Глава 10

Настало время ужина. Он был сервирован на снежно-белой скатерти с топорщившимися четкими складками – ни дать ни взять как на «Тайной вечере» кисти фламандского художника. Кридл и мальчишка, его подопечный, с поразительным проворством сновали из кухни в гостиную, сменяя блюда. Желая польстить наставнику, мальчишка наедине с ним без устали восхищался его умом и талантами.

– А правда, мистер Кридл, что вас в ополчении научили всему на свете?

– Как неправда, правда. Чего я там только не навидался. Конечно, сегодня-то мне Джайлс помог, без его подмоги мне бы такого лоска не навести. Я его Джайлсом зову, даром что он мне хозяин. Надо бы величать его как положено, да мы с его родителем как родные братья росли, ну совсем как от одних отца-матери.

– А правда, мистер Кридл, что вы историю всю насквозь знаете?

– Как не знать. Что ни случалось: сражения, мор или там казни – все помню. А в нашем приходе сколько почтенных людей на моей памяти перемерло. Вот, опять им подавай чистые тарелки: старые для пудинга не хороши, видите ли. Нет чтоб поставить их кверху дном, как раньше бывало…

Тем временем Уинтерборн, едва ли сознавая происходящее, восседал в гостиной во главе пиршественного стола. Сраженный неудачей, унизившей его в глазах Грейс, он в рассеянности поедал хлеб кусок за куском и снимал нагар со свечей так часто, что их мигающие фитильки утопали в растопленном сале. За пудингом последовала печеная утка: Кридл внес ее прямо на треногой жаровне, высоко поднял в воздух и с плеском вывалил на блюдо, предупреждающе воскликнув:

– Осторожно, леди и джентльмены!

Грейс вздрогнула, заморгала и прижала к лицу носовой платок.

– Боже милостивый! Что ты наделал, Кридл! – гневно закричал Джайлс, вскочив как ужаленный.

– Да я что: без гостей так делали, – ну я и хотел опять… – громким шепотом начал Кридл.

– Ладно тебе, – оборвал его Джайлс и поспешил выразить надежду, что масло не попало Грейс в глаза.

– Нет-нет, пустяки, – успокоила она его. – Мне только слегка брызнуло в лицо.

– Поцелуй – и все как рукой снимет, – галантно заметил мистер Баутри.

Грейс вспыхнула.

– Ничего, обойдется, – быстро вступил лесоторговец, – беда невелика. – Но лицо его вразрез со словами говорило: «Этого надо было ожидать».

Джайлс и сам был не рад своей затее: что говорить, Грейс совсем не место среди этих людей. И зачем было приглашать Баутри со столяром? Но кого же тогда звать, если других приятелей у него нет, а без гостей дом выглядел бы совсем пусто и неуютно. Нет, не такой виделась ему в мечтах эта рождественская вечеринка: прочие гости должны были только заполнить пустоту, отдав первенство семейству Мелбери, а вышло так, что они вылезли вперед, оттеснив Мелбери на задний план.

После ужина сели за карты. Баутри со столяром мигом завладели новой колодой и, облюбовав в углу отдельный столик со свечой, принялись за свою нескончаемую игру. Всюду, куда бы эти двое ни являлись, они тотчас с видом важной задумчивости садились продолжить прерванную игру, при которой мелок поминутно переходил из рук в руки. Остальным гостям поневоле пришлось довольствоваться вынутой из комода старой колодой, заигранной еще бабушкой Джайлса. Посредине карт были темные сальные пятна – отпечаток азартных пальцев нескольких поколений игроков, давно сошедших в могилу, – от времени короли и дамы приобрели унылый вид и смотрели не царственными особами, а обездоленными изгнанниками, ютящимися под случайным кровом. Чинное молчание за общим столом изредка нарушали доносившиеся из угла рифмованные прибаутки фермера Баутри или столяра:

 
Попомни, друг, мои слова,
Что тут всего лишь тридцать два!
 

Их сопровождал скрип мела по столу, вслед за этим слышалось новое восклицание, перебранка, и карты сдавались заново. Лесоторговец уже не скрывал своих чувств: на вопрос Джайлса, не скучно ли ему и его семейству, он с самодовольной миной похвалил вечеринку, заверив его покровительственным тоном:

– Не бойся, все идет как по маслу. Экие славные у тебя бокалы. Не знал, не знал, что у тебя в хозяйстве столько добра. Люси, – обратился он к жене, – надо бы и нам такие завести.

Окончив игру, он, как хозяин, стал спиной к камину и свысока, точно вещь, оглядев что-то говорившего ему Уинтерборна, заметил:

– Ладная у тебя куртка, Джайлс. И я бы не прочь в такой ходить, да не знаю, где взять. Ну, мне за тобой не угнаться.

Заждавшиеся музыканты из Большого Хинтока выступили вперед и заиграли. Начались танцы. Грейс сделала несколько па и сбилась – за годы разлуки с Хинтоком совсем забыла фигуры деревенских танцев. Джайлс почувствовал, что все пропало, а Грейс, глядя на движущиеся в старинном ритме пары, припоминала себя в светлом зале просторного дома среди прелестных воздушных подруг, точно эльфы порхавших в облачке легкого муслина. Сейчас, должно быть, они далеко: в местах, ничуть не похожих на Малый Хинток.

Какая-то незнакомая Грейс женщина, взяв со стола карты, предложила ей погадать. Грейс согласилась, и женщина сбивчиво и несвязно, извиняясь, что давно уж не пробовала гадать, что-то ей напророчила.

Стоя рядом, мистер Мелбери презрительно комментировал:

– Да что ей гадать? Ее судьбу люди ученые, не тебе чета, предсказали. Знаешь, как они называются? Френологи. А это что за гадание? Столько лет поживешь среди умных людей, разве в Хинтоке чему удивишься?

Наконец подошло время расходиться по домам. Когда семейство Мелбери откланялось, игроки в углу еще не поднимали голов от карт, успев исчеркать мелом весь столик красного дерева. Ночь была погожая, дорога недальняя, и все трое Мелбери решили прогуляться пешком.

– Хороший парень Джайлс, ничего не скажешь, – сказал мистер Мелбери, выйдя на аллею под своды деревьев, среди которых, точно вкрапленные в узор ветвей, ярко светились звезды.

– Очень хороший, – подтвердила Грейс таким тоном, точно хотела уверить собеседников, что Джайлс ничуть не упал в ее глазах.

Выйдя на прогалину, откуда днем был виден дом доктора, они заметили свет в одном из его окон, хотя было уже далеко за полночь.

– Еще не ложился, – заметила миссис Мелбери.

– Важная работа, стало быть, – отозвался лесоторговец.

– А со стороны подумаешь: нет у человека забот, так хоть поспит вволю. Днем-то его, почитай, и не видит никто.

После событий минувшего вечера особенно приятно было отвести душу разговором об образе жизни мистера Фитцпирса.

– Что странного, что никто его не видит? Какой интерес такому человеку жить в нашей глуши? Ну да, надо думать, он у нас не задержится.

Тут мистер Мелбери снова припомнил Джайлсову вечеринку, и, пользуясь тем, что Грейс ушла чуть вперед, доверительно сказал:

– Что ни говори, а эта жизнь не по ней. Не к тому она приучена. Вот ведь, ничего наперед не угадаешь: думал, пусть учится, по заграницам ездит, вернется – будет Джайлсу хорошая жена, а вышло, что он ей не пара. Черт знает какая досада! А что делать? Придется ей за него идти, придется…

При этих словах за их спиной раздался топот, и два голоса, принадлежавшие неразлучным картежникам, во всю глотку завопили на мотив военного марша:

 
Так пусть она,
Так пусть она
Отправится ко всем чертям!
 

– Вот, смотри, с кем нас позвали, – с негодованием сказал Мелбери, оборачиваясь назад. – Нам, старикам, что: нас от того не убудет, – но Грейс каково… о ней-то он не подумал.

Тем временем обсуждаемый на все лады Уинтерборн бродил по дому, откуда только что убрались последние гости, и с тоской взирал на царивший всюду беспорядок. На кухне он застал Роберта Кридла: о чем-то размышляя, тот сосредоточенно смотрел на догоравшие в печи угольки.

– Ты, верно, притомился за день, Роберт, ложись-ка спать.

– Да что там, Джайлс… я хотел сказать – хозяин. Хорошо посидеть, когда все дела переделаны.

Думая о своем, Уинтерборн взял кочергу и, наморщив лоб, стал ворошить золу, пока широкий под не стал похож на опаленную зноем Сахару, усеянную огненно-красными камнями.

– Ну что, по-твоему, вечер удался? – спросил он наконец.

– Угощение вышло на славу, это точно. И выпивка удалась, тут меня не проведешь – бочки, какую ни возьми, все гудят. Да, выпивка такая, что лучше не выдумаешь. Крепче меда я во всю жизнь не пробовал. И наливка вишневая хороша. И сидра игристее никто не выгоняет, а уж как я его настоял на спирту да на пряностях, так о том и не говорю. А яичный флип вышел такой, что хоть сквозь муслин цеди – ни пятнышка не останется. Такой флип кого хочешь развеселит, сам король от него запляшет. Тем, не спорю, небось не все по нраву пришлось. – Он кивнул в сторону дома Мелбери.

– Да, боюсь, что тут-то мы и оскандалились.

– Ну, коли так, значит, судьба. И как эту улитку угораздило прямо ей в тарелку попасть…

– Какую еще улитку?

– Да обыкновенную. Я, когда тарелку ее выносил, гляжу – с самого края улиточка, маленькая такая, лежит. Откуда, думаю, ей там взяться? Должно, с зеленью попала.

– Это еще что за новости? А в зелень она как попала?

– Чего не знаю, того не знаю. Только не иначе там она и была.

– Но, черт возьми, Роберт, там-то ее и не должно быть!

– Это как сказать. Где же еще улитке быть, как не в огороде? Улитки всегда в огороде живут. Я уж знаю, меня не проведешь. Что улитки, что гусеницы – к капусте так и льнут. Эту тварь, как ни старайся, от капусты не отвадишь.

– Но она хоть была не живая? – содрогнулся Джайлс, подумав о Грейс.

– Ну, это нет. Вареная, вот те крест, вареная. Боже избави, чтоб у Роберта Кридла да в стряпне живая улитка! Ах ты, господи, эта тварь-то мелкая и родилась на капусте, и весь век на капусте, и другого пропитания не знает. И чем она сама не капуста? Но молодая леди какова: сидит, все молчком, – другая бы разговор завела, приятно побеседовала: откуда, мол, улитка взялась, – а то все как сычи сидели, не знали, о чем говорить.

– Что ж, значит, всему конец, – пробормотал Джайлс, тряхнув головой, склоненной над тлеющими углями, и сильнее нахмурившись. – Она, Роберт, привыкла не к такому обхождению: ей надо, чтоб были лакеи, чтоб все блестело. Мы перед ней деревенщина неотесанная.

– А коли так, пусть поищет себе другого. Нечего было забивать голову науками, заноситься невесть куда. А то еще скажу: незачем было холостому джентльмену устраивать такой пир, но уж если устраивать, так для тех, кто тебе ровня.

– Ты прав, – с горьким вздохом ответил Джайлс и отправился спать.