Песнь четвертая

 
1.
Зовут на подвиг праведные трубы,
А из геенны сквозь безвидный мрак,
В надменной ярости кусая губы,
На крестоносцев смотрит Архивраг,
И зависть лютая, и страх сугубый
Его кровавый застилают зрак.
Так свирепеет бык, пронзенный пикой,
Ревя и фыркая в истоме дикой.
 
 
2.
Обдумывает Сатана-Плутон,
Как похитрей расстроить план Господний,
И в свой дворец, на мрачный Флегетон,
Велит созвать все силы Преисподней.
Безумец мнит, что Небу равен он.
О есть ли сумасбродство сумасбродней!
Забыл он, как раскалывалась тьма
И Бог с престола низвергал грома!
 
 
3.
Из Тартара выходит черт за чертом,
Богопротивную заслыша медь,
И вторит свод анафемским когортам,
Как будто свету говорит: «Не сметь!»
Так резко в воздухе сыром и спертом
Вовек раскатам бури не греметь,
Так под ногами не гудеть от гнева
Густым парам внутри земного чрева.
 
 
4.
Каких здесь только не увидишь рож,
Толпа многохребетна, многокрыла!
В глаза заглянешь – одолеет дрожь,
Объятья гибельные Смерть раскрыла.
Один рогат, но и другой хорош:
Над женским туловом – свиное рыло!
А дальше пострашнее супостат —
Четвероног, чешуйчат и хвостат.
 
 
5.
Полезли гидры, гарпии, ехидны,
Гремит кентавров бешеный галоп,
Протяжен вой Химеры панихидный,
Горгоне змеи падают на лоб,
В грязи Пифон клубится злоехидный,
За Герионом – Полифем-циклоп.
И мириады тварей безобразных,
Соединенных из чудовищ разных.
 
 
6.
Уселись демоны, поджав хвосты,
На мрамор перед княжеским престолом.
Плутон на свиту смотрит с высоты,
Поигрывая скипетром тяжелым.
Ни снежные Атласские хребты,
Ни Кальпская скала в просторе голом
Не громоздятся выше, чем рога
На рыжем темени Архиврага!
 
 
7.
Из глаз его, из гнусных двух отверстий
Исходит свет блуждающей звезды,
Пророча смерть одушевленной персти,
Разбрызгав яд гордыни и вражды.
На мощный торс, теряясь в клочьях шерсти,
Ложатся складки жесткой бороды,
Прорезанной провалом красноротым,
Где кровь и жёлчь бурлят водоворотом.
 
 
8.
Гремящей Этны черное жерло
Так изрыгает в небо запах серный.
Из чрева сатанинского несло
Зловонной копотью и прочей скверной.
Князь Тьмы, на подданных взирая зло,
Заговорил. Не лаял Цербер верный,
Коцит внезапно оборвал свой бег,
И ненавистный содрогнулся брег.
 
 
9.
«О дети Тартара, в благословенной
Обители покой вкушали вы,
Пока с жестокостью обыкновенной
Он вас не сбросил с горней синевы,
Ревнуя втайне к славе дерзновенной.
В геенне не поднять вам головы,
А Он меж звезд воссел Владыкой Рая,
Бунтовщиков разбитых презирая.
 
 
10.
Навстречу солнцу, звездам и луне
С тех пор не приподняться вашим векам.
Вам не блистать в небесной вышине,
На смрадном дне лежать вам век за веком.
И, словно вас унизив не вполне,
На землю Он послал за человеком,
И смертный человек, ничтожный прах,
С Ним рядом восседает на пирах.
 
 
11.
Усугубляя ваш позор военный,
Он Сына своего обрек на смерть,
И тот посмел взломать врата геенны,
Стенающей: „Отца умилосердь!“
На свет народ он вывел убиенный,
Нам по закону отданный, и твердь
Богатыми трофеями увешал —
Триумфом спесь Отцовскую потешил.
 
 
12.
Но хватит слезы лить! Старинных ран
Пустыми не уврачевать словами.
От цели не отступится Тиран,
О мести нам пора подумать с вами.
Чего ж мы ждем? Чтобы из чуждых стран,
С родимыми расставшись божествами,
К Нему народы чуждые пришли
И распростерлись перед Ним в пыли?
 
 
13.
Ужель мы будем предаваться лени
И ждать, когда последний бастион
Перед Жестоким встанет на колени,
Когда войска Его возьмут Сион,
И в Азии для новых поколений
Оракулом и Богом станет Он,
Свое прославив Имя во языцех
На бронзовых и мраморных таблицах!
 
 
14.
У наших оскверненных алтарей
Лежать тогда поверженным кумирам!
Себе воздвигнет храмы Назарей,
Самодержавно управляя миром.
Ему дары несите пощедрей,
Его подошвы умащайте мирром!
Так что ж, выходит, во дворце пустом
Без злата буду я сидеть потом?
 
 
15.
Нет, ни за что! Как искра в кучке праха,
Геройский жар воспламенит умы,
И повторится день, когда без страха
Противу Господа восстали мы!
Нет спору, мы не избежали краха,
И все же бунт кромешной стоил тьмы!
Чем взял нас Деспот, неисповедимо,
Но дерзость в гордецах непобедима.
 
 
16.
Готовься к битве, доблестный Эреб!
Брось на твердыню мощь когорт гвардейских,
Пока пожар вселенский не окреп,
Не вышел из пределов иудейских,
Пока огонь не вырвался, свиреп,
Во исполненье замыслов злодейских. —
Втирайтесь, бесы, в горние ряды,
Хитрите, врите, не жалейте мзды!
 
 
17.
Да будет так! Один уйдет скитаться,
Единоверца умертвит другой
И женский смех с восторгом святотатца
Сочтет орудьем цели всеблагой.
На избранного князя, может статься,
Оружье третий обратит изгой,
И на товарища пойдет товарищ
Среди кладбищ, развалин и пожарищ…»
 
 
18.
Еще не отгремела Вражья речь,
Взлетела падших серафимов стая,
Мечтая звезды в небе подстеречь,
Завыла, заметалась, вырастая.
Так, предсказательница жутких встреч,
Рождается в пещерах тьма густая:
Поганя небо, смерть они несли
Великим царствам моря и земли.
 
 
19.
Над миром гнусные расправив крылья,
Разносит распри, смуты, мятежи
Загробного монарха камарилья,
Капканы ставит из премудрой лжи,
И нет спасенья от ее засилья.
О Муза, без утайки расскажи,
С какого умысла Лукавый начал,
Дабы я правды не переиначил!
 
 
20.
В тот приснопамятный суровый год
На трон Дамаска и земель соседних
Взошел достопочтенный Гидраот,
Колдун и чародей не из последних.
Был темен для него войны исход:
В астрологических теряясь бреднях,
Он требовал ответа у комет,
Гадая, победит ли Магомет?
 
 
21.
Как часто мы в своих догадках слепы! —
Египту возвышенье он предрек.
Спускаясь ночью в каменные склепы,
Подмоги у планет искал царек
И в сердце план вынашивал нелепый,
Но тайну звезд до времени берег,
Надеясь в скромном звании провидца
Трофеями и славой поживиться!
 
 
22.
Он сознавал, что лезет волку в пасть,
И, христианской опасаясь мести,
Стал размышлять, какую бы напасть
Наслать на них, чтобы с Египтом вместе
На ослабевшего врага напасть.
Так он гадал и вдруг застыл на месте:
По знаку Люциферова жезла
К нему из тьмы явился гений Зла.
 
 
23.
«Есть у тебя племянница в Дамаске, —
Услышал он бесовский шепоток, —
Лицом пригожая, как в дивной сказке,
Красой известная на весь Восток.
Она такие им состроит глазки,
В такой волшебный заведет чертог,
Что самый честный не поймет, зачем он
Воюет здесь», – сказал и скрылся демон.
 
 
24.
В дворцовый зал Армида введена,
И молвит старец деве златокудрой:
«Ты мужественна сердцем и умна,
Я чую дерзость под сурьмой и пудрой.
Ты более меня умудрена
В науке волхвования премудрой.
Из замыслов царевых сеть соткав,
Поймешь сама, как старый царь лукав.
 
 
25.
К неверным в лагерь с просьбою непраздной
Явись и перед фронтом разверни
Любовный арсенал многообразный:
Рыдай, но пусть рыдают и они!
Красней и про себя победу празднуй! —
От плачущих красавиц нет брони.
Стыдливостью оденься пресловутой,
Неправду правдой, как плащом, закутай!
 
 
26.
Приманкой взоров ласковых и слов
Завлечь попробуй Готфрида вначале.
Не выйдет – поищи другой улов!
Любовь излечит бранные печали.
Придумай подвиг для сорвиголов,
Дабы в пустыне дни они скончали:
За веру и за родину в борьбе
Запретов нет! – так я скажу тебе».
 
 
27.
Уходит в ночь невинною голубкой
Армида, гордая своей красой,
Победу одержать надеясь юбкой
И туго заплетенною косой.
Войскам, прославленным жестокой рубкой,
Не совладать со странницей босой.
Надежным людям велено в народе
Посеять слухи об ее уходе.
 
 
28.
Немногих дней промчалась череда,
И вот среди шатров идет девица.
В чужой толпе зарделась от стыда,
Народ на красоту ее дивится.
Так восхищает юная звезда,
Едва успев на небе появиться.
Простой солдат и рыцарская знать
Хотят о ней побольше разузнать.
 
 
29.
Диана, Афродита и Елена
За ней признали первенство давно.
Взирают крестоносцы вожделенно,
Как золотых волос ее руно
То светится из облачного плена,
То вырывается за полотно
Платка – точь-в-точь светило огневое,
И небеса сияют ярче вдвое!
 
 
30.
Завитые природою самой,
Повторно вьются кудри золотые
Под ветерком, но скромен взор немой,
Любовь под брови спрятана крутые.
Слоновья кость оттенена сурьмой,
Лишь розовые лепестки густые
Рисуют абрис розового рта:
Эрота благовонные врата!
 
 
31.
От пламени любовного огнива
Пылает шеи обнаженной снег,
Тугие груди стянуты ревниво —
Заказан вход в обитель сладких нег! —
Ревниво, но каких соблазнов нива
Обещана тому, кто не избег
Очарованья чувственных фантазий,
Скрываемых в невидимом экстазе.
 
 
32.
Так удается светлому лучу
Пронзить кристалл, не раздробив кристалла.
В запретный сад сквозь бархат и парчу
Проникнет взор во что бы то ни стало!
Заветный клад открылся богачу,
Картина подлинная заблистала,
Завороженный ум разгорячив, —
О как ее рассказ красноречив!
 
 
33.
На рыцарей Армида смотрит строго:
Мол, обожанье ей не по нутру!
А в сердце веселится недотрога:
«Кого из вас я в жертву изберу?» —
И робко вопрошает: «Где дорога,
Ведущая к командному шатру?» —
На помощь ей бежит в смущенном страхе
Единокровный брат вождя – Евстахий.
 
 
34.
К ней устремился он, как мотылек,
Летящий в темноте на пламя свечки.
Беднягу взор красавицы привлек,
Стыдливый взор испуганной овечки.
От гибельного жара недалек,
Он запылал, как хворост возле печки.
Нежданно охмелев и осмелев,
Так обратился к деве юный лев:
 
 
35.
«О дама! – Нет, к обыкновенной даме
Природа не бывает так щедра! —
Забудь о нашем праотце Адаме,
Ты женщина не из его ребра!
Прихода твоего я ждал годами,
Но объясни, какой судьбы игра
Тебя мне посылает для молений,
И пред тобой я преклоню колени!»
 
 
36.
«Беглянке, а не гордой госпоже, —
Услышал он, – святой не нужно дани!
Не смертная, а мертвая уже,
Живу отныне для одних страданий.
Должна быть девушка настороже,
Но говорят, что здесь, на Иордане,
Где слово Готфрида – любви залог,
Для странницы найдется уголок.
 
 
37.
Устрой мне встречу с доблестным героем
И требуй для себя любых наград!» —
У юноши кружатся мысли роем:
«Тебе услугу оказать я рад.
Мы сообща судьбу твою устроим:
Родному брату не откажет брат!
Отныне меч мой у тебя на службе,
Нам Готфрид войско одолжит по дружбе!»
 
 
38.
К шатру штабному он ее ведет,
Где Готфрид восседает среди знати.
Армида, покраснев, чего-то ждет,
Вздыхает робко и молчит некстати.
Приказывает вождь: «Пусть подойдет
И нам расскажет о своей утрате!» —
Притворную изображая дрожь,
Колдунья сладкую заводит ложь:
 
 
39.
«О государь, твое святое имя
Составит славу армии любой!
Гордятся пораженьями своими
Державы, побежденные тобой:
Приходят, призывают править ими
Вчерашние враги наперебой,
Тебя о помощи покорно просят
И в песнях подвиги твои возносят.
 
 
40.
Ты вышел веру истребить мою,
Но, даже зная это, я решилась
Молить тебя спасти мою семью —
Наследственных наделов я лишилась!
Я в руки чужеземцу отдаю
Орудье мести, дабы месть свершилась!
Родимый край мне сострадать устал —
Враждебный призываю я металл!
 
 
41.
Растоптана отцовская порфира,
Но, знай, надежда пересилит страх:
Я слышала, ты в прах поверг полмира,
Подняться дай повергнутой во прах!
Что сердцу милосердному секира? —
Не ей поем мы славу на пирах.
Ты царства отнимаешь за бунтарство,
Верни же мне утраченное царство!
 
 
42.
Но если, благочестья зоркий страж,
Ответишь ты: „Я веру чту иную!“—
Ты воли милосердной не предашь,
О благочестье я сама ревную.
Свидетель Бог, Отец единый наш,
Ты доброту явил бы неземную,
Приняв беглянку под свое крыло,
Мне причиненное исправив зло!
 
 
43.
Отец мой гордо звался Арбиланом,
Но род его был разорен дотла,
Он Хариклею в жены взял с приданым:
Дамаск влюбленным подарил Алла.
Ребенком я была для них желанным,
Но мать во время родов умерла.
Рыдала я на материнской тризне,
Я в жизнь пришла – она ушла из жизни.
 
 
44.
Еще пяти не минуло мне лет,
Когда родитель мой под своды рая
Переселился за супругой вслед.
„О дочь моя, – сказал он, умирая, —
На небеса роптать тебе не след:
Царицей станешь ты родного края.
Хранить тебя и чтить как госпожу
Я преданному брату накажу“.
 
 
45.
Счастливой я росла в семье у дяди:
О падчерице долгие года,
Как о своем заботился он чаде,
Не знаю, был ли он уже тогда
С нечистой совестью своей в разладе,
А может быть, не ведая стыда,
Злодейство в ласках опекунских прятал:
Меня за сына своего он сватал!
 
 
46.
Я подрастала, брат мой подрастал
Двоюродный, но ни искусством ратным,
Ни тонкостью манер он не блистал.
Сравнимый с шелудивым псом привратным,
Он в юности невыносимым стал.
Порок, гнездясь в уме его развратном,
Блаженствовал, все светлое губя, —
Он гнусью переплюнул сам себя.
 
 
47.
Такую мразь – о милостивый Боже! —
Любезный дядя прочил мне в мужья,
Дабы наследственный престол и ложе
С его ублюдком разделила я.
В своих тирадах лез он вон из кожи,
То ласковый, то хитрый, как змея.
Я прекратить решила это разом
И, надерзив, ответила отказом.
 
 
48.
Побагровев, он удалился прочь,
И по лицу его, по складке злобной
Приемная угадывала дочь
Ничтожество души, на все способной.
С тех пор, едва в окне сгущалась ночь,
Ко мне толпа гостей из тьмы загробной
Являлась, и в душе едва живой
Запечатлелся ужас роковой.
 
 
49.
Об отдыхе мечтала я напрасно: