Цитаты из книги «Взлет и падение Третьего Рейха»

армии и в стране, не воспользуются ли

Заговорщики продолжали поддерживать контакт с англичанами. Потерпев неудачу в попытках предотвратить уничтожение Гитлером Польши, они сосредоточили свои усилия, чтобы не допустить распространения войны на Западе. Гражданские участники заговора понимали, что армия оказалась единственной организацией в рейхе, способной остановить Гитлера; после всеобщей мобилизации и молниеносной победы в Польше ее мощь и значение выросли неизмеримо. Однако ее разросшиеся размеры, как пытался объяснить им Гальдер, являлись также и препятствием. Офицерские кадры, раздутые за счет офицеров резерва, многие из которых были фанатичными нацистами, и солдатские массы оказались пропитаны нацистскими настроениями. Трудно было, указывал Гальдер – а он слыл большим мастером подчеркивать трудности другу или недругу, – отыскать такое армейское соединение, которое можно было бы вовлечь в заговор против фюрера. Было и другое соображение, на которое указывали генералы и с которым гражданские заговорщики полностью соглашались. Если они поднимут бунт против Гитлера, сопровождаемый хаосом

Для заговорщиков опять настало время действовать – во всяком случае, так они думали. Незадачливые Браухич и Гальдер стояли перед суровой реальностью – либо осуществить третью «возможность», которую они обсуждали 14 октября, то есть устранить Гитлера, либо готовить наступление на Западе, которое, по их мнению, грозило Германии катастрофой. Как военные, так и гражданские заговорщики, разом ожившие, настаивали на первом варианте.

генералов доказать своему вождю, что не может быть и речи о немедленном наступлении. Потребуется несколько месяцев, чтобы отремонтировать танки, использованные в польской кампании. Генерал Томас представил расчеты, доказывающие, что ежемесячный дефицит стали у Германии составляет 600 тысяч тонн. Фон Штюльпнагель, генерал-квартирмейстер, докладывал, что запас боеприпасов составляет лишь одну треть потребности немецких дивизий на две недели боевых действий, чего явно недостаточно, чтобы выиграть войну с Францией. Однако фюрер не стал слушать главнокомандующего сухопутными войсками и начальника генерального штаба, когда они 7 октября представили ему официальный доклад о причинах, не позволяющих начать немедленное наступление на Западе.

Главного инициатора Мюнхена уже нельзя было одурачивать обещаниями. На следующий день, 13 октября, в официальном немецком заявлении констатировалось, что Чемберлен, отклоняя мирные предложения Гитлера, преднамеренно избрал войну. Теперь у нацистского диктатора имелось оправдание. Фактически, как теперь известно из захваченных немецких документов, Гитлер и не ждал ответа от премьер-министра и еще раньше отдал приказ о подготовке к немедленному наступлению на Западе. 10 октября он созвал всех своих военачальников, зачитал им длинный меморандум о состоянии войны и положении дел в мире и решительно положил перед ними Директиву № 6 на ведение войны. Когда в конце сентября Гитлер выдвинул требование предпринять как можно скорее наступление на Западе, это привело руководителей армии чуть ли не в полное замешательство. Браухич и

Тому было много причин: пораженческие настроения французского высшего командования, правительства и народа; память о том, как была обескровлена Франция в Первую мировую войну, и стремление при малейшей возможности не допустить подобной бойни; осознание, что к середине сентября польские армии будут окончательно разгромлены и немцы вскоре смогут перебросить свои превосходящие силы на Запад и остановить первоначальное продвижение французов; страх перед немецким превосходством в артиллерии и авиации. В самом деле, французское правительство с самого начала настаивало на том, чтобы английские военно-воздушные силы не бомбили объекты в самой Германии, опасаясь, что в качестве ответной меры немцы могут нанести бомбовые удары по французским заводам, хотя массированная бомбардировка Рура, индустриального сердца рейха, могла обернуться для немцев катастрофой. Этого больше всего боялись в сентябре немецкие генералы, как они признавались впоследствии. На вопрос о том, почему Франция не выступила против Германии в сентябре, наиболее обоснованный ответ дал, пожалуй, Черчилль. «Это сражение, – писал он, – было проиграно несколько лет назад». В Мюнхене в 1938 году; во время занятия Германией Рейнской области в 1936 году; за год до того, как Гитлер ввел воинскую повинность, игнорируя условия Версальского мирного договора. Теперь подошло время расплаты за горестное бездействие союзников, хотя в Париже и Лондоне, казалось, думали, что этой расплаты можно избежать путем такого

Но к 23 августа, когда немецкое нападение на Польшу стало неминуемым, робкий французский генерал говорил своему правительству, что ему, вероятно, не удастся предпринять серьезное наступление «раньше, чем через два года» (то есть в 1941–1942 годах), и добавлял, что Франция к этому времени получит «помощь английских войск и американскую технику». В первые недели войны Англия действительно имела прискорбно мало войск, чтобы послать их во Францию. К 11 октября, спустя три недели по окончании войны в Польше, во Франции находились четыре английские дивизии – 158 тысяч человек. «Символический вклад», как назвал их Черчилль, а Фуллер отмечал, что первая потеря английских войск – капрал, застреленный во время патрулирования, – пришлась только на 9 декабря[65]. «Такой бескровной войны, – комментировал Фуллер, – мир еще не знал…» Ретроспективно на процессе в Нюрнберге немецкие генералы были единодушны в том, что, не предприняв наступления на Западе во время польской кампании, западные союзники упустили блестящую возможность. «Успех в Польше стал возможен лишь благодаря тому, – заметил генерал Гальдер, – что на нашей западной границе войск почти не было. Если бы французы прочувствовали ситуацию и воспользовались тем обстоятельством, что

Что обещали Франция и Англия Польше, если она подвергнется нападению? Английские гарантии носили общий характер. Но французские были достаточно определенными. Они были изложены во франко-польской военной конвенции от 19 мая 1939 года. В соответствии с конвенцией стороны соглашались, что французы будут постепенно наращивать наступательные операции с ограниченными целями к третьему дню после объявления общей мобилизации. Общая мобилизация была объявлена 1 сентября.

На Западе ничего не случилось, – едва ли прозвучал хоть один выстрел. Рядовой немецкий обыватель стал называть эту войну «сидячей». На Западе же ее вскоре назвали «странной войной». Сильнейшая армия в мире (французская), как напишет позднее английский генерал Фуллер, имея перед собой не более 26 немецких дивизий, все еще сидела за укрытиями из стали и бетона, в то время как ее по-донкихотски мужественного союзника уничтожали. Были ли немцы удивлены этим? Едва ли. В самой первой дневниковой записи от 14 августа начальник генерального штаба сухопутных войск Гальдер дает подробную оценку обстановки на Западе, если Германия нападет на Польшу. Он считает французское наступление маловероятным. Он

Почему Гитлер согласился заплатить русским столь высокую цену? Очевидно, что он пошел на это, чтобы удержать Советский Союз от консолидации с западными союзниками и от участия в войне. Но он никогда не был сторонником соблюдения договоров, и теперь, когда Польша пала под ударом немецкого оружия, можно было ожидать, что он не сдержит, как настаивал на том рейхсвер, обязательств, принятых согласно пакту от 23 августа. Если бы Сталин стал возражать, фюрер мог пригрозить ему нападением самой мощной армии в мире, как только что подтвердила польская кампания. А мог ли? Нет, не мог, пока английские и французские армии стояли на западе в боевой готовности. Чтобы разделаться с Англией и Францией, он должен был обезопасить свой тыл. Именно в этом, как явствует из его более поздних заявлений, заключалась причина, по которой он позволял Сталину брать верх в сделках с нацистской Германией. Но он не забывал жесткого поведения советского диктатора в ходе этих сделок, хотя в данный момент и устремлял все свое внимание на