Сад Капулетти.
Входит ДЖУЛЬЕТТА.
ДЖУЛЬЕТТА. Во сколько няня вышла? Ровно в девять.
Сказала, обернется в полчаса.
Не мог же он исчезнуть. Ну, конечно!
Не ей, старухе, быть гонцом любви.
Для этого годятся лишь мечты.
Найдут они любимого быстрее,
Чем солнца луч ночную тень пронзит.
Любовь летит на крыльях голубиных,
И окрылен ветрами Купидон.
Однако три часа уже прошло,
Взошло на холм полуденный светило,
А няни и не видно. У нее
Застыла кровь и чувства охладели,
Не то б она скакала, словно мяч,
А я и мой возлюбленный друг другу
Записки перебрасывали с ним.
Но старики покойников мертвей,
Железа тверже, камня холодней.
Входят КОРМИЛИЦА и ПЕТР.
О Господи! Пришла, пришла, пришла!
Ах, нянюшка! Ты говорила с ним? —
Пусть он уйдет.
КОРМИЛИЦА (ПЕТРУ). Жди около ворот.
(ПЕТР уходит.)
ДЖУЛЬЕТТА. Ну, нянюшка… Да ты никак сердита!
Засмейся лучше, если весть мрачна;
А если нет, не стыдно ли тебе
Мелодию прекрасных новостей
С такою кислой миной исполнять?
КОРМИЛИЦА. Дай мне вздохнуть. Устала, мочи нет.
Все кости ноют. Славно прогулялась!
ДЖУЛЬЕТТА. Весь свой скелет отдам тебе за весть!
Ну, няня, я прошу; скорее, няня!
КОРМИЛИЦА. О Боже, что за спешка-то такая!
Ты видишь, отдышаться не могу?
ДЖУЛЬЕТТА. Нет, можешь, если выдохнула ты
Слова, что ты не можешь отдышаться!
Куда длиннее эти отговорки
Того, о чем ты медлишь говоришь.
Все хорошо? Все плохо? Отвечай же!
Да или нет? Подробности потом!
Нет или да? Ты скажешь наконец?
КОРМИЛИЦА. Нашла же ты, кого выбрать. Где у тебя глаза-то были? Ромео! Хорош, нечего сказать! Лицом он, правда, вышел, спору нет, и ноги ничего себе, и руки. И остальное, о чем обычно помалкивают, дай Бог всякому. Учтивостью он, к сожалению, не блещет, зато ручной, как ягненок. Одним словом, радуйся, девушка, и благодари Бога. Что, наши уже обедали?
ДЖУЛЬЕТТА. Не знаю… Но зачем мне это все?
Он говорил о свадьбе? Говорил?
КОРМИЛИЦА. А голова-то, голова трещит!
Расколется на части, не иначе!
А спину-то, а спину разломило!
Меня ты порученьями уморишь.
Мое ли дело бегать взад-вперед?
ДЖУЛЬЕТТА. Ах, нянюшка, прости меня за все.
Но милая, родная, золотая,
Что говорит любимый?
КОРМИЛИЦА. Твой любимый… Как настоящий джентльмен, благородный, воспитанный, обстоятельный и, судя по всему, неиспорченный, он сказал… Где ваша мать?
ДЖУЛЬЕТТА. Где мать моя? Где ж быть ей, как не дома?
Ты что наговорила? «Твой любимый,
Как настоящий джентльмен, благородный,
Воспитанный, сказал: «Где ваша мать?»?!
КОРМИЛИЦА. Помилуй Бог! Ты словно в лихорадке!
Такого ли компресса дожидались
Мои больные кости? Ну и ну!
Вперед сама работай почтальоном!
ДЖУЛЬЕТТА. При чем тут кости? Что сказал Ромео?
КОРМИЛИЦА. Пойдешь ли ты на исповедь сегодня?
ДЖУЛЬЕТТА. Пойду.
КОРМИЛИЦА. И у отца Лоренцо в келье
Тебя жених твой сделает женой.
А покраснела-то, а покраснела!
Одно словцо – и кровь уже кипит!
Поторопись. И я не без работы:
За лестницей пойду. Любимый твой
Взлетит по ней сегодня, чтобы ночью
С моей голубкой вить себе гнездо.
Я для тебя тружусь все дни подряд,
А ночью и тебя обременят.
Я есть хочу. Ступай…
ДЖУЛЬЕТТА. Навстречу счастью!
Прощай же! И спасибо за участье!
(Уходят.)
Келья брата Лоренцо.
Входят БРАТ ЛОРЕНЦО и РОМЕО.
БРАТ ЛОРЕНЦО. Пусть небо улыбнется, наблюдая
За освященьем брака, чтобы мы
Потом себя не прокляли.
РОМЕО. Аминь!
Какое ни ждало бы нас проклятье,
Оно не сможет истребить блаженства
Одной минуты с ней наедине.
Священным словом руки нам скрепи,
И пусть их тут же смерть разъединит, —
Я буду счастлив, что успел невесту
Назвать своей женой.
БРАТ ЛОРЕНЦО. Слепая страсть
Сгорает, ослепленная своим
Триумфом ложным. Порох и огонь,
Соединясь, взрываются от счастья.
Порою мед, до приторности сладкий,
Теряет на поверку всякий вкус.
Люби, но в меру, – будешь век любить.
Не в срок сойдет с дороги тихоход;
И слишком резвый к сроку не придет.
Входит ДЖУЛЬЕТТА.
А вот и наша леди. Не припомнит
Походки легче камень этих плит.
Любовь, она как воздух: кто влюблен,
Пройдет и по осенней паутинке.
Кто легкомыслен, тот и невесом.
ДЖУЛЬЕТТА. Святой отец, день добрый!
БРАТ ЛОРЕНЦО. Дочь моя,
Тебя Ромео поблагодарит
За нас обоих, что не опоздала.
ДЖУЛЬЕТТА. Но будет он и вас благодарить.
Легко ль ему придется?
РОМЕО. Если счастье
Твое, Джульетта, моему равно
И если ты, превосходя меня,
Еще способна говорить об этом,
То сладостным дыханием окутай
Гармонию взаимного блаженства,
Которая звучит в свиданье нашем.
ДЖУЛЬЕТТА. Страсть говорит на языке поступков,
Гордится не словесной мишурой,
Но сущностью своею. Только нищим
Дано учесть имущество свое.
А я богата: возросла любовь
Да так, что не учтешь и половины.
БРАТ ЛОРЕНЦО. За малым дело: вас соединить.
Ну, а пока не освящен ваш брак,
Одних вас оставлять нельзя никак.
(Уходят.)
Городская площадь.
Входят МЕРКУЦИО, БЕНВОЛИО, ПАЖ и СЛУГИ.
БЕНВОЛИО. Меркуцио, пожалуйста, уйдем.
Того и жди, нагрянут Капулетти,
И потасовки нам не избежать.
Так жарко – поневоле вспыхнет кровь.
МЕРКУЦИО. А сам ты разве не из тех, кто, зайдя в кабак, бьет шпагой об стол, приговаривая: «Дай Бог тебе остаться в ножнах!» – и ни с того ни с сего сует ее под нос лакею, налакавшись?
БЕНВОЛИО. По-твоему, я из таких?
МЕРКУЦИО. Безусловно. Ты же итальянец. Горячность у тебя в крови. Ты до крайности горяч, а разгорячившись, доходишь до крайностей.
БЕНВОЛИО. Ты это серьезно?
МЕРКУЦИО. Более чем. Один такой, как ты, плюс еще один – в итоге ни одного: вы прикончите один другого в два счета. С кем только ты не враждуешь! И с тем, кто хоть на волос в чем-то превосходит тебя; и с тем, кто ест зелень, прямо глядя в твои зеленые глаза, – кому как, а тебе этого за глаза хватает для ссоры. Твоя голова начинена, как пирог дичью, самыми дикими поводами для рукопашной. Она у тебя и так изрядно вспахана рукоприкладством, не ровен час останется, как выеденный пирог, без всякой начинки. Не ты ли спустил собаку на прохожего только за то, что он спугнул ее своим кашлем? Или, может быть, не ты прибил портного, щеголявшего в пасхальном костюме задолго до Пасхи? А что ты сделал с тем несчастным, у которого новые башмаки не вязались со старыми подвязками? И ты еще вынуждаешь меня избегать ссор?
БЕНВОЛИО. Будь у меня такая драчливая репутация, как у тебя, мне бы никто не поверил в долг под простую расписку: через час с четвертью я бы оказался несостоятельным должником.
МЕРКУЦИО. Под простую расписку! Эх, ты, святая простота!
(Входят ТИБАЛЬТ и ДРУГИЕ.)
БЕНВОЛИО. Клянусь рукою, это Капулетти!
МЕРКУЦИО. Клянусь ногою, мне на них плевать!
ТИБАЛЬТ. За мной, друзья! Есть у меня два слова
Для одного из этих двух господ. —
День добрый…
МЕРКУЦИО. Вот и сказаны два слова!
Нельзя ль прибавить к ним один удар?
ТИБАЛЬТ. Дадите повод – с радостью.
МЕРКУЦИО. Что за радость – идти на поводу у других?
ТИБАЛЬТ. Меркуцио, напрасно ты подыгрываешь Ромео.
МЕРКУЦИО. Подыгрываю? Ничего себе! Разве мы похожи на менестрелей? Если уж мы заиграем, ты оглохнешь от нашей какофонии! Вот мой смычок! (Указывает на свою шпагу.) Ты у меня сам запоешь, черт побери! Подыгрываю!
БЕНВОЛИО. Остыньте, господа! Мы в людном месте.
Куда-нибудь идемте с глаз долой
Взаимные обиды разбирать
Иль вовсе разойдемся. Люди смотрят.
МЕРКУЦИО. А что им делать, если есть глаза?
Я не намерен никому в угоду
Отсюда уходить.
Входит РОМЕО.
ТИБАЛЬТ. Ну и не надо.
Явился тот, кто требуется мне.
МЕРКУЦИО. Пускай меня повесят, если он
По требованью твоему явился!
Ромео может удовлетворить
Одну твою потребность – в поединке!
ТИБАЛЬТ. Привет, Ромео! Ненависть моя
Уместится в два слова: ты – подлец!
РОМЕО. Привет, Тибальт! Причина, по которой
Тебя любить я должен, не дает
Мне права отвечать на оскорбленье.
Я вовсе не подлец. Но мне пора.
Ты скоро все узнаешь.
ТИБАЛЬТ. Стой, мальчишка!
Ты оскорбил меня и должен смыть
Свою вину с оружием в руках!
РОМЕО. Как перед Богом, я не провинился
О проекте
О подписке