– Вы вспомнили, как правильно ко мне обращаться. Это уже хорошо, – угрожающе-ласково заметил Ангерштайн. – А наш разговор не закончится до тех пор, пока мне будет что сказать.

– Это мой дом, и я не желаю…

– Закройте рот и слушайте меня! – ректор повысил голос. – Я знаю, что вы всегда относились ко мне прохладно. Я вас не замуж сватаю, поэтому ваше отношение меня устраивает. Я прощу вам ваше неуважение ко мне, так как понимаю, что послужило его причиной. И, несмотря на то, что у меня в данный момент есть и повод, и право, я не обвиню вас в измене за ваше поведение на Караджаахмет хотя бы потому, что обвинить в измене придется не только вас одного. Выносить своих людей своими руками я не намерен и не готов. Не сейчас точно.

– А на Караджаахмет были готовы? – зло спросил Райкер.

– На Караджаахмет был готов, – Ангерштайн и не думал отпираться. – И принял бы точно такое же решение еще раз. Вы не можете знать, что правда, а что нет относительно всего, так или иначе связанного с Ишанкаром. Никто не знает, можно ли будет воскресить Зулейху, вернув ей сердце. Хотя такая вероятность мала, она есть, Даниэль, и вы как некромант должны это осознавать. Нам не известно, что из ишанкарских сказок действительно сказки, а что суровая реальность. С Ишанкаром никогда нельзя расслабляться, так что перестаньте рефлексировать, эта страница перевернута.

– Рефлексировать? – больше Райкер себя не сдерживал. – Вы вызвали треть Дрездена против двадцатилетней недоученной девчонки и лучшего друга, а я рефлексирую? Вы дали приказ бить на поражение, хотя герр Редегер снял тревогу! Это вы, а не аль′Кхасса чуть не развязали войну и все еще хотите ее развязать! О каком уважении к себе после этого вы говорите? Если кого и обвинять в измене, то только вас, герр ректор! Это вы нарушили прямой приказ герра Редегера! Это вы чуть не положили почти триста человек! Я не желаю иметь с вами никаких отношений, я не желаю с вами разговаривать и не хочу терпеть вас в своем доме! Убирайтесь вон!

Ангерштайн и не думал покидать кресло. Он спокойно сидел, положив руку на подлокотник, и улыбался.

– Я рад своей проницательности, – пояснил он причину своего веселья. – Я в вас не ошибся, Даниэль. Я уберусь вон, разумеется, так как вы пока что не тот человек, который мог бы составить мне хорошую компанию, но у меня есть еще несколько весомых аргументов в пользу того, чтобы завтра утром вы явились на службу, – ректор перестал улыбаться и снова вернулся к своему прежнему жесткому тону. – А вы все же перестаньте истерить, вам не к лицу.

Дэн предпочел промолчать, полагая, что чем быстрее Ангерштайн закончит свою устную программу, тем быстрее он уйдет.

– Вы сказали, что на Караджаахмет я вывел треть боевого состава академии, но вы ошиблись. Это не треть. Нам повезет, если окажется, что в Стамбул явилась половина. Герр Редегер и его рабочая группа, в которую, кстати, входит и ваш друг герр Соронсен, в процессе сбора наших людей многих просто не обнаружили. Не потому, что трейсеры вдруг потеряли сноровку, а потому, что не только вы не жаждете возвращаться на действительную службу. Кое-кто всеми возможными способами старается исчезнуть, и это не самые слабые наши маги. Если ваша причина мне понятна, то их нет. Они не явились на Караджаахмет и не явятся вообще никуда, если мы позовем. Как вы думаете, почему истосковавшиеся по битвам некроманты и трейсеры не воспользуются таким хорошим и законным поводом повоевать?

Дэн в очередной раз, не желая, задумался, но логичного ответа не нашел.

– Потому что кто-то может предложить им более сто́ящую бойню, причем на отличной от нашей стороне, – веско закончил Ангерштайн.

– Бойню с кем?

– С Ишанкаром, Даниэль. Со всем Ишанкаром.

– Как-то слабо верится.

– Вы думаете, что я хочу войны, но вы не правы. Война будет, это однозначно, просто потому, что уже давно не было, и это будет война именно с Ишанкаром: у них есть то, что нежелательно для всех. Это дар-аль′Кхасса. Вопрос в поводе, причине и в том, кто эти повод и причину найдет. У Дрездена на данный момент такой причины нет.

– Да ну? И чем аль′Кхасса не причина?

– До тех пор, пока она вменяема, причиной она не является. Но ее вменяемость не повод смотреть на нее как на – как вы сказали? – недоученную двадцатилетнюю девчонку. Дар-аль′Кхасса – это сильнейшее магическое оружие, и тот, кто ее контролирует, имеет преимущество. Пока ее контролирует Йен хет Хоофт, преимущество у Ишанкара, но именно это является залогом нашего спокойствия, поэтому у нас нет повода начинать войну с Ишанкаром. Вы понимаете ход моих мыслей?

Райкер понимал не полностью, но все же кивнул. Пока что нелогичных вещей ректор не говорил.

– Я предоставлю вам еще одно доказательство моей теории, – Ангерштайн снова говорил спокойно. – Ишанкар также имеет основания подозревать, что война будет. Они вышли на это через историю с Ноэлем…

– Какая история с Ноэлем? – Дэн был не в курсе.

– Приходите завтра на службу, я вам расскажу, – пообещал ректор. – Но именно поэтому личная инициатива госпожи аль′Кхассы с возрождением академии была принята руководством Ишанкара. В предстоящей войне им нужен союзник или нейтральная сторона, способная уравнять шансы. Кроме Дрезденской Академии в этой роли выступать некому.

Ангерштайн замолчал, и Дэн, глядя на него, начал вспоминать того самого герра ректора, которого они всем курсом боялись как огня. Он вспомнил, что они тогда вообще ничего и никого не боялись, кроме Марка Ангерштайна, и эта мысль действовала на Дэна нынешнего отрезвляюще.

– Я готовлюсь к войне, Даниэль. Я собираюсь воевать с Ишанкаром, – продолжил Ангерштайн. – Вместе с Ишанкаром, а не против него. По крайней мере, на данном этапе моя позиция именно такова.

– Вот Ишанкар-то удивится, – не удержался Райкер.

– Удивится. Но в свое время. Сейчас им этого знать не нужно.

– А Ишанкар знает, откуда исходит угроза?

– Пока нет, – Ангерштайн покачал головой. – Но мы не должны упустить момент, когда они узнают, а они узнают первыми. Я не до конца понимаю аферу хет Хоофта с костями…

– С какими костями?

– …и мотив аль′Кхассы с возвращением сердца Зулейхе, – Ангерштайн будто бы не услышал вопроса, – но это все звенья одной цепи. Исторический опыт говорит в пользу того, что крупномасштабная катастрофа магического мира начинается с внутренних ишанкарских дрязг. Я вас убедил?

– Относительно большой вероятности войны – да. Но насчет остального…

– Насчет остального, – Ангерштайн усмехнулся, но тут же стал серьезен. – У нас мало людей, Даниэль. Мы потеряли значительную часть наших магов в Венецианской Резне, мы упускали потенциальные кадры за время закрытия академии, а теперь от нас осознанно уходят наши лучшие, опытнейшие маги, и я не знаю почему. Но и это еще не все, – Ангерштайн переменил позу. – После Караджаахмет мой рейтинг, выражаясь политическим языком, существенно упал. Не потому, что я приказал напасть на аль′Кхассу, а потому, что я не пожалел при этом герра Редегера. Он, как вы правильно заметили, мой лучший друг.

– Вы меня удивили, – признался Дэн. – Не думал, что вы решитесь сказать это вслух.

– Зато вы после Караджаахмет стали почти героем в некоторых кругах, – так же без сантиментов продолжил ректор. – И при определенном раскладе и вашем желании, разумеется, вы можете стать лидером сопротивления. Как лидер сопротивления вы не нужны ни мне лично, ни академии, потому что очередная гражданская война на пороге глобальной битвы за мир во всем мире нам противопоказана. С этим вы согласны?

– Согласен.

– Вы нужны мне в академии, с лояльным отношением к политике Дрездена, с вашей харизмой неформального лидера и всеми, кто согласится идти за вами, Даниэль. А за вами пойдут. Будут удивлены и раздосадованы тем, что после всего, что случилось, вы, как бы это сказать помягче, легли под Ангерштайна, но пойдут. Вы должны помочь мне сохранить кадры. Ну а ваше отношение лично ко мне – дело второе, разве что наши разногласия не должны быть публичными, – Ангерштайн испытующе посмотрел на собеседника.

– Я, кажется, еще не дал ответа, герр ректор.

– Я не жду вашего ответа, – честно признался Ангерштайн и продолжил. – Поясню относительно выгоды нашего сотрудничества. Первое – это то, что вы, как защитник сирых и убогих, то есть госпожи аль′Кхассы, сможете почти официально искать себе союзников в этом сомнительном предприятии. Найти их в коридорах академии будет легче, чем в спонтанных стычках с самой же аль′Кхассой или в стычках по ее вине. Ваше положение и действия, которые вы будете предпринимать, занимая это положение, позволят вам попытаться убедить наших людей в том, что аль′Кхасса выгодна живой не только Ишанкару, но и академии. А во-вторых, когда ваш авторитет будет достаточным для более серьезных дел, вы сможете указывать комиссии по усыновлению, что и как ей следует делать. Либо сможете разогнать ее. Либо реформировать. Дело ваше, сюда я не лезу, ибо не заинтересован. Сделайте ваше слабое место местом силы. Я даю вам эту возможность.

Дэн некоторое время оценивал слова ректора, а потом произнес:

– Это подло. Использовать служебное положение для своей выгоды.

– В вашем возрасте стыдно быть перфекционистом, – заметил Ангерштайн. – Вы видите еще какой-нибудь законный способ привести сына домой? У мальчика должно быть будущее, и оно напрямую зависит от вашего. Когда за вами будет стоять Дрезден или его значительная часть, ни оставшаяся часть, ни Конгрегация не смогут вам возразить. Это политика, Даниэль. Яма, полная дерьма. Вы можете либо наполнять ее, либо сидеть в ней, так что сделайте верные выводы и смиритесь с неизбежным.

Райкер молчал.

– Ну и, в конце концов, вам давно пора сменить прозвище, – Ангерштайн снова усмехнулся и наконец-то поднялся из кресла. – Жду вас завтра в девять в академии. Надеюсь, вы еще помните, где она находится.

Эгерт открыл дверь своего кабинета, пропуская Райкера, а сам остался в гостиной, чтобы занять детей, пока жена будет убирать со стола. Дэн и не прочь был бы поиграть с ними, но настроение сегодня было не то, а притворяться не хотелось вовсе.

Ранний ужин Дэн выдержал великолепно: ни разу не перепутал вилки, ножи и прочие приборы. Он не старался, просто собеседник из него сегодня был не самый лучший, и он больше молчал, наблюдая, как Дагмар кормит младшего сына с миниатюрной вилочки. Райкер хорошо относился к фру Соронсен, но жить бы с ней не смог, а вот Эгерт был безумно счастлив среди всей этой кристальной чистоты, нерушимого порядка и протестантской строгости отношений. Эгерта и Дагмар еще со времен института называли Святым Семейством. Райкер даже нарисовал парочку карикатур, которых Эгерту никогда не показывал и которые Эгерт, будучи трейсером, все равно видел.

Кабинет Эгерта был заставлен пластиковыми и картонными зданиями, районами, парками и коробками с еще не собранными модельками. Два угла занимали тубусы с чертежами, линейками, циркулями и прочими неизвестными Райкеру приборами. Стену, выходящую на улицу, Эгерт снес, как только расплатился за дом, и теперь от пола до потолка там было вставлено окно, по стеклу которого непрерывно текла вода, создавая живые шторы. Дэн каждый раз трогал окно рукой, и от его прикосновения стекло начинало светиться бело-голубыми, встроенными неизвестно во что светодиодами. Дэн всегда хотел посмотреть, что наворотил Эгерт в собственной спальне, но эта территория была священной, и даже заглянуть в ту комнату Райкеру было не позволено.

Дэн еще походил по кабинету, передвигая машинки и человечков на уже готовых макетах, и в конце концов оказался в кресле, традиционно закрепленном за ним. Эгерт появился через пару минут с двумя бокалами белого вина и шоколадкой, у которой его дочь уже успела откусить уголок.

Эгерт подал другу бокал и отломанный с нетронутой стороны кусок шоколада.

– Скоол¹! – он приподнял бокал над головой и выпил.

Дэн тоже сделал глоток, но вино показалось ему безвкусным, и он поставил бокал прямо на сцену стоящего рядом макета амфитеатра.

– Что-то не так? – Эгерт принюхался к вину в своем бокале.

– Давно ты с ними сотрудничаешь? – Дэн задал мучивший его вопрос.

– Ты так сейчас это сказал, – усмехнулся Эгерт, – будто на самом деле хотел спросить, давно ли я им продался.

– Ну, в общем, именно так я и хотел спросить, – не стал лгать Райкер.

– Дэн, – Эгерт, осторожно отодвинув макет здания, присел на краешек стола и отставил в сторону и свой бокал. – Ты запутался в понятиях, по-моему. Странно обвинять меня в продажности, если я никогда не уходил со службы. Я верен академии, а не Редегеру или Ангерштайну персонально. Ректор дает мне приказ – я его выполняю. Что тебя не устраивает?

– А тебя все устраивает?

– На данный момент все. И я, сказать честно, рад, что академия снова открыта. Пора бы уже кому-нибудь приструнить Ноэля.

– Значит, ты побежал в Дрезден по первому зову из-за Ноэля?

– Я просто побежал в Дрезден по первому зову, – не обиделся Эгерт, – потому что это мой долг, потому что я присягал на верность академии и тем, кто будет стоять во главе.

– Даже если это Ангер? После Караджаахмет?

– В нынешней ситуации Ангеру я доверяю даже больше, чем Редегеру. Ангерштайн был единственным, кто не потерял голову из-за госпожи аль′Кхассы.

Райкер выдохнул и некоторое время молчал.

– Потрудись объяснить, – попросил он. – Я тебя вообще сейчас не понимаю. Ангер натравил на нас с тобой наших же товарищей…

– Дэн, – перебил его Эгерт. – Ангер никого не натравливал. Он дал логичный приказ в ответ на самовольство Редегера. Редегер не имел права открывать гробницу Зулейхи, тем более для того, чтобы вернуть ей сердце. Это же безумие, как ни посмотри.

– Это не безумие, это просто кости. Просто старые кости.

– Пока Зулейха в плену у Ишанкара – это не просто кости, – не согласился Эгерт. – Что бы ты ни думал, есть общепринятое мнение, и оно, позволь тебе напомнить, полностью поддерживается Ишанкаром. Верни Зулейхе сердце – и она восстанет. Сам Ишанкар этого не отрицает, а ты и Редегер, – герои, тоже мне – решили сделать все по-своему.

– Тогда почему ты дрался рядом со мной, а не против меня?

– Потому что я получил приказ аль′Кхассу не трогать.

– Это ты, друг мой, запутался в понятиях, – сделал вывод Райкер. – Ты был согласен подохнуть от рук одного ректора, потому что такой приказ дал тебе второй ректор. Бред какой-то, разве нет?

– Я сделал все так, как было сделать правильно, – Эгерт сохранял спокойствие. – Редегер снял тревогу и прямым текстом сказал: «Аль′Кхассу не трогать». Логично, что я не стал на нее нападать, когда это приказал Ангерштайн: у меня уже был приказ от другого ректора. А то, что я дрался за Ишанкар… Это было необходимо, чтобы хоть немного сравнять шансы. Я не чувствую своей вины перед академией. Я не предатель.

– Это ты пытаешься доказать, помогая сейчас Редегеру?

Эгерт помолчал немного, а потом все же сказал:

– Я ничего никому не доказываю, потому что я ни в чем не виновен. А если ты испытываешь вину, – я, правда, совсем не понимаю, перед кем и за что, – то ты тем более должен вернуться в академию. Если ты считаешь, что Ангер такой злодей и только и думает, как бы уничтожить Ишанкар и аль′Кхассу, у тебя просто нет выхода, кроме как вернуться в Дрезден и согласиться со всем, что тебе предлагает ректор. Только так ты сможешь ему помешать. Он тебя не адъютантом хочет видеть. Он отдает тебе всю работу с людьми. Это очень и очень серьезный шаг, особенно с учетом вашей взаимной неприязни. Ангерштайн сделал на тебя ставку, и поставил он все: академию, свою репутацию, отношения Дрездена с другими силами… Ты не вправе упустить такую возможность. Ты ведь всегда хотел быть ректором, помнишь?

– Я повзрослел с тех пор. Я уже давно хочу быть отцом.

– И ты знаешь, что нужно для этого сделать, не так ли?

– Ты надоумил Ангера на этот шантаж? – прямо спросил Дэн. – Или, может, вы с ним вместе шепнули на ухо сестре Августе, что вот именно сейчас мне в очередной раз надо отказать?

Эгерт не ответил, просто неодобрительно покачал головой.

Дэн отвернулся к стене и принялся разглядывать висящий на ней проект развития района. Вместо деревьев на картон были наклеены мелкие еловые шишки, покрашенные сверху бесцветным лаком. Эгерт проследил за его взглядом.

– Это мы с дочкой клеили, – пояснил он. – Необычно, но смотрится неплохо.

Дэн снова взглянул на друга и постарался улыбнуться.

– А знаешь что? – вдруг сказал Эгерт и радостно потер ладони. – А давай сегодня напьемся? Сто лет ведь этого не делали. Я про одно место недавно узнал… Средневековый антураж и все такое. Будет весело, а?

– А гори оно все синим пламенем, – после недолгих раздумий махнул рукой Райкер. – Давай напьемся.

День медленно клонился к вечеру. Распознать это можно было только по часам, так как небо третий день плотно затягивало тучами. Возле старинных башен, на набережных и маленьких площадях раскладывали свое оборудование факиры и актеры файер-шоу, пахло керосином и какими-то еще горючими жидкостями. На прилегающей к Гросс-Маркт улице возницы осматривали запряженных в фаэтоны лошадей и расчесывали им гривы деревянными щетками. Туристы на раскрытых ладонях подносили к влажным лошадиным губам кусочки сахара и миниатюрное песочное печенье. Кондитерские лавки зажигали гирлянды лампочек над блюдами с фигурным шоколадом, столики перед кофейнями пустели: к вечеру посетители перебирались внутрь, подальше от приближающегося ночного холода.

Тайра обошла строение, больше похожее на замок, и через пару улиц оказалась в маленьком дворике, со всех сторон окруженном вытянутыми вверх четырехэтажными домами. За одним из них временами угадывался шум мотора проплывающей по каналу лодки.

Детская площадка была пуста, красные качели еще не просохли от дневной мороси. Тайра простым заклятьем высушила четыре деревянные доски, присела на краешек, отодвинув сиденье подальше назад, и, когда качели подались вперед, забралась на них полностью.

Все оказалось не так страшно, Гиварш был прав, но почему-то постоянно приходилось себе об этом напоминать. До памятного дня на Караджаахмет Тайра и не задумывалась о том, что будет делать, когда ей исполнится пятьдесят. Все предыдущие мысли на эту тему заканчивались словами «если исполнится», а раз перспектива была неясна, то и думать об этом не стоило. Теперь, когда до пятидесяти оставалось всего ничего, она продолжала кататься на качелях в чужих дворах и есть мороженое в вафельных стаканчиках, только слова «как в детстве» стали иметь совсем иное значение. А еще она шарахалась от полок с кремами для возрастной кожи и никак не могла заставить себя купить платье или костюм, подобающий своим нынешним сорока семи. Поход в магазин за новой одеждой окончился стандартным набором, только джинсы были теперь темно-синего цвета и очередное черное пальто напоминало длинный драповый пиджак.

Минут пятнадцать было тихо, качели невысоко раскачивались над исколотым мелкими дождевыми капельками песком, потом во двор с шумом и смехом вкатилась компания уже подвыпившей молодежи в псевдоисторических костюмах и вампирских плащах. Тайра коснулась ногой земли и спрыгнула с качелей. Надо было убраться домой до того, как костюмированное шоу полностью захватит город. Вампиров, магов и прочей нечисти ей было достаточно и без этого. Праздник в ее сегодняшние планы не входил.