оглядела двор. Её знобило, и она обхватила себя руками, не в силах сдержать дрожь.
Утренний туман гулял по полям вдалеке, крался по берегу реки, путаясь среди камышей. Лес почти пропал из виду, будто совсем исчез, скрываясь за белой дымкой. Если бы только он и вправду исчез, если бы сгорел в страшном пожаре, если бы провалился под землю, так Дара бы вздохнула с облегчением.
Но солнце поднялось выше, пронизывая туман. Великий лес стоял там же, где стоял сотни лет до этого.
Петух замолчал, зато беспокойно запричитали куры. Дара вздохнула. Нужно было покормить птиц и корову.
Она прошла мимо Старого Барсука, стараясь не замечать его взгляда, пересекла двор и остановилась у курятника, недалеко от входа в хлев. Слуга Милоша сидел на прежнем месте и плакал.
– Хватит рыдать, – раздражённо процедила Дара. – Ты как баба.
Ежи руками схватил себя за волосы. Он глядел перед собой с ужасом, с недоверием, будто не осознавая, что всё произошло по-настоящему.
– Ты убила моего друга.
– Он не мёртв, тупой ты баран. Он полетит к себе домой и больше никогда сюда не вернётся, вот и всё.
– Милош не сможет попасть в Совин, когда обращён в птицу. Защита Охотников его убьёт.
– О чём ты говоришь?
– Городская защита убьёт Милоша, если он в обличье сокола попытается перелететь через стену. Оборотни не могут попасть в город. А я… как я его остановлю? Как догоню?
Ежи снова сорвался на крик. Лицо и шея его покрылись пятнами. Мертвенно-бледный от горя, он местами стал красным, точно его ошпарили кипятком.
Дара не могла пошевелиться. Милош умрёт. Умрёт. Из-за неё. Она облизала пересохшие губы. Из-за неё. Из-за её чар. Собственные руки показались уродливыми, чужими. Разве могли они принести смерть?
Только несколько дней назад Дара целовала Милоша, познала его жар, страсть и нежность. Он был живым, страстным, ласковым. Как мог он умереть?
– Он всего лишь твой хозяин, – проговорила она растерянно. – Он жестокий и… тебе не должно быть до него дела.
Ежи замотал головой, отказываясь говорить.
Ноги заплетались. Дара хотела остаться одна, но ей некуда было бежать. Руки выполняли привычную работу, но глаза не видели ничего, будто туман с полей подобрался к мельнице, окружил плотным кольцом, и Дара бродила в том тумане, потеряв из виду и дом, и всех, кто был вокруг.
Пахло навозом и молоком. Она вывела корову на улицу, рукой придерживаясь за её холку. Под ладонью от каждого вдоха животного раздувалась широкая шея, а под самыми рёбрами горел исток живой и тёплый, ослепляющий. Дара не могла оторвать заворожённый взгляд от этого света и точно желая дотянуться до него, пальцами ласково провела по хребту.
Туман расступался, и Дара могла видеть всё больше, всё дальше. Огонёк в груди коровы, похожий на пламя в печи. Золотые глаза дворового духа, мигавшие из тёмного хлева. В травах у забора шустрых анчуток, разлетавшихся в стороны от жадных кур. И у них, безмозглых наседок, тоже горели огоньки. Живые, такие живые.
Дара отпустила корову, огляделась вокруг себя. Вдали на заливных полях переливался огонь там, где гуляли духи, а река сверкала, точно на дно рассыпали золотые монеты.
Заклятия Тавруя отняли у Дары не только её силу, но и целый мир. Никогда она не чувствовала себя такой живой. Она точно была слепой всю жизнь и наконец прозрела.
Ежи поднялся на ноги и побрёл к избе. За ним волоклась тусклая золотая нить, и Даре из чистого любопытства захотелось схватить её.
Что-то дёрнуло за подол. У ног девушки сидел дворовой. Он помотал головой, останавливая её.
– Что это?
Дух коснулся груди и отступил в тень хлева.
Ежи скрылся в избе, за ним ушёл Старый Барсук.
Дара осталась одна. Она решила, что для всех было бы лучше не видеть её целый день, и вывела корову на дорогу, которая вела к лугам, невольно посмотрела назад, туда, где стоял Великий лес.
Ничего не изменилось. Он не мог помнить Дару, не мог её ждать.
На ночь мачеха затворила ставни, при этом хлопнула ими так громко, что Веся вздрогнула. Дара даже головы не повернула. Когда Ждана пребывала в дурном настроении, то всё делала резко. Наверное, оттого и хлеб у неё всегда выходил пышный, с такой силой она месила его крепкими руками. Дара хорошо помнила, как больно эти руки могли ударить, хотя Ждана её не трогала с тех пор, как потеряла первого сына. Мачеха боялась. Несмотря на заклятие Тавруя, она всё равно опасалась падчерицы не меньше, чем тварей из Великого леса.
Поэтому мачеха заперла ставни. Поэтому в избе за весь вечер никто не произнёс ни слова. Веся пыталась вышивать, пока ещё было светло, исколола все пальцы и только сильнее расплакалась. Ждана поставила кашу на стол, но никто к ней не притронулся. Она тоже не стала есть и убрала горшок обратно в печь.
А Старый Барсук весь вечер просидел на завалинке. Запели сверчки, на небе показался месяц, а он всё не возвращался. Дара не выдержала и вышла из дома.
– Дед, пойдём спать. Поздно уже.
Он смотрел не отрываясь куда-то вдаль, и седые ресницы его подрагивали, когда он быстро моргал слезящимися глазами. Барсук сидел на своём излюбленном местечке, как делал всегда на протяжении долгих лет. Но только теперь Дара поняла почему. Он садился так, чтобы видно было Великий лес. Он ждал. Все эти зимы, с тех самых пор, как чародейка принесла из владений лешего его внучку.
Туман снова собрался на опушке и на берегу Звени. Он густел, пока садилось солнце, расползался по полям и оврагам, подбирался всё ближе к мельнице.
– Дед, пошли, – жалобнее попросила Дара.
Заухали совы вдалеке. Наступила ночь.
– Дед!
Барсук поднял голову.
– Да, пора, – согласился он и протянул руку.
Дара помогла ему подняться. За минувший день Барсук постарел на десяток лет. Больная нога совсем не слушалась его. И это была её вина.
– И в какой лес я уйду, если ты без меня никуда? – Дара улыбнулась, надеясь, что дед поддержит её в своей шутливой манере, но он промолчал. Десятки новых морщин появились на его лице, точно шрамы изрезали лоб и щёки.
Девушка прикрыла за собой дверь. Невольно приметила, что засов стоял в углу. Они не закрывали дом на ночь много лет, с тех пор как княжьи люди прогнали татей с тракта у Мирной. В округе было спокойно, никто не боялся разбоя. И всё же рёбра точно прутья клетки стянули грудь. Дара подняла засов и заперла входную дверь.
О проекте
О подписке