БРАТ ЛОРЕНЦО. Серчает ночь на сероглазый день,
  Разливший в поднебесье светотень.
  Ночной туман, покачиваясь пьяно,
  Ползет под колесницею Титана.
  Пока трава в росе, пока вполсилы
  Сверкают очи летнего светила,
  Пойду, корзинку прихватив с собою,
  За вредной и полезною травою.
  Всему дарует жизнь земли утроба,
  Хоронит все и вновь родит для гроба.
  Дитя земли, каким оно ни будь,
  К ее сосцам торопится прильнуть.
  И каждому из нас хотя б одно
  Достоинство у ней припасено.
  Какой могучий благости росток
  Заложен в камень, в колос, в лепесток!
  Одно дитя уродливо, другое
  Природною сверкает красотою.
  Но есть и в злом хорошего частица,
  И доброе с пути свернуть стремится.
  Порою благодать идет не впрок,
  Зато преображается порок.
  Кто б угадал по этим лепесткам,
  Что есть в них и отрава, и бальзам?
  Что сок цветка приводит к малокровью,
  А запах – благодействует здоровью?
  И в нас, как и в растеньях, рвутся в бой
  Две мощных воли – злоба с добротой.
И если в нас гнездится не добро,
  Нам черви ада выедят нутро.

Входит РОМЕО.

РОМЕО. Отец, благословите!
БРАТ ЛОРЕНЦО. Ах как мило!
  И где тебя в такую рань носило?
  Похоже, спятил ты во цвете лет.
  Ты слишком юн, чтобы вставать чуть свет.
  Состаришься, – бессонная тревога
  Разляжется у твоего порога.
  Но свежесть и беспечность не попасть
  Не могут золотому сну во власть.
  Уж если до зари ты встал с постели,
  Не заболел ли ты на самом деле?
  Хотя постой, Ромео. Я не прочь
  Предположить, что ты не спал всю ночь.
РОМЕО. Да, у меня была не спать причина.
БРАТ ЛОРЕНЦО. И звать ее – о Боже! – Розалина?
РОМЕО. Я знать не знаю, кто она такая,
  И даже имя не припоминаю.
БРАТ ЛОРЕНЦО. И славно. Но теперь-то ты откуда?
РОМЕО. Отец мой, я от вас скрывать не буду,
  Как встретил я, попав на торжество,
  Врага и принял вызов от него.
  Мы ранены и жаждем исцеленья
  От вашего, отец, благословенья.
  Врага простил я, более того,
  Как вы велите, возлюбил его.
БРАТ ЛОРЕНЦО. Ты жаждешь отпущения грехов,
  А к исповеди ясной не готов.
  Попроще говори, без суесловья.
РОМЕО. Куда уж проще! Я горю любовью
  К прекрасной дочке сэра Капулетти.
  Мы оба с ней попали в те же сети.
  Все так сплелось – не расплести никак.
  Спасение одно – священный брак.
  Все расскажу: про наше с ней свиданье,
  Любовь и обоюдные признанья, —
  Но умоляю: сочетайте нас,
  Отец святой, сегодня же. Сейчас.
БРАТ ЛОРЕНЦО. Святой Франциск! Какие чудеса!
  А Розалина? А ее краса?
  Забыты? Но с юнцами так всегда:
  Глаза – огонь, а сердце изо льда.
  О Богоматерь! Ты тонул в слезах,
  С ума сходил, едва ли не зачах.
  Приправил ты любовь морями соли,
  А получил оскомину, не боле.
  Ты так вздыхал, что пряталось светило.
  Ты так стенал, что уши мне ломило.
  Так слезы проливал, что их ручьи
  Все щеки поизрезали твои.
  Не ты ли это был, скажи на милость?
  Но разве Розалина изменилась?
  Увы, когда нет чести у мужчин,
  То верности не жди от розалин!
РОМЕО. За ту любовь от вас мне попадало.
БРАТ ЛОРЕНЦО. За то, что делал глупостей немало.
РОМЕО. Велели вы убить любовь.
БРАТ ЛОРЕНЦО. Еще бы!
  Но не другую извлекать из гроба!
РОМЕО. Теперь на страсть мне отвечает страсть.
  Совсем не то, что прежняя напасть.
БРАТ ЛОРЕНЦО. Той не сумел ты отвести глаза,
  Так как, в любви не смысля ни аза,
  Произносил чужие монологи.
  Но, ветреник, мне с вами по дороге:
  Враждующие семьи ваш союз.
  Направить может в лоно братских уз
РОМЕО. Нельзя ли поскорей? Нам невтерпеж.
БРАТ ЛОРЕНЦО. Ускоришь бег – скорее упадешь.

(Уходят.)

Акт второй. Сцена четвертая

Улица.

Входят БЕНВОЛИО и МЕРКУЦИО.

МЕРКУЦИО. Куда к чертям Ромео провалился?
  Похоже, дома он не ночевал.
БЕНВОЛИО. Слуга сказал, что нет.
МЕРКУЦИО. А все любовь!
  От этой бледной злючки Розалины,
  Ромео наш, того гляди, свихнется.
БЕНВОЛИО. Слугу с письмом прислал к нему Тибальт,
  Племянник Капулетти-старика.
МЕРКУЦИО. Могу поклясться жизнью, это вызов.
БЕНВОЛИО. Ромео на него ответить сможет.
МЕРКУЦИО. Писать он может, стало быть, ответит.

БЕНВОЛИО. Нет, он отзовется на вызов, и это будет достойный ответ.

МЕРКУЦИО. Несчастный Ромео! Его ходячий труп исколот темными глазами бледной немочи. Уши просверлены романсами. Сердцевина сердца, словно мишень, утыкана стрелами маленького слепца. И такому, как Ромео, драться с самим Тибальтом?

БЕНВОЛИО. По-твоему, Тибальт настолько опасен?

МЕРКУЦИО. Поопаснее своего тезки, кошачьего короля, это я тебе говорю. По части дуэльного кодекса Тибальту равных нет. Он владеет шпагой, как дирижер палочкой. Все за него: глазомер, ловкость, чувство ритма. А как он держит паузу! Один такт, другой, а третий пронзает тебя насквозь. И попасть-то, злодей, норовит в самую пуговицу. Словом, дуэлянт, каких мало. Джентльмен высшего сорта. Такой дерется даже без всякого повода. Тем более, когда повод есть. Ох, уж эти его бессмертные passado, punto reverso и прочие hai!

БЕНВОЛИО. Что это такое?

МЕРКУЦИО. Чертова абракадабра! Спасу нет от этих современных фигляров с их ужимками, пришепетыванием и притворством! А как они стрекочут – уши вянут! То и дело: «Бог ты мой, какая ловкая шпага! какая силища! какая талия!». И никуда не деться, мой друг почтенный, от этих зарубежных мух, от этих ряженых кривляк, начиненных всякими там pardonnez-mois или bon, bon. Эти модники безо всякой нужды заучили столько новых обычаев, что разучились непринужденно сидеть на обычной скамье.

Входит РОМЕО.

БЕНВОЛИО. Вот и Ромео.

МЕРКУЦИО. Его не слишком много: худющий, как минога. О, человеческая плоть! Каким образом ты перевоплотилась в нечеловеческую? Похоже, он истекает стихами, как Петрарка, преуспевший в воспевании своей Лауры. Между прочим, ей в этом смысле крупно повезло, ведь по сравнению с леди Ромео, Лаура – просто лахудра. А уж о дикарке Дидоне, кликуше Клеопатре, ехидне Елене, гетере Геро и говорить нечего. Сероглазая Фисба еще так-сяк, да и та ни к черту не годится. – Синьор Ромео! Позвольте поприветствовать ваши французские панталоны по-французски. Bonjour! Ловко же вы нас ночью облапошили!

РОМЕО. Здравствуйте. Каким это образом мы вас облапошили?

МЕРКУЦИО. Самым пошлым и безобразным. Это непростительно.

РОМЕО. Прошу прощения, Меркуцио, я был отозван по срочному делу. В моем положении простительно было уйти, не простившись.

МЕРКУЦИО. То есть уйти, не простив себя? Но за что?

РОМЕО. За то, что, уходя, не простирался ни перед кем во прахе.

МЕРКУЦИО. Каков ответ, прах его побери!

РОМЕО. Твоя вежливость, Меркуцио, вся пошла прахом.

МЕРКУЦИО. Нет, она пустила в нем корни, как цветок.

РОМЕО. Если так, то он довольно пыльный.

МЕРКУЦИО. Зато красивый.

РОМЕО. Как цветы на пряжках моих сапог.

МЕРКУЦИО. Ну, ты сказанул! Как гвоздь в подошву забил. Так у нас острят одни сапожники. Того и гляди, ты забьешь меня гвоздями своих острот. Если, конечно, не продырявишь ими своих подошв.

РОМЕО. А ты истопчешь свои, если будешь так долго топтаться на одном месте.

МЕРКУЦИО. Выручай, Бенволио! Он меня совсем затоптал.

РОМЕО. Такого гуся затопчешь. Гони его, Бенволио!

МЕРКУЦИО. Если тебе взбрело на ум гоняться за гусем, то я пас. У тебя хватит ума загнать целую стаю, с моим же и одного не догнать. По-твоему, я похож на гуся?

РОМЕО. Никем иным, как гусем, ты, по-моему, никогда и не был.

МЕРКУЦИО. Смотри, как бы я снова тебя не ущипнул.

РОМЕО. Щиплись на здоровье: от твоего клюва легко увернуться.

МЕРКУЦИО. Зато твои остроты всегда попадают в яблочко.

РОМЕО. Разве тебе не по вкусу гусь с яблоками?

МЕРКУЦИО. Как ловко ты тянешь резину своего остроумия!

РОМЕО. Если бы я изловчился начинить ею тебя, то такого резинового гуся можно было растянуть на весь мир.

МЕРКУЦИО. Разве это не лучше любовного плача? Ты снова человек. Ты Ромео. Ты снова не только есть, но и есть то, что ты есть и каким ты был отродясь. А то распускал слюни со своей любовью, точно шут гороховый, который сперва снует туда-сюда, высунув язык, а потом сует свою палку куда ни попадя.

БЕНВОЛИО. Хватит, прекрати!

МЕРКУЦИО. Хватит гладить его против шерстки?

БЕНВОЛИО. Прекрати распускать хвост.

МЕРКУЦИО. Ты опоздал. Я уже сложил его и не собираюсь показывать вторично: мне это противопоказано.

(Входят КОРМИЛИЦА и ПЕТР.)

РОМЕО. Вы только посмотрите!

МЕРКУЦИО. Парус, парус!

БЕНВОЛИО. Даже два: парус мужского рода и парусина женского.

КОРМИЛИЦА. Петр!

ПЕТР. К вашим услугам.

КОРМИЛИЦА. Подай мне веер.

МЕРКУЦИО. Закрой ей веером лицо, Петр: будет на что смотреть.

КОРМИЛИЦА. Здравствуйте, джентльмены!

МЕРКУЦИО. До свидания, прекрасная незнакомка!

КОРМИЛИЦА. Как так? Мы же еще не успели поздороваться.

МЕРКУЦИО. А уже пора прощаться, тем более с вами. Не ровен час похабная рука времени вскроет вас самым непристойным образом.

КОРМИЛИЦА. Типун вам на язык! Кто вы такой?

РОМЕО. Один из тех, любезная госпожа, кто по воле Божьей сотворен себе на зло.

КОРМИЛИЦА. Как вы говорите: «Сотворен себе назло?». Ах, как умно! Но ближе к делу, джентльмены. Мне нужен юный Ромео. Кто-нибудь из вас знает его?

РОМЕО. Я знаю. Но когда юного Ромео узнаете вы, он окажется менее юным, чем теперь, когда вы его еще не знаете. Из всех возможных Ромео я самый юный и, может статься, наихудший.

КОРМИЛИЦА. Лучше не скажешь!

МЕРКУЦИО. Лучше о наихудшем? Очень мудро, честное слово!

КОРМИЛИЦА. Если вы Ромео, мне надо вам кое-что сказать по секрету.

БЕНВОЛИО. Ручаюсь, она сведет его на секретный ужин.

МЕРКУЦИО. Точно, это сводня! Сводня, сводня! Ату ее!

РОМЕО. На кого ты охотишься?

МЕРКУЦИО. Не на зайца, сэр. Хотя если это и заяц, то от него не осталось ни кожи, ни рожи: в самый раз для постного пирога. (Поет.)

Плох из зайца навар,
Если тот очень стар.
В пост, однако, сгодятся и кости.
Если ж заячий труп
Высох так, что и в суп
Не годится, – такого хоть бросьте.

Ромео, ты идешь? Сегодня мы обедаем у твоих.

РОМЕО. Идите. Я догоню.

МЕРКУЦИО. Прощайте, старозаветная леди! (Поет.)

Прощайте, леди-ди!
Навеки, леди-ди!

КОРМИЛИЦА. Проваливайте, чтоб вам пусто было!

(МЕРКУЦИО и БЕНВОЛИО уходят.)

Подумать только, каков наглец! Кто этот проходимец, сэр, скажите мне на милость? По нем же веревка плачет!

РОМЕО. Джентльмен, привыкший слушать самого себя. Он не закрывает рта ни на минуту, а сам не дает никому и рта раскрыть.

КОРМИЛИЦА. Хотела бы я посмотреть, как он заткнет мне рот своими речами. Уж я бы дала ему чертей! Тоже мне смельчак выискался! Мне и двадцать таких нипочем. Я на них быстро управу найду! Грязный подонок! Ты со своими девками язык распускай! Или с дружками, такими же головорезами! (Поворачивается к Петру.) Ну, а ты для чего здесь? Чтобы позволять первому встречному мерзавцу честить меня?

ПЕТР. Я здесь не встретил мерзавца, который рискнул бы вас обесчестить. Не то бы я живо схватился за шпагу. Я дерусь не хуже прочих и, если закон за меня, ввязываюсь в каждую потасовку.

КОРМИЛИЦА. Господи помилуй! Я до сих пор вне себя. Меня всю прямо так и трясет. Грязный подонок! Ну, да ладно. Прошу вас, сэр, на два слова. Не помню, говорила ли я вам, что моя молодая хозяйка послала меня по вашу душу? И кое-что велела передать. Впрочем, с этим можно погодить. Сперва я сама скажу. Если вы намерены, как говорится, свести ее в страну дураков, это будет, простите за выражение, такое свинство! Постыдились бы: ведь она еще совсем девочка. Неужто у вас что дурное на уме насчет нее? Право же, с честными девушками так не поступают. Это гадко, это отвратительно, это…

РОМЕО. Постой же. Поклонись от меня своей госпоже и хозяйке. Уверяю тебя, у меня и в мыслях…

КОРМИЛИЦА. Ах, вы мой золотой! Конечно, поклонюсь! Господи Боже, вот будет для нее радость-то!

РОМЕО. Что ты передашь, кроме поклона? Ты же меня не дослушала.

КОРМИЛИЦА. Ваше уверение, сэр, которое у вас в мыслях, и передам. По всему видать, намерения у вас честные.

РОМЕО. Скажи ей, чтобы случай улучила
  Сегодня же прийти к отцу Лоренцо.
  Он исповедь соединит с венчаньем
  И нашу страсть навеки освятит.
  Возьми за труд.
КОРМИЛИЦА. Ни пенни не возьму!
РОМЕО. Бери, сказал. Не спорить же с тобой.
КОРМИЛИЦА. Сегодня же? Придет, не сомневайтесь.
РОМЕО. А ты иди к воротам монастырским
  И жди там человека моего
  С веревочною лестницей для нас.
  Я нынче ночью с помощью нее
  Поставлю парус нашего блаженства.
  Теперь ступай и никому ни слова.
  Я щедро отплачу тебе за все.
  Прощай и передай поклон хозяйке.
КОРМИЛИЦА. Благослови вас Бог! Однако, сэр…
РОМЕО. Я слушаю.
КОРМИЛИЦА. Ваш человек надежен?
  Мы заодно, и наше дело – тайна.
  А третий проболтается случайно.
РОМЕО. Он крепче стали и не подведет.

КОРМИЛИЦА. Сэр, сэр, вы не знаете моей госпожи! Ах, ты моя сладенькая! Господи, Господи! Когда она была совсем малюткой… Да, чуть не забыла, – знаете ли вы некоего Париса? Он тоже готов ввязаться в спор из-за нее. Но для нее, для душеньки моей, он все равно что гадкая жаба и даже хуже. Я как-то шутки ради говорю ей: дескать, она с Парисом – прекрасная пара. Так видели бы вы ее лицо! ни кровиночки, белее самого белого полотна! И вот еще что: разве «розмарин» и «Ромео» с одной буквы начинаются?

РОМЕО. Ну да. С буквы «р». А в чем дело?

КОРМИЛИЦА. Полно смеяться-то! Так только собаки рычат. А вы и розмарин, уж я-то знаю, начинаетесь на «ро». Слышали бы вы, как нежно она щебечет, почем зря упоминая вас и розмарин! Вы бы заслушались.

РОМЕО. Поклон хозяйке (уходит.)

КОРМИЛИЦА. Тысяча поклонов.

Петр!

ПЕТР. К вашим услугам.

КОРМИЛИЦА. Забери у меня веер и ступай вперед.