8

Отдел психологии поведения – это подразделение ФБР, которое занимается серийными убийствами. Внизу, в подвальных помещениях отдела, воздух прохладный и неподвижный. Маляры с валиками для краски в последние годы пытались сделать эти подземные помещения несколько более яркими. Результат был не более выдающимся, чем при косметической обработке трупа в похоронном бюро.

Кабинет начальника отдела так и остался коричневого цвета, его окна – высоко под потолком – были закрыты клетчатыми занавесками, как в дешевом кафе. Здесь, в окружении папок с их жутким содержимым, сидел за своим столом и писал Джек Крофорд.

Стук в дверь, Крофорд поднял взгляд, и увиденное обрадовало его – в дверях стояла Клэрис Старлинг.

Крофорд улыбнулся и встал со стула. Они часто разговаривали со Старлинг стоя; это была одна из неписаных формальностей, которые они вынуждены были соблюдать в своих отношениях.

– Мне сказали, что вы приезжали в больницу, – обратилась к нему Старлинг. – Жаль, что мы не увиделись.

– Я был очень рад, узнав, что вас так быстро отпустили домой, – ответил он. – Как ваше ухо, в порядке?

– Отлично, если кому-то нравится цветная капуста. Врачи говорят, что опухоль спадет, во всяком случае большая ее часть.

Ухо было закрыто волосами. Она не стала его демонстрировать.

Они немного помолчали.

– Мне пришлось отдуваться за провал операции, мистер Крофорд. За смерть Эвельды Драмго, за все. Они набросились на меня, как гиены, а потом вдруг отвалили назад. Что-то их остановило.

– Может, у вас есть ангел-хранитель, Старлинг?

– Может быть. Чего это вам стоило, мистер Крофорд?

Крофорд отрицательно покачал головой:

– Дверь закройте, пожалуйста, Старлинг.

Крофорд вытащил из кармана салфетку «клинекс» и протер очки.

– Я бы сам это сделал, если бы мог. Но у меня нет того веса. Вот если бы сенатор Мартин по-прежнему занимала свой пост, у вас было бы хорошее прикрытие… Они впустую потеряли Джона Бригема в этом рейде, просто выбросили его, как мусор… И было бы уж совсем бездарно выкинуть еще и вас, как они выбросили Джона. У меня было такое чувство, словно я вас обоих засунул в похоронный катафалк – и Джона, и вас.

У Крофорда порозовели щеки, и она вспомнила, каким было его лицо на резком ветру над могилой Джона Бригема.

Крофорд никогда не говорил с ней о своих сложных отношениях с начальством.

– Но вы что-то все же сделали, мистер Крофорд.

Он кивнул:

– Кое-что я действительно сделал. Не знаю, насколько я вас обрадую, но это новая работа для вас.

Работа. «Работа» – это всегда было очень хорошее слово в их приватном лексиконе. Оно означало конкретное и немедленное задание, оно как бы очищало воздух. Они никогда не обсуждали – если, конечно, можно было без этого обойтись – проблемы бюрократических взаимоотношений внутри Федерального бюро расследований. Крофорд и Старлинг вели себя как врачи-миссионеры – у них не было времени на теологию, каждый концентрировал все внимание на больном ребенке, что лежал перед ним, прекрасно зная (хотя и не произнося это вслух), что Господь не сделает ровным счетом ни хрена, чтобы им помочь. Как это было тогда в Нигерии – Он даже и не подумал послать дождь, чтобы спасти пятьдесят тысяч детишек из племени ибо.

– Вашим спасителем, Старлинг, выступил ваш недавний корреспондент. Косвенным образом, конечно.

– Доктор Лектер! – Старлинг давно подметила нелюбовь Крофорда называть некоторых людей по имени.

– Он самый. Все эти годы он умудрялся ускользать от нас, его было не достать – и вдруг он пишет вам письмо! С чего бы это?

Прошло уже семь лет, как доктор Лектер, уличенный в убийстве десяти человек, сбежал из заключения в Мемфисе, прикончив попутно еще пятерых.

Нынче все выглядело так, словно Лектер вообще исчез с лица земли. Дело в ФБР оставалось открытым и будет оставаться открытым всегда или до того момента, как его поймают. Точно такое же положение было и в правоохранительных органах штата Теннесси, и в других местах, но никто не создавал специальной оперативной группы для поимки Лектера, хотя родственники его жертв пролили немало слез ярости перед законодателями штата Теннесси, требуя активных действий.

В библиотеках скопились многочисленные тома ученых догадок и предположений относительно его психики. Их авторы в большинстве своем были психологи, никогда не соприкасавшиеся с доктором лично. Появилось также несколько работ психиатров, которых он когда-то успел смешать с грязью в профессиональных журналах и которые, видимо, теперь считали, что могут вполне безопасно отыграться. Некоторые из них утверждали, что помешательство Лектера в итоге доведет его до самоубийства и, вполне вероятно, он уже мертв.

В электронном пространстве, по крайней мере, интерес к доктору Лектеру оставался на том же высоком уровне. На плодородной почве Интернета, как мухоморы, произрастали и цвели пышным цветом различные теории относительно Лектера, и его светлый образ по числу появлений конкурировал с изображением самого Элвиса Пресли. В «чатниках» возникали многочисленные самозванцы, а в фосфоресцирующем пространстве на темной стороне Сети нелегальные продавцы вовсю впаривали коллекционерам всяких гнусностей и отвратительных тайн полицейские фотоснимки надругательств и преступлений доктора. Эти снимки уступали по популярности только жутким изображениям казни Фу Чули^[29].

Всего один след доктора за семь лет – его письмо к Клэрис Старлинг, в то самое время, когда ее распинали таблоиды.

На письме не было никаких отпечатков пальцев, но в ФБР с полным основанием считали, что оно настоящее. Клэрис же была в этом просто уверена.

– Зачем он это сделал, Старлинг? – Крофорд, похоже, рассердился на нее. – Я ведь никогда не претендовал на то, что понимаю его лучше, чем все эти идиоты психиатры. Сами-то вы что об этом думаете?

– Он считает, что то, что со мной произошло… порушит… разрушит все мои иллюзии относительно Бюро, а он всегда испытывает наслаждение, когда видит, как рушится чья-то вера, это его любимое развлечение. Это для него то же самое, что коллекционировать случаи с рухнувшими церквями. Как тогда, в Италии, когда рухнула церковь и все старухи, пришедшие к Рождественской мессе, погибли под обломками, а потом кто-то поставил на руинах новогоднюю елку… Он обожает такие вещи. Я для него развлечение, он играет со мной. Когда я с ним беседовала в спецбольнице, он развлекался тем, что тыкал меня носом в дыры в моем образовании; он вообще считал, что я очень наивный человек.

– А вам никогда не казалось, что вы ему нравитесь, Старлинг? – Крофорд говорил с высоты своего возраста и одиночества.

– Думаю, я просто его развлекаю. Его либо что-то интересует, развлекает, либо нет. Если же нет…

– У вас хоть раз возникало ощущение, что вы ему нравитесь? – Крофорд продолжал настаивать на четкой границе между тем, что она думает, и тем, что она чувствует, как истово верующий баптист требует полного погружения в святую воду при крещении.

– Мы ведь очень недолго общались, и за это время он сообщил мне множество подробностей обо мне самой, которые оказались правдой. Мне кажется, очень легко спутать понимание с сопереживанием – нам ведь всем так нужно сопереживание! Может быть, умение различать эти две вещи и есть признак взросления. Это же очень тяжело и крайне неуютно – сознавать, что кто-то тебя видит насквозь и полностью понимает, но при этом вовсе не испытывает к тебе теплых чувств. Когда тебе ясно, что это понимание он использует как оружие против тебя. Вот что самое скверное. Я… я не имею никакого понятия о том, какие чувства испытывает ко мне доктор Лектер.

– А какие именно подробности он вам сообщил, вы можете мне сказать?

– Он говорил, что я честолюбивая и пробивная деревенская бабенка и глаза у меня горят, как дешевые камушки, что дарят на день рождения. Говорил, что у меня дешевые туфли, но все же есть некоторый вкус, хотя и не очень много.

– И вас поразило то, что все это соответствует действительности?

– Ага. Может, и сейчас еще соответствует. Правда, туфли я теперь покупаю получше.

– Как вам кажется, Старлинг, может быть, посылая вам это письмо со словами поддержки, он был заинтересован в том, чтобы вы его поймали?

– Он знает, что я его все равно поймаю, для него же лучше – знать это.

– Он убил шестерых уже после того, как суд вынес ему приговор, – сказал Крофорд. – Он убил Миггза в больнице за то, что тот швырнул вам в лицо свою сперму. И еще пятерых при побеге. При нынешней политической ситуации, если доктора поймают, он получит иглу^[30].

Крофорд улыбнулся при мысли об этом. Он был пионером в изучении серийных убийств. А теперь ему предстоял принудительный выход на пенсию, в то время как монстр, который истрепал ему столько нервов, пребывал на свободе. Перспектива смерти доктора Лектера доставляла ему огромное удовольствие.

Старлинг понимала, что Крофорд специально упомянул об инциденте с Миггзом, чтобы обострить ее внимание, вернуть ее обратно в те ужасные дни, когда она пыталась допрашивать Ганнибала-Каннибала в подвальном помещении Балтиморской спецбольницы для невменяемых преступников. Когда Лектер играл с ней, а захваченная Джеймом Гамом девушка в это время дрожала от ужаса в колодце под его домом, ожидая смерти. Обычно Крофорд заострял внимание собеседника именно тогда, когда подходил к сути дела, как это он сделал и сейчас.

– А вы знаете, Старлинг, что один из тех, кто в числе первых стал жертвой доктора Лектера, остался в живых?

– Да, тот богач. Его семья предложила награду за поимку Лектера.

– Верно, Мэйсон Верже. Он сейчас живет в Мэриленде, на аппарате искусственного дыхания. Его отец умер в этом году и оставил ему гигантское состояние. Мясная промышленность. И еще старый Верже оставил Мэйсону в наследство связь с одним конгрессменом и членом Юридического комитета палаты представителей, который без помощи этих мясников просто не может сводить концы с концами. Мэйсон сообщил, что у него есть нечто, что может нам помочь найти доктора. Он желает поговорить с вами.

– Со мной?

– С вами. Именно с вами. И все сразу же решили, что это очень даже неплохая мысль.

– А Мэйсон захотел поговорить со мной после того, как вы это ему предложили?

– Начальство намеревалось вышвырнуть вас вон, Старлинг. Вытереть о вас ноги, словно вы коврик у дверей. И сгинули бы вы ни за что, как Джон Бригем. Только для того, чтобы спасти нескольких чинуш из БАТО. Страх. Давление. Нынче они ничего другого и не знают. Ну я и попросил одного из ребят позвонить Мэйсону и сообщить ему, что если вас выкинут, это плохо отразится на продолжении охоты на Лектера. Что произошло после этого, кому Мэйсон звонил, мне наплевать. Скорее всего, конгрессмену Велмору.

Всего год назад Крофорд ни за что не стал бы разыгрывать партию таким образом. Старлинг тщетно пыталась отыскать у него на лице следы безумной спешки, свойственной обычно тем, кому уже немного осталось, кого скоро выпихнут на пенсию. И ничего такого не обнаружила, только то, что он выглядит усталым.

– Мэйсон – урод, Старлинг, и я имею в виду не только его физиономию. Выясните, чем он сумел разжиться. И привезите сюда, мы с этим сами поработаем. Наконец-то.

Старлинг было прекрасно известно, что многие годы, с тех самых пор, как она окончила Академию ФБР, Крофорд пытался добиться ее назначения в Отдел психологии поведения.

Теперь же, когда она уже была ветераном службы в ФБР, ветераном многих второстепенных операций, она ясно понимала, что ее первый успех еще на ранней стадии карьеры, когда она обезвредила серийного убийцу Джейма Гама, был частью ее неправильного поведения в Бюро. Она стала восходящей звездой, застрявшей на полпути. Обезвредив Гама, она нажила себе по меньшей мере одного могучего врага и вызвала зависть многих своих коллег-мужчин. Это да плюс еще и некоторая неуживчивость привели к постоянным на протяжении многих лет назначениям в группы быстрого реагирования, выезжающие по тревоге на ограбления банков, регулярным развозам повесток и ордеров на арест, к положению, когда смотришь на все исключительно сквозь прорезь прицела. В конечном итоге начальство, видимо, решило, что она слишком вспыльчива, чтобы работать в составе групп, и сделало ее техническим агентом – установка «жучков» на телефоны и автомобили гангстеров и разных подонков, занимающихся, например, детской порнографией, бесконечные дежурства в одиночку возле подслушивающих устройств… И еще ее то и дело «временно направляли» в распоряжение других правоохранительных организаций, когда тем требовался опытный оперативник для проведения очередного рейда. Она была крепкая и выносливая, да и стреляла быстро и метко.

Крофорд решил, что теперь ей выпал реальный шанс. Он, видимо, считал, что она всегда мечтала заняться Лектером. На самом же деле все обстояло гораздо сложнее.

Крофорд смотрел на нее изучающе.

– Вы так и не вывели эти порошинки со щеки, – заметил он. Крошечные точки – сгоревшие порошинки от выстрела покойного ныне Джейма Гама – черным пятнышком выделялись у нее на щеке.

– Да все как-то времени не было, – ответила Старлинг.

– А вы знаете, как французы называют такое пятнышко, такую мушку на щеке? Знаете, что она означает? – У Крофорда была огромная подборка литературы по татуировкам, по символике различных знаков на теле и по ритуальной скарификации^[31].

Старлинг отрицательно покачала головой.

– Они называют это «courage»^[32],– сказал Крофорд. – И вы с полным правом можете носить этот знак. Я бы на вашем месте носил.