Джон был не совсем бездарным полководцем. Он нанес поражение Артуру, захватил того в плен, а потом довершил начатое дело, убив племянника. Теперь Филипп имел дело с совершенно ясной и точно определенной феодальными обычаями ситуацией. Джон убил наследника трех крупных ленов и незаконно захватил их, то есть «разорвал все узы вассальной верности». Поскольку подлинных наследников не было, эти лены возвращались в руки сюзерена. Джон был так жесток и так непопулярен у французских баронов, что большинство других вассалов Филиппа охотно поддержали короля Франции. А вассалы Джона часто сражались за своего сюзерена очень вяло или не сражались вообще.

Зимой 1203/04 г. Джон трусливо, как и следовало ожидать от этого труса, укрылся в Англии. Тогда Филипп усилил осаду большого замка Шато-Гайяр, вероятно самого мощного замка в то время. Ричард построил его на месте, имевшем первостепенную важность, чтобы перекрыть путь из Парижа вниз по Сене в Нормандию. Защитники сражались доблестно, но к ним не пришла помощь извне. Инженеры Филиппа прорвали одно за другим внешние укрепления Шато-Гайяра, и в апреле 1204 г. этот большой замок сдался. В июне того же года Руан, столица Нормандии, открыл свои ворота, и почти все бывшее герцогство норманна Ролло вскоре оказалось в руках Филиппа. После такой демонстрации силы было достаточно легкой прогулки французских войск по землям вдоль Луары в 1204 и 1205 гг., чтобы Мэн, Турень, Анжу и Пуату сменили сюзерена. К 1208 г. у Джона остались во Франции почти только Сентонж и Гасконь – часть прежнего Аквитанского герцогства в южных землях. Огромная когда-то Анжуйская империя почти исчезла.

Однако Джон не сдался без борьбы. В 1214 г. Филипп столкнулся с настоящим кризисом. Из-за выгод, получаемых от анжуйских земель, во многих регионах Франции начались мятежи, во многих ее частях у короля появились враги. Но главным было то, что из-за них император Германии Отто (иначе Оттон) IV вторгся во Францию через Фландрию. Вместе с ним в походе были почти все князья из нидерландских династий. Эти правители маленьких государств, чья верность всегда была ненадежной, не желали слишком большого усиления ни Франции, ни Германии. Опасность была велика. Сам Джон тоже начал вводить свои войска во Францию там, где граница проходила вдоль Луары, но Филипп созвал всех своих вассалов и получил значительную помощь от ополчений новых «вольных городов». Горожане старались показать, как они благодарны королю, своему защитнику, и как много пользы могут ему принести. Французы и немцы сошлись в бою возле моста у Бувина (между Лиллем и Турне). Это было средневековое сражение, когда противники просто бросаются друг на друга: в нем было мало полководческого искусства, зато много отваги. Филипп находился в самом центре битвы. Немецкие пехотинцы стащили Филиппа с коня и едва не взяли в плен, но его рыцари обрушились на них и выручили своего короля. В конце концов северофранцузские рыцари своими неудержимыми атаками очистили поле и от немцев, и от их фламандских и английских помощников. Оттон в свою очередь тоже едва избежал плена и с позором бежал, оставив в плену у французов шесть графов и двадцать пять менее знатных баронов, а также множество рыцарей и простолюдинов.

Жители королевской столицы радостно встречали вернувшегося Филиппа. До нас дошел рассказ о том, как в день его въезда в Париж голоса духовенства, певшего Te Deums, смешивались со звоном колоколов и ревом труб. Дома были увешаны шторами и коврами, а улицы выстланы зелеными ветками и цветами. Все горожане, священнослужители и студенты университета с пением хвалебных песнопений вышли встречать короля. Это поистине была победа всего народа: ополчения коммун сражались так же отважно и сыграли в битве не меньшую роль, чем феодальные воины^[22]. Французский народ находил себя и чувствовал, что полезен и силен. Поэтому битва у Бувина осталась в истории как одно из сражений, решавших судьбу мира.

Джон после своего поражения при Бувине быстро ускользнул обратно в Англию, не рискуя нанести противнику серьезный удар. Давнее наследство герцогов Нормандских было окончательно потеряно для него. Филипп примирил враждующие партии завоеванной им страны, действуя при этом с изумительным мастерством: он умел сделать так, чтобы завоевание не казалось обидным, и одновременно укрепить свою новую власть. Новшества, которые король Филипп ввел в управление более обширными теперь королевскими землями, показывают, что он был не только успешным воином, но и великим государственным деятелем. Не углубляясь в технические подробности, скажем, что он стал назначать должностных лиц высшего уровня, которые назывались бальи, для надзора за королевскими чиновниками более низкого уровня – прево и для борьбы со злоупотреблениями и умело осуществил финансовые меры, благодаря которым смог нанимать в свою армию солдат^[23] и выплачивать им стабильное жалованье, то есть не зависеть только от феодальных войск; этот король также явно благоволил новым «вольным городам», которые давали простор для действий и свободу людям из низов общества.

В 1223 г., когда Филипп Август умер, он оставил после себя королевство, в котором к личным владениям королей прибавились огромные территории от Пикардии почти до центра Аквитании. В 1180 г. его владения делились всего на тридцать восемь округов, во главе которых стояли прево, в 1223 г. во Франции было уже девяносто четыре таких превоства. Королевские доходы увеличились более чем в два раза. Феодалы дрожали от страха перед своим королем и твердо знали, что с этих пор они в лучшем случае лишь привилегированные могущественного монарха. Другими словами, в правление Филиппа Августа родилось великое государство Франция.

Кроме того, в это царствование был сделан важный шаг к тому, чтобы сделать область с центром в Тулузе, восточную часть южных земель, зависимой от Северной Франции.

Филипп не участвовал в этом процессе непосредственно, но ничего не делал, чтобы ему помешать. По словам историков, в этом цветущем краю с мягким климатом католическая церковь ослабила свою хватку и значительная часть населения заразилась «альбигойской» ересью – учением смешанного типа, которое было наполовину христианством, наполовину восточной мистикой и отвергало почти все ортодоксальные догмы. Поскольку мягкие меры, то есть старания победить ересь силами проповедников, потерпели неудачу, в 1207 г. великий папа Иннокентий III велел проповедовать «всеобщий Крестовый поход» против еретиков. Многие северофранцузские бароны были в восторге от его призыва: их звали воевать за веру в стране, которая находилась рядом и была полна добычи. С 1207 по 1218 г. очаровательные Прованс, Тулуза и другие области юга были полностью разорены, их города разграблены, рост местной цивилизации остановлен и было убито множество местных жителей, в том числе немало благочестивых католиков^[24]. Могущество графов Тулузских, когда-то независимых почти как короли, было почти полностью уничтожено.

В конце концов, пожар Крестового похода погас сам: его топливо выгорело. Еретики исчезли, а выжившие южане в отчаянии повернули оружие против захватчиков и прогнали большинство из них со своей земли. Но для того чтобы иметь хоть какую-то защиту от врагов, граф Амори Тулузский и южные бароны были вынуждены позвать на помощь короля Франции и поклясться, что будут его смиренными вассалами. При сыне Филиппа, Людовике VIII, почти вся эта огромная часть южных земель была полностью взята под королевский контроль. Теперь знамена Капетинга гордо развевались на всей территории от серых вод Ла-Манша до синего Средиземного моря.

Лувр при Филиппе Августе

Этот дворец, одновременно служивший крепостью, был намного меньше современного Лувра

Правление Людовика VIII (1223–1226) оказалось таким коротким, что он не успел оставить сколько-нибудь заметный след в истории своего времени. Он оставил трон своему сыну, которому при вступлении на престол было двадцать один год. Этот сын, Людовик IX (1226–1270), известный в более поздних летописях как Людовик Святой, стал следующим после Филиппа Августа главным творцом величия королевства Франции.

Когда он официально вступил на престол, королевская власть столкнулась с угрозой, которая всегда была серьезной опасностью для любой феодальной монархии, – с регентством. Правление слабого регента, который ведет дела от имени малолетнего короля, стало бы настоящим расцветом для крупных баронов. Но все эти себялюбивые раскольники не учли, что им придется иметь дело с Бланкой Кастильской, талантливой и энергичной матерью короля. К тому времени, как ее сын вырос и стал править самостоятельно, она поставила феодалов на положенное им место. Король Англии Генрих III (сын Джона), мечтавший вмешаться в дела Франции, был разбит и прогнан домой, и власть французских королей над Тулузой, установленная Людовиком VIII, стала еще крепче. Мать и сын, видимо, всегда жили в полном ладу между собой и относились друг другу с полным доверием. Она много лет продолжала быть опорой власти сына, управляя Францией, когда он уезжал в Палестину или отправлялся в Крестовый поход. До самой ее смерти (в 1252 г.) трудно было сказать, кто первый человек в королевстве – она или король. Характер этой могущественной королевы-матери иногда кажется суровым и мужским, но никто не может отрицать, что она была очень талантлива и использовала свои большие способности на благо Франции. В ее лице мы видим, должно быть, первую из тех выдающихся женщин, которые сыграли такую большую роль в истории французской монархии.

В правление Людовика Святого произошло мало драматических или выдающихся событий, если не считать два его Крестовых похода (подробности которых выходят за пределы темы этой книги). Но он произвел огромное впечатление на своих современников. Его друг и боевой соратник, господин де Жуанвиль, оставил нам восхитительное описание жизни Людовика – наивный, но полный любви и, видимо, очень точный рассказ о личности и делах этого действительно хорошего человека. Биограф описывает его так: стройная фигура, большие голубые глаза, длинные светлые волосы и «манеры как у девушки». Но в его действиях не было ни капли робости, когда он отдавал под суд недовольных баронов, нарушавших его законы, или когда шел в бой, если его честные старания сохранить мир не приводили к успеху. В нем средневековая набожность сияла самым ярким светом^[25].

Его благочестивая жизнь доказала, что можно было очень строго соблюдать правила относительно молитв и постов, заботиться о больных, собственными руками раздавать хлеб нищим, построить много церквей, больниц и других благотворительных учреждений и одновременно поддерживать закон и порядок в большом королевстве, прогонять со своей земли врагов, вводить справедливые законы и заставлять порочных людей дрожать от страха перед справедливым гневом короля.

В 1248 г. Людовик «принял крест», то есть отправился в Крестовый поход. Дух первых крестоносцев слабел в новых поколениях. Теперь люди уже не так сильно, как на сто лет раньше, хотели спасти свои души паломничеством в Иерусалим. Однако Людовик считал, что его долг – еще раз попытаться вернуть христианам Святой Город. Этот поход оказался таким же неудачным, как предыдущие. Король высадился в Египте, какое-то время отважно сражался там, а потом, в 1250 г., попал в плен к магометанам и освободился только после того, как уплатил большой выкуп. Однако своим героическим поведением в плену он заслужил восхищение не только у всего христианского мира, но и у державших его в неволе египтян, которые, как утверждают, рассматривали возможность сделать его своим султаном, если бы он принял ислам.

В 1254 г. Людовик вернулся во Францию и в течение следующих пятнадцати лет посвящал себя заботам о счастье своего королевства. Он, несомненно, был самым могущественным монархом своего времени. До нас дошли восхитительные описания того, как он любил вершить правосудие и проницательно, умело и быстро судил как знатных, так и простых людей, сидя вместе со своими судебными советниками под дубом в королевском Венсенском лесу. Папы внимательно прислушивались к почтительным, но очень ясным и понятным советам, которые король иногда давал им по поводу их жалких споров из-за мирских проблем. Могущественные бароны просили его быть судьей в их спорах даже в тех случаях, когда по феодальным обычаям имели право обнажить свой меч. Беспокойные партии или члены династий в Англии и в Лотарингии (которая тогда еще не была частью Франции) просили его решать споры между ними. Все это означало, что король Франции добавлял к своему вещественному могуществу ту не поддающуюся точному определению, но часто непреодолимую моральную силу, которая возникает, когда земное величие, сила ума и высокий дух соединяются в одном человеке.

В государственных делах Людовик не был большим новатором, но он, не нанеся ни одного сильного удара по феодализму, постоянно укреплял авторитет королевской власти. Он употреблял все свое влияние, чтобы запретить или по меньшей мере сделать нежелательным «благородное право» решения судебных дел поединком, когда переданное в суд дело решалось сражением между защитником одной стороны и защитником другой, а не честным путем предоставления доказательств судье, который, рассмотрев их, выносит приговор. Была создана система королевских судов, устроенная так, что люди легко могли обращаться в эти суды для пересмотра решений, вынесенных судами их сеньоров. Со временем (во всяком случае, при рассмотрении важных дел) «суд сеньора» стал лишь номинальным и предварительным перед тем, как дело передавалось «королевскому правосудию». Таким образом, Франция была подчинена единой системе судов, что еще больше объединило страну. Еще одним шагом к объединению государства, и даже шагом по более прямому пути, была другая мера Людовика. Он реформировал систему чеканки королевских денег и положил в ее основу новые, честные принципы. С этого времени королевские монеты были в обращении на всей территории королевства. А жалкие маленькие монетные дворы баронов из-за коррупции и неодинаковых стандартов чеканили монеты, которые были в ходу только во владениях выпустившего их сеньора. Разумеется, хорошие деньги короля быстро вытеснили из обращения плохие деньги феодалов. Невозможно даже подсчитать, какое огромное значение это имело для развития экономической жизни Франции.

Авторитет и престиж монархии Капетингов неизмеримо выросли за сорок четыре года правления этого гениального человека – мудрого, отважного, энергичного и искренне набожного. Людовик IX был идеальным королем-христианином XIII в. Даже злоключения в Египте, казалось, были посланы этому королю Небом для того, чтобы ярче были видны его добродетели. Еще при жизни его стали называть святым, и смерть Людовика усилила этот ореол святости. В 1270 г. король Франции снова отправился в Крестовый поход, хотя все его приближенные – люди с большим жизненным опытом – настойчиво отговаривали его от этой войны. Европа устала от Крестовых походов, и только огромное личное влияние короля помогло собрать и отправить в путь на кораблях большую армию. По пути в Палестину это войско высадилось возле африканского города Туниса, чтобы усмирить его правителя, мусульманского князя, который угрожал Сицилии. Вскоре в лагере крестоносцев началась чума, король заболел и после короткой болезни умер (в том же 1270 г.). Разумеется, поход сразу же был прерван, и армия вернулась во Францию с гробом любимого монарха. Современники единодушно считали этого правителя святым, и в 1297 г. (необычно короткий срок для католической церкви) Людовик был положенным образом канонизирован в Риме и его имя внесено в календарь. С этого времени французские короли могли гордиться тем, что в их роду были не только государственные деятели и воины, но и святой, признанный церковью, достойный равняться с мучениками, святыми епископами и вдохновенными богословами. Пока в умах и душах людей сохранялся дух Средних веков, это было огромной выгодой для династии Капетингов.