– Да что вам здесь – курорт? – притворно возмутился Питерс. – Хорошо, дней десять покоя я ей точно смогу обеспечить. А там посмотрим.

Норт Андерс появился неожиданно. Док после обеда уехал за новой партией лекарств, оставив лазарет на меня. Распорядился постелить мне на кушетке в кабинете и принести ужин. Я решила, что вечером, обработав Красотке и Брюнетке (имени ее я так и не удосужилась узнать) раны и напоив их сонным зельем, позову Мышку в кабинет пить чай с любезно оставленными Доком пирогами. Подруга пошла в душ, а я принялась накрывать стол для скромного чаепития. Вот тут-то и хлопнула дверь.

Поначалу я было подумала, что кто-то из заключенных, пользуясь отсутствием Дока, решил выпросить у меня зелье или мазь, но шаги, прозвучавшие в коридоре, были тяжелыми, мужскими. Значит, лекарства понадобились кому-то из охранников. Я быстро убрала вторую чашку – не стоит охране видеть, что я угощаю Мышку чаем.

Кого я точно не ожидала увидеть, так это начальника лагеря. Отчего-то мне казалось, что после памятного свидания с Марком Норт Андерс будет меня сторониться. Впрочем, когда он подошел ко мне поближе, я поняла причину его смелого поведения. От начальника разило алкоголем.

– Скучаешь? – игриво спросил он у меня.

– Нет, сэр, – как можно более равнодушно ответила я. – Чай собираюсь пить.

– У меня есть кое-что получше чая, – весело заявил Андерс и вытащил из-за пазухи бутылку вина.

Я с ужасом наблюдала, как он сбрасывает шубу и ставит бутылку на стол. Больше всего я боялась, что начальник решит посетить санузел и увидит там Мышку. Ничего хорошего эта встреча нам с ней принести не могла. И еще надеялась, что моя сообразительная подруга, услышав голоса, догадается затаиться.

– Выпьешь со мной?

– Боюсь, Марк не одобрит такое поведение, сэр.

Вопреки моим ожиданиям, Андерс не испугался. Он сморщил нос и, слегка пошатнувшись, шагнул ко мне.

– Грен далеко, – сказал он хриплым голосом. – И ему вовсе не обязательно знать обо всем, что здесь происходит.

– Он мой любовник, – напомнила я.

Но начальник только ухмыльнулся.

– Я помню, – прошептал он, обдавая меня перегаром. – Но я не брезгливый. Это с Лютым и его парнями я девок не делю. А Марк Грен – дело иное. Одна баба на двоих с королевским магом – это даже почетно.

Он хохотнул, а я усиленно пыталась побороть приступ паники. Похоже, Андерс уже в том состоянии, в котором доводы рассудка заглушаются быстро. Я никак не могла придумать, чем бы его отвлечь. Единственное, что пришло мне на ум – огреть начальника по голове чем-нибудь потяжелее, но, признаться, идея была далеко не блестящей и могла иметь самые плачевные последствия.

А Норта Андерса отсутствие сопротивления только распалило. Он обхватил ладонями мои ягодицы, прижимая меня к себе потеснее, и я с отвращением ощутила, что он уже возбужден.

– Тебе будет хорошо, вот увидишь, – бормотал он и слюнявил поцелуями мою шею. – Иди сюда, вот так.

И он принялся подталкивать меня к кушетке. Собрав все силы, я резко высвободилась из его объятий.

– Кажется, вы предлагали мне выпить, сэр?

– Что? – мои слова не сразу дошли до его затуманенного сознания. – А, да. Давай выпьем. Вот только я тебя разок поцелую.

Он опять притянул меня к себе, облапил, впился в губы. Тошнота поднялась к горлу, и мне пришлось, отстранившись, сделать несколько глубоких вдохов.

– Вино, – напомнила я. – А я пока поищу стаканы.

В тот момент я даже сожалела, что среди припасов Дока нет быстродействующего яда. Но вот сонное зелье имелось в изобилии. Надо было только изловчиться как-то плеснуть его в стакан.

– Я сама разолью, – проворковала я, отбирая у Андерса бутылку.

Он попробовал было возражать, но я погладила его пальцами по щеке, провела по шее, и он покорно отдал мне вино. Сонное зелье уже было налито на дно одного из стаканов. Повернувшись к начальнику спиной, я быстро добавила к нему хмельной напиток. Плохо было одно: воодушевленный лаской, Андерс подошел ко мне, пока я наполняла свой стакан. Тесно прижался к моей спине, положил ладони на грудь, сжал.

– Я всегда знал, что ты разумная женщина, Дамочка. Видишь свою выгоду.

Пожалуй, моя улыбка больше походила на оскал. Я вновь отстранилась и протянула ему стакан.

– Давайте выпьем. Я так давно не пила вина.

– Что ж твой Марк не догадался привезти? – язвительно спросил Андерс. – Герой какой: и на столе он может, и на кровати, а угостить свою бабу вином не подумал.

За Марка мне обидно не было, а вот за стол, кровать и бабу я с удовольствием бы выплеснула содержимое стакана мерзавцу в физиономию. Скорее всего, в прошлой жизни я бы именно так и поступила. Но то, что могла позволить себе Тиали Торн, было невозможным для заключенной двести семнадцать дробь пятнадцать. И я молча поднесла стакан к губам.

Андерс осушил свой залпом и опять потянулся ко мне. Я натянуто рассмеялась и уклонилась, а затем сбросила обувь и с ногами забралась на застеленную свежим бельем кушетку. Начальник сделал шаг в мою сторону, но я покачала головой и выставила руку вперед.

– Раздевайся.

– А ты?

– А я потом. Ну же, давай, я хочу на тебя посмотреть, – проговорила я, стараясь придать голосу как можно больше соблазнительности.

– Хочешь поиграть, да? Не знал, что в высшем обществе тоже приняты такие забавы. Хотя распутные бабы везде одинаковы.

Разделся Андерс мгновенно и тут же плюхнулся рядом со мной. Я вскочила и отошла в центр кабинета. Да уж, жаль, что лагерная роба не подразумевает ношения под ней чулок с подвязками – вот их бы я стаскивала очень долго. Ладно, будем обходиться тем, что имеем.

С подолом платья я играла несколько минут, то приподнимая его, то вновь опуская. Наконец теряющий терпение Андерс рыкнул:

– Да сними ты его, наконец!

Пришлось стянуть робу через голову и отправить ее в полет. На пол швырять было жалко, поэтому платье я бросила на стол Дока, на свободный от посуды край. Но расставаться с бельем так быстро я намерена не была. Сунула в рот палец, демонстративно облизала его, затем провела им по губам, по шее, по ключицам. Когда спустилась к груди, хриплое дыхание Андерса наконец-то начало переходить в сопение.

– Сэр?

Молчание. Слава всем богам!

– Мышка! – позвала я.

Испуганная подруга осторожно заглянула в кабинет, а я, напротив, метнулась в санузел. Тошнота стала нестерпимой. Выворачивало меня долго, а когда я наконец вернулась, то Андерс, уже в брюках и расстегнутой рубахе, мирно спал на кушетке.

– Как ты думаешь, носки на него натягивать? – деловито спросила Мышка. – Не хотелось бы к ним прикасаться, брезгую я. Но если надо, то деваться некуда.

– Давай я, – нехотя предложила я. – Все равно потом в душ пойду, он мне всю шею обслюнявил.

Мышка сочувственно на меня посмотрела и отошла в сторону. Кривясь от отвращения, я натянула на ноги Андерса носки, а затем укрыла начальника одеялом.

– Пойду смою с себя всю эту грязь, а ты пока чай завари, ладно?

– Что, прямо здесь пить будем? – подруга бросила на Андерса брезгливый взгляд. – Рядом с этим уродом?

– Нет, лучше уж в палате, – решила я. – Красотка и Брюнетка все равно до утра не проснутся, а мы отгородим твою койку ширмой.

– А сама-то где ночевать будешь?

– Да там же, в палате. Знаю, что не положено, но здесь не останусь. Да и кушетка, как ты можешь убедиться, занята.

И я расхохоталась, прекрасно понимая, что вовсе не эта незамысловатая шутка вызвала столь бурный приступ смеха. Я уже начала задыхаться, по щекам катились слезы, а я все смеялась и смеялась, усевшись прямо на пол и раскачиваясь из стороны в сторону. Испуганная Мышка попыталась напоить меня водой, а потом, отчаявшись, выплеснула ее мне в лицо. Смеяться я перестала, зато меня начала бить крупная дрожь.

– Иди в душ, – устало сказала Мышка. – Ступай-ступай, тебе согреться надо. А я пока лужу вытру и сделаю, действительно, чай. Он нам не повредит. И по глотку вина – тоже. Вряд ли Андерс завтра вспомнит, сколько именно оставалось в бутылке.

Утром Андерс проснулся еще до появления Дока. Я как раз поставила чайник на горелку – до завтрака оставался еще целый час, а чая покрепче хотелось до головокружения. Мышка еще спала, как и Брюнетка с Красоткой. Рассудив, что утром мне бояться нечего, я отважно направилась в кабинет. Немного постояла у двери, глубоко вдохнула и потянула за ручку. Нельзя позволять страху брать над собой верх.

– Дамочка? – недоуменный голос отвлек меня от приготовления чая. – Как я здесь очутился?

Я повернулась, опустила глаза в пол и, выражая всем своим видом наивысшую степень почтительности, тихо ответила:

– Вы изволили прийти вчера ночью, сэр.

– Зачем?

Я украдкой бросила на Андерса взгляд из-под ресниц. Вид у него был какой-то помятый, лицо опухло, под глазами образовались мешки, на щеках проступила щетина, а на носу – красноватые прожилки. Судя по его удивленному виду, он действительно ничего не помнил. Вот и отлично.

– Я не знаю, сэр. Вы пришли, принесли бутылку вина и сказали, что будете ночевать здесь.

– Да? Это надо же было так набраться. Дай-ка мне чего-нибудь от головной боли, а то башка раскалывается.

У меня промелькнула было ехидная мысль, что лучше всего головная боль лечиться ударом по оной голове чем-то тяжелым. Но по вполне понятным соображениям я ее озвучивать не стала, а выдала начальнику требуемое зелье. Он как раз успел его выпить, когда хлопнула входная дверь, прозвучали быстрые шаги, и в кабинет вошел разрумянившийся с мороза Док.

– О, Норт! – весело произнес он. – Нездоровится с утра пораньше?

– Больно вы радостный, Питерс, – проворчал начальник. – Случилось что хорошее? Или вас мое недомогание так веселит?

– Ну что вы, как можно? Просто день сегодня чудесный, солнце наконец-то показалось. Я лекарства новые привез, так вы уж будьте любезны выделить мне парней покрепче – коробки разгрузить. Дамочка, подготовь место, хорошо?

Я кивнула и ужом выскользнула за дверь, не прощаясь с Андерсом.

А еще через день приехал Марк. Я шла по расчищенным дорожкам к домику для свиданий, жмурилась от яркого солнечного света, отражающегося от сугробов, и никак не могла придумать, как же мне себя с ним вести. Язвить и дерзить, как раньше, было опасно – а вдруг Марк обидится и больше не приедет? Притвориться, будто его поцелуи совсем лишили меня разума и теперь я без памяти влюблена в него – Марк не поверит, дураком он никогда не был. Хотя, что уж скрывать, после прошлого свидания мне несколько раз снились сны с его участием, после которых я просыпалась разгоряченная, раскрасневшаяся, с лихорадочно горящими щеками и блестящими глазами. Не слишком сообразительная Берта даже поинтересовалась как-то, не заболела ли я.

Так и не приняв решения, я вошла в домик и замерла. Скатерти на окнах сменили вполне приличные занавески, койка уже стояла у стены, застеленная свежим бельем. Но поразило меня не это. В центре стола гордо возвышалась бутылка вина, а рядом скромно стояла тарелка с бутербродами. Мне сразу вспомнился пьяный Андерс, лапавший меня в лазарете. К горлу подступила частенько накатывавшая после того случая тошнота, и я сглотнула.

– Соблазнять меня собрался? – вырвался у меня вопрос, прежде чем я успела подумать.

– А надо? – ехидно уточнил Марк. – Вроде бы ты и так моя любовница.

Не знаю, какого ответа он ожидал на свою реплику, но я приободрилась. Признаться, я опасалась, что все свидание буду молчать и не сметь взглянуть на Грена из опасения, что тут же покроюсь краской смущения при воспоминании о предыдущей встрече. Но мысль о том, чтобы подкалывать друг друга нравилась мне куда больше. Главное в этом – не перейти грань и не наговорить оскорблений. Впрочем, сначала надо было сказать кое-что другое.

– Марк, я очень благодарна тебе. За теплые вещи, и за продукты, и за… Словом, за все.

– Не стоит, Тиали. Кстати, тебя ведь навещает Двин, я узнавал. Почему он не привез тебе теплую одежду?

– Потому что у него не взяли. Он ведь не всесильный Марк Грен, королевский маг. С его желаниями Норт Андерс не считается.

Марк нахмурился.

– Он мог бы предложить денег.

– А он и предлагал. Вот только начальник ему отказал, а охрана не стала подставляться. Марк, как ты думаешь, почему у меня все относительно благополучно? Настолько, насколько это вообще здесь возможно? Почему меня ни разу не высекли кнутом или не заперли в холодной? Почему у меня не отбирают передачи? Да из-за денег! Тех самых денег, что Двин щедро сует в жадные лапы.

О том, что большая часть этих денег принадлежала мне, я не посчитала нужным упоминать. Все-таки Двин далеко не так богат, как воображали себе Андерс или Лютый. Марк слушал меня, нахмурившись.

– Тиали, я все больше и больше запутываюсь. Итак, тебя отправили отбывать заключение не в какую-нибудь Обитель, а сюда, к простолюдинкам. Будем откровенны – ко всякому сброду. Далее, у тебя нет самого необходимого – достаточного количества еды и теплых вещей. Затем тебе для чего-то понадобилось выдавать меня за своего любовника. Как я понимаю, таким образом ты желала избавиться от нежеланных ухаживаний кого-то из лагерного начальства. А теперь я узнаю, что Двин платит деньги только за то, чтобы тебя не избивали. Ты ничего не хочешь рассказать мне, Тиали?

Я твердо выдержала его взгляд. Да, Марк Грен всегда славился дотошностью и любовью к деталям, но лезть в мои дела я ему позволять не собиралась. Ничем хорошим для меня его вмешательство закончиться не могло.

– Мне нечего тебе сказать.

– Хорошо, тогда я разберусь сам.

Вот теперь я по-настоящему испугалась. Если Марк начнет свое расследование, то он, несомненно, докопается до истины, но вот что случится к тому времени со мной?

– Марк, пожалуйста, – как же тяжело давались мне эти слова! – Прошу тебя, оставь все, как есть. Если ты не хочешь мне еще большего зла, не лезь в это дело.

Он внимательно на меня посмотрел.

– Ну ладно, если ты не хочешь, тогда я не буду интересоваться твоим делом. А теперь скажи, что тебе еще нужно? Я привезу в следующий раз.

Я не то, чтобы поверила в разом угасший интерес Марка, но оставалась надежда, что он попросту не захочет копаться в бумагах, а уж тем более – разыскивать свидетелей. Все-таки у него и своих дел более чем хватало. Что же касалось необходимых вещей, то я попросила его привезти мне разные мелочи, которые отчего-то в лагере были под запретом. Щетку для волос вместо деревянного гребня, с трудом продиравшего мои волосы, брусок душистого мыла, крем для рук. Все это добро стоило недорого, но мне его так не хватало! И раз уж у меня появилась возможность вернуть себе хоть какие-то признаки нормальной жизни, то я собиралась ею воспользоваться.

На прощание Марк задержал мою руку в своей и спросил:

– Подаришь поцелуй своему любовнику?

Я все-таки смутилась.

– Ну зачем ты? Может, не надо?

Но он обнял меня и легко прикоснулся своими губами к моим. Этот поцелуй был нежным, почти невесомым. Так можно целовать ту женщину, которая бесконечно дорога. И с которой все уже было. Так целуют в благодарность за страстную незабываемую ночь.

Однако же Марк поцеловал меня так на пороге домика для свиданий перед очередным расставанием. И пусть у нас не было ни ночи, ни страсти, но я, идя к бараку, то и дело прижимала пальцы к губам. На сей раз сомнений не было: Марк хотел поцеловать меня сам, без всяких провокаций с моей стороны.

– Произошло что-то хорошее? – спросила проницательная Мышка. – Ты прямо светишься.

– И улыбаешься, – добавил Док. – А улыбку в этом месте увидеть можно нечасто.

Мы втроем сидели за столом в кабинете и пили неизменный чай. Мышка уже перестала дичиться Дока и даже – что меня немало удивило – бросала на него заинтересованные взгляды украдкой. А сейчас они оба неотрывно смотрели на меня. Я только пожала плечами. Откуда мне знать, хорошее или нет? Приятное – несомненно. Я вспомнила теплое дыхание Марка на своей щеке, его губы на своих губах. На несколько сладких мгновений мы будто бы вернулись в беззаботную юность, где не было предательства и вражды.

– Он тебе нравится, да? – напрямую спросила Мышка. – В бараке шептались, будто ты сразу двух мужиков за нос водишь. Даже Берта не верит, что с Двином у тебя ничего нет. А с этим есть, да?

– Откуда ты знаешь, что с Двином ничего? – удивилась я.

– Ой, а то не видно, можно подумать. Со свиданий с ним ты возвращалась совсем другая. Ну вот как Хромоножка, когда к ней мать приезжала. А теперь будто на крыльях прилетаешь.

– Это так заметно?

– Заметно, – подтвердил Док. – Но, полагаю, не всем. Здесь, Дамочка, мало кому есть дело до других, все заняты собственным выживанием. Так что можешь не беспокоиться.

– И не думаю. Столица далеко, вряд ли слухи дойдут туда. А если бы и дошли, то волноваться надо Марку, а не мне. Мой жених все равно меня бросил, а вот его настоящая любовница может и разобидеться.

– У него есть другая? – искренне огорчилась Мышка.

У меня неприятно заныло в груди. Странно, Марк никогда не был одинок, но мысли о его женщинах давно не причиняли мне такой боли. Разве что тогда, в самый первый раз, когда я увидела его целующим смутно знакомую мне девушку. Как же ее звали? Антония? Антонелла? Надо же, я позабыла ее имя, а ведь тогда так сильно желала вцепиться ей в волосы и расцарапать в кровь милое личико. Непривычные и неприличные желания для единственной дочери Теодора Торна. Но это ведь было всего через три недели после того, как Марк признавался мне в любви. Отец впервые позволил мне покинуть дом, потому как повод был слишком серьезен – день рождения наследника престола. Едва лишь закончилась официальная часть праздника, я разыскала Марка. Голова у меня была забита романтической ерундой: я хотела уговорить его бежать вместе и тайно пожениться. А застала в объятиях другой. Теперь та история уже покрылась дымкой забвения. Отчего же мне снова так больно?

– Наверное, – сказала я, старательно демонстрируя безразличие. – Во всяком случае, какая-то особа раньше точно была.

И звали эту особу Маргаритой Крейн, некстати вспомнилось мне. Надо же, как цепко память хранит подобные незначительные мелочи!

– Так, девочки, – Док одним глотком допил свой чай и отставил чашку. – Вы тут продолжайте без меня, а я пока навещу администрацию на предмет накладных. Еще вчера должен был их сдать, да закрутился.

Он надел пальто, обмотал шею шарфом и без шапки направился к выходу. Дождавшись, пока хлопнет входная дверь, я заговорщицки посмотрела на Мышку.

– А вот теперь твоя очередь. Рассказывай давай.

– О чем? – с самым невинным видом спросила подруга.

– О том, как ты на Дока поглядывала. Думаешь, я не заметила?

– А что? – Мышка не смутилась. – Он человек хороший. Резковат, правда, бывает, зато не злой.

– Но он старше тебя, – растерялась я.

– Да ну, ерунда какая. Лютый вон молодой, да только толку-то. Но пока еще рано говорить о чем-либо, Дамочка. Док не из тех, кто развлекается с заключенными. А я, когда он меня выпишет, и на глаза ему попадаться не буду. Так что шансов у меня мало.

В голосе Мышки слышалась затаенная грусть. Я накрыла ладонью руку подруги, сжала ее.

– Думаю, у тебя есть все шансы понравиться Доку. Ты очень привлекательная, но это не главное. Если бы Питерс ценил только красоту, то давно бы завел себе пассию. Ты добрая, ты умная, а главное – ты не озлобилась, попав сюда. У тебя чистая душа, Мышка. А это редкость даже в большом мире, не говоря уж о нашем лагере.

– Скажешь тоже, – отмахнулась явно польщенная Мышка.

Но я видела, что мои слова ей приятны.

Красотка медленно шла на поправку. Рубцы на ее спине грозили со временем превратиться в уродливые шрамы, но жар уже спал и головокружения прекратились. Спать блондинка по-прежнему могла только на животе, зато сама вставала в санузел и садилась на кровати, чтобы поесть. Питание в лазарет подавалось усиленное, и я даже сожалела немного, что завтракаю и ужинаю в столовой с остальными заключенными. Но в обеденной похлебке помимо жалких кусочков лука, моркови и картофеля плавали и куски мяса, причем не привычно миниатюрные, а вполне себе осязаемые, а на второе давали котлеты, то куриные, то рыбные. Конечно, теперь, когда к передачам Двина добавились еще и приносимые Марком продукты, я больше не голодала, но питание всухомятку все же надоедало.