В начале главы авторы решили привести три отрывка из разных исследований, посвященных данному явлению в жизни советского общества. Таким образом нам хотелось бы направить внимание читателей как на его основные характеристики и содержание, так и на решающие последствия, которые, по нашему мнению, этот весьма специфический уклад экономики имел на все последующее развитие и судьбу страны.
Ее исследованию посвящено исследование Грегори Гроссмана «Разрушительная самостоятельность. Историческая роль подлинных тенденций в советском обществе» (этот труд стал частью изданного в 1988 году сборника «Тоннель в конце света» в известном своими прогрессивными традициями университете Беркли в США под редакцией Стивена Ф. Коэна). Его автор считает, что «расцвет теневой экономики в СССР, наряду с другими, спрятанными за фасадом официальной жизни явлениями, – такими, как злоупотребления и незаконное присвоение определенной части общенародного богатства, коррупция и организованная преступность, – привел в конце концов к парализации и разрушению всей существующей системы. Кульминацией этого процесса стало установление практического контроля с их стороны над деятельностью весьма значительных секторов административно-бюрократического аппарата государства и партии.
Наряду с этим, в разных областях жизни общества происходили процессы серьезного торможения, а иногда даже уничтожения самих механизмов вертикальных связей властных структур на разных «этажах» системы управления. Это совпало со все более ощутимой переориентацией личных (а возможно, и групповых) интересов значительной части правящей номенклатуры на новые, пока что неофициальные, но все более отчетливо проявляющиеся центры богатства и власти. В конечном итоге, в своей совокупности все эти процессы и тенденции имели роковые последствия для самого существования советской системы во всех ее государственно-административных, общественно-политических и международных измерениях.
«Возникновение и быстрое разрастание «теневой экономики» во второй половине 60-х годов привело к углублению экономического кризиса середины 80-х годов и к последующему развалу и распаду советской экономики», – подчеркивают в своей статье с почти таким же названием экономисты Владимир Г. Тремль и Михаил Алексеев. (Она является частью сборника «Экономические изменения после коммунизма», изданного в 1994 году одновременно в Сан-Франциско (США) и Оксфорде (в Великобритании) под редакцией Роберта У. Кэмпбела).
«Становление теневой экономики, с одной стороны, явилось следствием дефицита на рынке определенных товаров, являющихся предметом повышенного потребительского спроса. На первый взгляд, она как будто бы способствовала в определенной степени удовлетворению спроса… Наряду с этим, однако, дефицит некоторых товаров широкого потребления приводит к разрастанию и засилью обособленных групп организованной экономической преступности. Само их возникновение и существование, равно как и все более распространяющаяся и усиливающаяся их деятельность и активность, с течением времени все больше приобретают смысл фактора «более широкой значимости, способного при определенном стечении обстоятельств привести к масштабной дестабилизации всей существующей социально-экономической и политической системы общества». Такую характеристику дает явлениям «теневой экономики» известная советская исследовательница этих проблем Татьяна Корягина, научный сотрудник советского Института экономических исследований.
Наверняка в этой связи будет полезным вспомнить, что у всех общественных идей, в принципе, своя собственная жизнь. Она идет и развивается и по своим собственным, так сказать, внутренним, присущим ей правилам и законам. Иногда по инерции или под воздействием каких-то эмоций, определенных общественных субъектов, у некоторых из этих идей вдруг может обнаружиться способность сохранять или вновь обрести свое «существование» даже после того, как из общества давно уже исчезли все реальные факторы и причины, когда-то способствующие их порождению и первоначальному становлению.
Наряду с этим не следует забывать или приуменьшать значимость того обстоятельства, что в условиях параллельного сосуществования общественно-экономических систем социализма и капитализма вполне естественно было ожидать перехода определенных идей из одной системы в другую. Процессы такого рода, в принципе, всегда имели место. Вместе с тем, в исследуемый нами период велась и чрезвычайно активная, агрессивная деятельность со стороны одной из вышеуказанных систем в целях внушения или даже навязывания определенных, присущих ей ценностей всем остальным странам, народам и обществам в мире того времени.
Так, например, вполне естественному интересу к «возрождению» в 70 – 80-е годы прошлого столетия в США бесконтрольного действия «свободного рынка» и его механизмов, сопутствовала чрезвычайно широкая и многоплановая активность ряда государственных и некоторых специализированных учреждений и ведомств этой страны. Целью такой деятельности являлась не только пропаганда, но и фактическое навязывание идей «свободного рынка» хозяйственному устройству других стран в качестве обязательного для всех способа мышления и практики. Именно тогда имена профессора экономической школы Чикагского университета Мильтона Фридмена и его коллеги из Гарварда профессора Джефри Сакса, с которыми в «академическом» плане связывалось это «второе дыхание» модели экономического либерализма, приобрели чуть ли не всемирную известность.
В связи с этим следует напомнить, что первое «чрезвычайно успешное» применение идей профессоров Фридмена и Сакса произошло в условиях кровавой военной диктатуры генерала Пиночета в Чили, установленной после преступного антиконституционного переворота и убийства законно избранного президента этой страны Сальвадора Альенде 11 сентября 1973 года. Подлинной причиной для продолжающейся и поныне кампании восхваления якобы имевшей место в годы диктатуры некоей «стабилизации» экономики стало, на самом деле, безоговорочное предоставление иностранным монополиям (преимущественно США) всех значимых ресурсов страны, при установлении режима полного бесправия и ограбления ее трудящихся и народа в целом.
Потом, в тех же «добрых традициях» и при условиях, весьма похожих на те, что были в Чили во времена Пиночета, произошли «рыночные реформы» в Боливии и Аргентине. На том же пути стали искать выхода из экономической стагнации и инфляции и в некоторых европейских странах, например, в Великобритании. Рецепты и модели такого плана разрабатывали даже в Польше времен социализма.
При подобном развитии событий казалось вполне естественным, что интерес к идеям Фридмена и Сакса будет проявлен также и со стороны определенных кругов в Советском Союзе. В плане политическом этот интерес «играл на руку» прежде всего тенденциям социал-демократической переориентации партии и государства.
По нашему мнению, именно здесь главным образом следует искать причины тех насколько неожиданных, настолько и лавинообразных изменений, происшедших в СССР и во всей социалистической системе того времени. Если бы внутри советского общества и самой системы социализма не существовало определенных социально-экономических кругов, проявляющих интерес к моделям развития подобного рода, то вряд ли «чисто интеллектуальное» воздействие и «привлекательность» идей экономики свободного рынка сами по себе смогли бы когда-нибудь привести к столь чувствительным последствиям такого широкого масштаба. Вряд ли также это могло бы произойти и под воздействием каких-то эмоций, если бы не было вполне определенных социально-классовых интересов неких общественных групп, уже оформившихся организационно и стремящихся к полному и бесповоротному разрушению практически всех компонентов существующей тогда системы социализма.
В годы первых десятилетий советской власти было принято считать, что враждебно настроенные к социализму социальные прослойки такого рода надо искать прежде всего среди определенных кругов крестьянства, а также среди некоторых социально-классовых формирований, интересы которых были чем-то затронуты со стороны новой власти, среди «нэпманов» и других представителей класса бывших капиталистов, добивающихся восстановления своего прежнего, нарушенного революцией социального статуса.
Однако вследствие коллективизации практически все крестьянское население страны стало сельскохозяйственными рабочими, трудящимися в коллективных или государственных предприятиях сельскохозяйственного производства. Ускоренная индустриализация, с другой стороны, привела к становлению многочисленного рабочего класа, занятого в промышленности и проживающего в основном в городах. В силу этого значительно уменьшились, а впоследствии и почти полностью исчезли опасения и представления о существовании в недрах крестьянства некоторого социального базиса возрождения капитализма. Так, если по данным статистики в 1926 году крестьяне составляли 83% населения страны, то в 1975 году на их долю уже приходилось всего 20%. За тот же период общая численность рабочих в промышленности, строительстве и транспорте возросла с 5 миллионов в 1926 году до 62 миллионов в 1975 году.
Однако после 1957 года в недрах социалистической системы начали созревать «гнезда» и другого, уже нового социально-экономического базиса, блгоприятствующего восприятию и распространению буржуазных идей. Корни этого базиса вели к таким слоям населения страны, которые тем или другим способом получали возможность развивать деятельность, способствующую их личному обогащению. По сути дела, это были весьма специфические, мягко говоря, способы частно-собственической деятельности, поскольку они «подкармливались» и вообще существовали преимущественно за счет социалистической экономики и общенародной собственности.
Таковы были основы того явления, которое со временем все чаще стало упоминаться и утверждаться как в научно-исследовательской литературе, так и в жизни самого общества под названием «второй», «скрытой», «теневой» или даже прямо – «подпольной» экономики, складывающейся в недрах советской общественно-экономической системы и функционирующей наряду с основной, первой и законной социалистической экономикой.
Другой важной характеристикой данного явления было то, что носители его как изначально, так и в течение довольно продолжительного периода времени, не выступали неким отдельным общественным классом или хотя бы относительно обособленной социальной прослойкой. По сути дела, они были просто отдельными индивидами, определенной частью обычных граждан, занятых в секторах непосредственного производства как промышленности, так и сельского хозяйства. Но, в отличие от остальных трудящихся, их усилия преимущественно были направлены на изыскание путей и способов использования производственных возможностей и рабочего времени в целях личного обогащения. Нередко, к тому же, определенные виды деятельности данного типа удавалось оформить как «вполне законные». Иные из них, однако, зачастую были на грани закона или даже находились в прямом противоречии с ним.
Так или иначе, с течением времени число людей, добивающихся повышения своих личных доходов и состояния с помощью так называемой «второй», «теневой» или «подпольной» экономики, постепенно возрастало. По ходу дела этот процесс на практике оборачивался все более заметным появлением специфической, первоначально «квазисоциальной» общественной прослойки, которая в дальнейшем уже определенно приобретала статус класса мелкой буржуазии.
О проекте
О подписке