– Цветы сливы уже на земле, и, чтобы любоваться ими, придется опустить голову.

Я улыбнулась и, повернув голову, бросила на него короткий взгляд.

– О чем ты думаешь? – спросил четвертый принц.

– Недостойная думает о том, когда же господин наконец согласится взять ее в жены, – проговорила я жалостливым голоском, состроив страдающее лицо.

– Говоришь подобное и даже не краснеешь, – удивился он. – Вот уж точно, никогда не встречал такую бесстыдницу. Поначалу совсем не хотела выходить замуж, а теперь так торопишься скорее стать женой.

– Раньше я думала, что у меня есть надежда, – ответила я. – А теперь жизнь во дворце с каждым днем становится все невыносимее: того нужно бояться, этого тоже нужно опасаться… Вот я и решила, что стоит поскорее найти себе домик и спрятаться в нем. Разве это не легче и безопаснее, чем оставаться во дворце?

Четвертый принц так холодно взглянул на меня, что я перепугалась и осторожно спросила:

– Ваша покорная служанка сказала что-то не так?

– Не всем нравится слушать правду, – отозвался он, отведя глаза.

Я ненадолго задумалась, а затем искренне произнесла:

– Все женщины от природы прекрасные актрисы. Ваша покорная служанка умеет и лгать. Если господину угодно, чтобы я притворялась нежной и любящей, я согласна исполнять этот спектакль. Однако мне кажется, что господин скорее предпочтет правду, как бы горька она ни была.

Выслушав меня, четвертый принц улыбнулся, и холод исчез из его взгляда. Мягко посмотрев на меня, он легонько покачал головой, а затем внезапно протянул руку и смахнул с моей головы несколько опавших лепестков сливы. Я неподвижно стояла, ошеломленно наблюдая за этими редкими проявлениями теплоты. Его рука снова скользнула по волосам, после чего медленно опустилась к моей щеке.

– А где же шпилька? – спросил принц, легко касаясь пряди разметавшихся волос у моего виска. Лишь тут я опомнилась и, отвернувшись, чтобы избежать его прикосновения, ответила:

– Храню в своей комнате, чтобы никто не смог увидеть!

– Серьги, что я подарил в этом году, тоже лежат в комнате? Выходит, я зря старался, – посетовал он, убирая руку.

Так и знала, что рано или поздно ты спросишь об этом, и потому подготовилась. Оглянувшись по сторонам, я сунула руку за воротник и вытянула оттуда тонкую цепочку. Покачав кулоном перед его носом, торопливо заправила ожерелье обратно со словами:

– Я ношу это!

Некоторое время четвертый принц разглядывал меня с едва заметной улыбкой, а затем спросил:

– Жоси, знаешь ли ты, что на самом деле творится в твоем сердце? Тебя обуревают страхи и сомнения, ты днями напролет взвешиваешь все за и против, осторожничаешь, колеблешься. Но не помешает ли это тебе понять, чтó ты чувствуешь на самом деле?

Издав удивленный возглас, я оторопело уставилась на него. Какое-то время он молча смотрел на меня в ответ, а потом резко протянул руку и отвесил мне звонкий щелбан. Ойкнув, я поспешно прикрыла лоб и, кинув на принца гневный взгляд, с обидой воскликнула:

– Больно! За что?..

Принц прыснул со смеху и отмахнулся:

– Поскорее иди в дом, и впредь застывай у печки, а не на улице.

С этими словами он развернулся и зашагал прочь. Но, не пройдя и нескольких шагов, обернулся и, увидев, что я по-прежнему не двигаюсь с места, крикнул:

– Что стоишь?

Я торопливо поклонилась ему и побежала в дом.

Вернувшись в свою комнату, я села к печке, обняла подушку и застыла, бездумно глядя в одну точку. Я спрашивала себя: правда ли, что я не понимаю собственных желаний? А в чем заключаются мои желания? Неужели он понимает их? А нужно ли мне знать, что у меня на сердце? Гораздо сильнее я нуждаюсь в знании того, как мне уберечь себя среди интриг императорского дворца.

Я опустила глаза, и взгляд упал на подаренный восьмым принцем браслет у меня на запястье. Сердце отозвалось глухой болью. Мы не виделись уже больше двух месяцев. Утихла ли его скорбь хоть немного? Я долго сидела, словно окаменев, а затем резко отбросила подушку и принялась яростно стягивать с руки браслет. Человеческую душу сложно понять, и, пусть не могу понять свою, я решила, что кое-что все же должна сделать. И то, чтó должна сделать, я понимала со всей ясностью.

Рука болела, но браслет оставался на месте. Мне вдруг вспомнилось, что Юйтань говорила, будто любой браслет можно легко снять, если смазать запястье маслом. Быстро подойдя к столу, я достала лавровое масло. Я маялась битый час, кожа на руке покраснела от трения, и каждое прикосновение причиняло боль. В конце концов браслет удалось снять. Расстаться с чем-либо всегда непросто, и потом бывает очень больно.

Я взглянула на свое голое запястье, затем на браслет, сиротливо лежащий на столе, и душа снова заныла. В жизни слишком многие вещи безжалостно уносит время. Не утерпев, я яростно вонзила ногти в покрасневшую кожу. Мне было больно, но на моих губах блуждала задумчивая улыбка.

Неважно, насколько тяжело расставаться, насколько мне больно. С этого момента я должна отбросить все до конца, иначе в будущем могу навредить не только себе, но и ему. Хватает и императорского престола, ни к чему усиливать ненависть еще и мне.

Еще до наступления Праздника фонарей^[7] я положила браслет за пазуху и стала носить с собой. Однако праздник давно прошел, и четвертый месяц уже был на носу, а восьмой принц по-прежнему оставался в своем поместье и никого не принимал. Я много размышляла об этом, и мне казалось, что причина не только в тяжелой скорби, плохом моральном и физическом состоянии. Должно быть что-то еще. Во-первых, он не хочет вызвать подозрений. В тот раз, когда наследный принц впервые лишился титула, восьмой принц пострадал. Поэтому сейчас он подумал, что после вторичного лишения наследника титула ему стоит отсидеться дома, тем самым избежав неприятностей. Во-вторых, сыновняя почтительность была основным принципом, с помощью которого управлялась Великая Цин. Своим поступком восьмой принц желал снискать добрую славу и добиться расположения образованных людей.

Если все так, он в ближайшее время точно не придет во дворец. Поразмыслив, я поняла, что буду вынуждена затруднить четырнадцатого принца просьбой. В один из дней, увидев десятого и четырнадцатого принцев, я осторожно убедилась в том, что они одни, и торопливо догнала их, чтобы поприветствовать.

Закончив с приветствиями, я принялась болтать с ними и обмениваться шуточками, одновременно подавая знаки четырнадцатому принцу, чтобы тот отослал десятого. Четырнадцатый только хмурил брови, давая понять, что не собирается помогать и мне придется самой что-то придумать.

Мне оставалось лишь умоляюще взглянуть на десятого принца и с улыбкой произнести:

– Не мог бы ты один покинуть дворец? Мне нужно кое о чем поговорить с четырнадцатым принцем.

– Когда я нужен, ты беседуешь со мной, а когда не нужен, торопишься удалить меня, – сердито произнес десятый. – О чем таком вы собираетесь говорить, что мне нельзя слышать?

И он гневно воззрился на четырнадцатого принца.

– Я здесь ни при чем, – поспешно ответил тот. – Я и сам не знаю, что ей понадобилось мне сказать. Если хочешь пожирать кого-то взглядом, то пожирай ее.

Десятый принц вперил в меня взгляд. Тоже мне, напугал! Уставившись на него в ответ, я сказала:

– Перед Праздником фонарей я издалека увидела вас с десятой госпожой. Не успела я подойти для приветствия, как ты уже удрал, таща ее за собой. Говори, почему прячешься от меня? Уж объясняться – так сразу во всем!

– Не буду я препираться с тобой о всякой ерунде, тебя все равно не переспоришь! – сконфуженно выпалил десятый. – Говорите о чем хотите!

Затем развернулся и быстро зашагал прочь.

Глядя ему вслед, я не удержалась и начала хохотать. Четырнадцатый принц с улыбкой спросил:

– Ты издалека увидела десятую госпожу и не спряталась, а, наоборот, желала подойти и поприветствовать ее?

– Просто хотела припугнуть его, – смеясь, ответила я. – Тогда я действительно стремилась избежать встречи. Не ожидала, что десятый принц тоже меня заметит и, загородив меня от ее взгляда, скроется с ней еще быстрее.

– Не знаю, когда тревоги десятой госпожи наконец рассеются, – улыбаясь, покачал головой четырнадцатый принц. – Мы с тобой уже давно поняли, чтó на сердце у десятого брата, но им самим, похоже, невдомек.

– Со стороны всегда виднее, – вздохнула я. – Но когда придет время, они обязательно поймут.

– Так что же ты хотела мне сказать? – все так же с улыбкой спросил принц.

Я немного постояла, не говоря ни слова, а затем извлекла из-за пазухи завернутый браслет и протянула ему. Взяв его, четырнадцатый принц тут же принялся ощупывать сверток.

– Похоже на браслет. Что это должно означать? – спросил он.

– Пожалуйста, передай это ему, – попросила я. – Но не спеши, дождись, когда он будет в хорошем расположении духа, и только тогда отдай.

Разумеется, четырнадцатый принц знал, кого я имела в виду, и понимал, почему я возвращаю ему браслет. Его улыбка поблекла. Некоторое время он стоял, глядя в никуда, после чего произнес:

– И зачем заставлять меня выполнять такое неблагодарное поручение? Верни сама.

С этими словами он протянул сверток мне обратно. Резво сделав пару шагов назад, я сказала умоляющим тоном:

– С тех пор как его матушка почила с миром в прошлом году, он болеет и не выходит из дома. Ну куда я могу пойти, чтобы вернуть браслет? Кроме того, тебе не придется ничего говорить: стоит ему увидеть браслет, как он тут же сам все поймет.

На лице четырнадцатого принца отразилась нерешительность. Какое-то время он задумчиво молчал, а затем вдруг расцвел улыбкой и прошептал, глядя мне за спину:

– Сюда идут четвертый и тринадцатый братья.

Хотел обманом заставить взять браслет обратно, но обхитрить меня было не так-то просто.

– Брось эти шуточки, – сердито проговорила я. – Такие приемы на меня не действуют.

Четырнадцатый принц спрятал браслет и, поклонившись, приветственно произнес:

– Всех благ четвертому брату, всех благ тринадцатому брату!

Только тогда я почувствовала неладное и, обернувшись, торопливо поприветствовала подошедших принцев. Тринадцатый принц, приподняв брови, смотрел на нас с четырнадцатым полушутливо-полусерьезно.

– Поднимитесь, – сказал четвертый принц.

Мы с четырнадцатым принцем выпрямились. Я чувствовала себя не в своей тарелке, а потому продолжила молча стоять с опущенной головой. Улыбаясь, четырнадцатый принц спросил у четвертого:

– Покидаете дворец?

– Позже, – ответил тот. – Еще нужно навестить матушку.

– В таком случае я откланиваюсь.

С этими словами он церемонно попрощался с четвертым и тринадцатым принцами, а затем, проходя мимо меня, понизил голос и произнес:

– Не принять дар было бы непочтительностью с моей стороны. Премного благодарен!

Я печально вздохнула про себя. Эх, четырнадцатый, уходишь – и иди себе, зачем создавать недоразумение этим притворством?

Как только он удалился, повисло неловкое молчание. Тринадцатый принц прекратил улыбаться и, развернувшись, отошел. Я топталась в замешательстве, не зная, какое объяснение стоит дать четвертому принцу. На его лице, как всегда, было самое равнодушное выражение, а взгляд устремлен куда-то вдаль.

Я вновь опустила голову, размышляя о том, что же сказать ему. Пока я колебалась, он спросил:

– Не можешь объяснить?

Помедлив, я решительно проговорила:

– Если господин поверит мне – хорошо, не поверит – и ладно. Недостойная скажет лишь одно: это совсем не то, о чем господин мог подумать.

– Еще даже не начал допытываться, а ты уже так прямо призналась, – насмешливо произнес четвертый принц. – Получается, у вас с четырнадцатым братом действительно что-то есть.

Я испуганно ахнула, а он продолжил:

– Я подумал, раз вы с десятым и четырнадцатым братьями всегда хорошо ладили, тогда нет ничего удивительного в том, что вы дарите друг другу подарки. Ты, однако, решительно опровергла мои догадки. Редко можно увидеть подобную откровенность и живость ума!

Смеясь и раздражаясь одновременно, я сердито проговорила:

– И почему ты вечно дразнишь меня? Только четырнадцатый принц сказал мне, что вы идете, а я ему не поверила, думая: он обманывает меня. Это все из-за тебя.

Уголки губ четвертого принца едва заметно приподнялись, и он сказал:

– Я никак не могу повлиять на четырнадцатого брата, да и не хочу. Водите с ним дружбу сколько угодно, дарите друг другу подарки, болтайте и смейтесь, но я больше не желаю видеть сцены гнева и рыданий, подобные прошлой.

Достаточно разумное требование.

– Я поняла, – ответила я, надув губы.

Мы немного помолчали. Затем я отвесила ему почтительный поклон и спросила:

– Будут ли какие-либо распоряжения? Если нет, я пойду.

– Ступай, – махнул принц рукой.

Отойдя подальше, я шумно вздохнула: выходит, четвертый принц оказался гораздо более великодушным, чем я себе представляла. Не говорит «не делай того, не делай этого». Вновь подумав о четырнадцатом брате, я невольно разозлилась. Что же такое он творит?!