В аудитории для консультации я увидела подружку Дину. В гости к нам ей ходить было некогда, она у нас была теперь старостой после того, как я после замужества написала в деканат просьбу освободить меня от этой должности. Да и очередной роман у подруги был в самом разгаре и занимал все свободные вечера. Так что мы теперь с ней встречались практически на занятиях и переменах. Мы обнялись.

– Маш, привет! А ты всё хорошеешь! Как у вас с Сашей?

– Всё отлично. Вчера вот в шторм попали, еле доплыли до берега.

– И это ты считаешь отлично? – Динка округлила глаза от ужаса.

– Конечно! Могло всё закончиться трагически. Но мы живы-здоровы и строим планы на лето, – я улыбнулась.

– Ладно, потом подробности расскажешь, – Дина встала со своего места и отнесла журнал преподавателю для переклички. Экзамен хотели сдать все, отсутствующих не было.

Предмет у меня не вызывал затруднений, поэтому я под партой вскрыла конверт от Милены, расправила письмо и положила его в конспект.

« Здравствуй, моя дорогая подружка! Я рада за тебя, что свадьба прошла хорошо, и сожалею, что не могла приехать. На фото вы с Сашей выглядите очень счастливыми! Да и пара из вас получилась красивая. Ещё раз желаю тебе, моя хорошая, счастья! Ты его заслужила!

У меня всё по-прежнему. Учусь, помогаю родителям. Мама становится ещё более придирчивой и подозрительной. Как и в школе было, так и сейчас – о каждом своём шаге я должна ей докладывать. В девять часов вечера должна быть дома, иначе сердечный приступ, истерика и папины умоляющие глаза. Всё это просто ужасно! А мне ведь 21 год! И я не виновата в том, что я у мамы единственный и поздний ребёнок! Папа понимает, что мне нужно давать больше свободы, но против мамы он идти не хочет. Наверное, моя участь – остаться без семьи и детей. В институте у нас в группе почти одни девчонки, где я могу познакомиться с парнем? Да и город у нас как Иваново, на десять девчонок даже не девять, а восемь ребят. К четвёртому курсу все парни у нас в группе женились, с моей внешностью я не могла соперничать с первыми красавицами. Была у меня мечта выйти замуж в Сибири, но, увы… Завидую тебе по-доброму! Пиши!»

Мне в очередной раз стало жалко Милену, и я непроизвольно вспомнила наше прощание на перроне. Бедная моя подруга! И ведь ничем не поможешь…

По дороге из университета я заскочила на почту и получила посылку от тёти Вали, которая жила на Кавказе. Увесистый ящик! Да ладно, справлюсь, дотащу! Это сейчас, когда я уже на пенсии и набралась жизненного опыта, я бы сама на почту за посылкой не пошла, дождалась бы мужа. А тогда хотелось быть самостоятельной и независимой! Равенство полов во всём! Издержки социалистической системы и воспитания в семье? Наверное. Что поделаешь, время было такое!

Так вот, дотащила я посылку до третьего этажа, вошла в комнату – Саша уже пришёл с консультации и чистил картошку. Увидев тяжёлый ящик, он воскликнул:

– Маша! Ты не могла меня подождать? Надорвёшься! Тебе же ещё детей рожать!

– Ладно, не ругайся, уже донесла. У тебя есть кусачки, чтобы гвозди выдернуть?

– Сейчас найду. А ты тогда картошку жарь, я уже начистил.

– Какой ты молодец! – я искренне похвалила мужа, чтобы не погасить в нём хозяйственную искру.

Через некоторое время посылка была вскрыта. Тогда это был фанерный ящик, где крышка прибивалась гвоздями. Потом, лет двадцать назад, такие ящики на почте заменили на картонные. В дни нашей молодости без топора, плоскогубцев или даже лома, посылку открыть было невозможно!

– Саша, смотри, сгущёнка! – я с радостью начала вытаскивать содержимое. В посылку тётка положила ещё банки с тушёнкой, печенье, карамельки и сухофрукты. На дне ящика лежало письмо и небольшой свёрток, завёрнутый в газету. Конечно, я с нетерпением открыла конверт. Письмо было коротеньким, обычным. В конце тётя Валя сделала приписку: «Высылаю тебе, Маша, письма твоей мамы Лилии, которые она писала мне с Севера после своего замужества. Может быть, прочитав их, ты сможешь понять и простить свою мать.»

Я отдала письмо мужу, он прочитал и изменился в лице:

– Маша! Я прошу тебя сейчас не открывать свёрток и ничего не читать. У нас впереди свадебное путешествие, а ты испортишь себе настроение, а оно отразится на мне. Давай пока оставим всё как есть! Отдай мне свёрток, пусть хотя бы до осени полежит. Прошлое никуда не денется, с ним можно будет разобраться позже. А вот прекрасное будущее мы сами должны себе построить! – Саша обнял меня и долго на отпускал. А я и не вырывалась, чувствуя его силу и желание меня защитить и оградить от боли. Я согласилась с его доводами и не стала смотреть содержимое свёртка. Признаюсь, потом, до отъезда, я несколько раз порывалась открыть его, но сдерживала своё женское любопытство.

Ура! Наконец-то сессия была позади, мы её сдали на пятёрки и оба будем получать повышенную стипендию. Вот что значит жить на подъёме! Всё у нас после свадьбы ладилось и спорилось, всё было отлично! Билеты на поезд мы тоже уже купили. Осталось собраться в дорогу и сдать лишние вещи из комнаты в камеру хранения. Общежитие стремительно пустело, сокурсники разъезжались кто куда – домой, в стройотряд или на отдых. В свадебное путешествие умудрились поехать мы одни, причём, с рюкзаками! И набрали столько вещей, что рюкзаки эти поднять можно было с трудом. Вещи нужны были для похода по горам, а также для деревенской свадьбы – моё платье и Сашин костюм. Но мы не унывали, ко всему относились с долей юмора.

– Саша, а давай в горах наденем свадебные наряды и с рюкзаками пойдём в горы! Прикольно будет!

– А, что? Идея хорошая! Сделаем фото и потом продавать будем! Разбогатеем!

– Я смотрю, у тебя предпринимательская жилка есть! Не пропаду с тобой! – Саша иногда мог и пошутить.

Алма-Ата (именно так тогда называлась столица Казахстана) запомнилась мне изобилием яблок и жарой. Яблоки – сочные, спелые, с красными бочками – предлагали везде, и ведро стоило 10 копеек! Впрочем, некоторые продавцы отдавали их даже даром. После Сибири, где зимой яблоки стоили 3-5 рублей за килограмм, такие цены нас удивляли и восхищали. Вот где коммунизм!

– Девушка-красавица! Бери у нас яблоки! Они такие же румяные, как твои щёчки! – зазывали нас продавцы.

Мы прикупили ведёрко яблок, и нам его хватило на всё наше свадебное приключение. Первые два дня мы жили у родителей друга Саши, имени которого мы сейчас даже не помним. Тогда его не было дома, он ушёл в горы. Гостеприимство казахов меня тоже поразило – нам выделили комнату и относились к нам, как к родне. Кормили, поили, советовали, куда сходить и что посмотреть. Впрочем, мы не злоупотребляли гостеприимством, нам не терпелось остаться одним в своей новой палатке.

Мы остановились в предгорье горы Медео, где в те времена построили первый каток в горах. Рыжая польская палатка, поставленная в зарослях высокой травы, виднелась издалека. Когда мимо проходила какая-нибудь группа туристов, то мы, как правило, слышали возгласы:

– А там, наверное, остановились инструкторы, палатка шикарная!

Меня это забавляло. Сейчас даже трудно себе представить, чтобы мы вдвоём без оповещения родных и близких, а также без регистрации в каких-нибудь туристических организациях, пошли в горы и ничего при этом не боялись! Мы на полдня могли оставить палатку без присмотра, не беспокоясь за сохранность своих вещей. Жалко, ушли те времена без возврата…

Каждое утро мы отправлялись по маршруту на небольшую высоту в горах, так называемую седловину, с лёгким рюкзаком, где держали бутерброды и чай. По пути Саша показывал мне вершины, которые он когда-то покорил. От их величия захватывало дух. Саша смотрел на них с восхищением и сожалением, а я со страхом – как я смогу его удержать, если он нарушит обещание и сбежит в горы? Но пока он своё слово держал.

Погода стояла отличная, все намеченные маршруты мы прошли, можно было собираться в дорогу. Меня ждало испытание встречей с родственниками Саши, а особенно со свекровью. Ей в то время было только сорок лет, а младшему сыну Игорю всего пять. Как потом я узнала, второй муж Григорий младше свекрови на шесть лет. Так вот почему Саша с радостью уехал из дому, когда после восьмого класса поступил в физико-математическую школу при нашем университете! Отчим пытался наладить отношение с подростком и заставлял называть его отцом, это при разнице в 14 лет. Смешно! Как я потом поняла, смеяться было рано…

Встретили нас в родном посёлке Саши очень приветливо. Мать кинулась нас обнимать … А потом была деревенская свадьба, о которой я уже упоминала в самом начале своих откровений. Лучше бы её и не было!

В конце августа мы вернулись в Академгородок. За нами оставили ту комнату, в которой мы проживали, и где стояла наша ценность – диван. За день об устроились, а вечером к нам прибежала Маринка, посвежевшая и похорошевшая. Кинулась меня обнимать и приговаривать:

– Как же я соскучилась! Как путешествие, как свадьба?

– Мариш, погоди, обо всём расскажу, давайте пока перекусим, что Бог послал, и чаю попьём. А то мы с Сашей даже не обедали, всё вещи по местам раскладывали.

– Конечно! А Алик уже вернулся?

– Да, я его мельком видела. А ты хочешь его на чай пригласить? И по нему соскучилась? – я посмотрела на подругу со значением.

– Конечно, но не в том смысле! Просто для вечеринки с молодожёнами свидетеля всё же не хватает! Саш, пойди найди Алика!

Мужа не было минут десять, за это время Маринка мне успела рассказать, что её жених Валентин приезжал на побывку, и она отлично провела время в родной деревне.

– Привет, Маша, привет, Марина! – Алик, как всегда, выглядел взъерошенным и, как говорят, был в доску своим.

– Что у вас вкусненького к чаю?

– У нас всё вкусненькое, мы же из дому приехали, мама пол-рюкзака продуктов положила! – ответил Саша, протягивая руку для пожатия.

– Как хорошо жить по соседству с женатиками, с голоду не дадут помереть! – Алик уселся за стол и разлил всем чай. Он в любой компании чувствовал себя, как дома, не обращая внимания на то, кто и что может подумать. И мы любили его такого, каким он был, немного взбалмошный, но в тоже время, добрый, безотказный и покладистый. Одним словом – настоящий друг!

На столе у нас была домашняя колбаса, сало, сыр, масло, порезанный батон, печенье и конфеты. Картошку я жарить не стала, в первый день решила обойтись и так. Алик намазал хлеб маслом, положил сверху несколько кусочков колбасы, откусил и воскликнул:

– Да вы там как в коммунизме жили! Такой колбасы я никогда не ел!

– Мама к нашему приезду вырастила свинку, так что все каникулы мы объедались мясом. А разве по нам не видно, что мы поправились? – ответил Саша.

– Да вроде бы такие, как и были…

– Так это он меня вместе с братом по горам таскал! Наверное, боялся, что я поправлюсь, – смеясь, вставила и я словечко. А то за этими мужчинами не успеешь ничего рассказать!

– Мариш, а помнишь, в стройотряде мы целую неделю питались одной солёной горбушей? Мы её вымачивали и даже пытались жарить!

– Я тоже помню! Я, как снабженец, каждый день выслушивал претензии ребят, будто я один виноват был в том, что в эту глушь «только самолётом можно долететь», вернее, вертолётом. Но денег на него у нас не было! Вот и питались как попало. А если бы у нас такая колбаска была, да хлеб с маслом… Меня бы на руках носили!

– Ладно, нашли о чём вспоминать! Думаете, если вы все были в стройотряде, мне это сейчас интересно? – Саша решил переменить тему разговора. – Алик, сходи за гитарой, споём что-нибудь!

Алик пришёл не просто с гитарой, а ещё и с ребятами из группы. Конечно, всем предложили чаю, сделали бутерброды. Не было у нас в студенчестве такого, чтобы не поделиться с товарищами тем, что у тебя есть. Сегодня мы угощаем, завтра нас. А чаще всего посиделки проводили в складчину, каждый приносил к столу варенье, сгущёнку или сухарики. Весело мы жили, беззаботно! Вот и этот первый вечер после каникул прошёл на ура! Саша, как и раньше бывало, взял в руки гитару, и мы все подпевали ему. Пели бардовские песни – Окуджавы, Визбора, Кима, Никитиных… После я пошла провожать Маринку, не терпелось поделиться с ней впечатлением от поездки к родственникам Саши.

– Как свадьба прошла? – спросила подруга после того, как мы закрыли двери и оказались на улице. Стоял прохладный сентябрьский вечер, уже стемнело, а около общежития загорелись фонари.

– В двух словах не расскажешь. Если одним, то очень плохо!

– Наверное, просто не повезло?

– Скорее всего, не нужно нам было соглашаться её там проводить! – и я в подробностях рассказала подруге о том, что произошло. – Конечно, Сашина мама попыталась меня успокоить, но неприятный осадок в душе остался. Мне так кажется, что забыть эту свадьбу я не смогу никогда! Вот почему, Марин, хорошее мы как-то быстро забываем, а о плохом помним всегда?

– Не знаю, наверное, человеческая психика так устроена. Мы с сестрой как-то поссорились из-за моего платья, я не разрешила его ей надеть на свидание. Давно это было, а ведь летом она напомнила мне про обиду! Я забыла, а она, оказывается, помнит! Я ей предложила это платье совсем забрать, но она отказалась, говорит, что теперь оно ей не нужно. И почему мне жалко стало тогда этого платья? Теперь ничего не изменишь и не исправишь – даже такую мелочь!

– Так и вся жизнь из мелочей состоит! Только мы не хотим понять, что каждый день неповторим, и жизнь мы не можем прожить в черновике. Сразу пишем её набело! Не успеваем подумать хорошенько, когда говорим что-то или делаем. А потом стыдно бывает за свой поступок. Только ничего исправить нельзя! Мы такие несовершенные! – Марина слушала внимательно, глядя на меня. – Ой, ладно, заболтались мы с тобой, Саша там заждался уже!

Мы распрощались на пороге её общежития, и я почти бегом помчалась домой. Да, комнатка в восемь метров была первым нашим домом, и мы её любили, до сих пор вспоминая, как выбирали в отделе тканей простенькую занавеску из штапеля, как вешали гобеленовый ковёр, подаренный моей бабушкой Дашей, как хранили зимой продукты в авоське, повесив её на форточку, за неимением холодильника. Нас не раздражала теснота, мы понимали, насколько нам повезло, что мы имеем комнату с удобствами, а не живём на съёмной квартире. В принципе, мы дома находились только поздно вечером, а днём ходили на занятия, к лекциям готовились в читальном зале или в пустующих аудиториях, после ужина занимались в секциях. Времени катастрофически не хватало! Зато было совсем не скучно!

Когда я вернулась, Саша уже убрал со стола и раздвинул диван.

– Маш, чего вы так долго болтали! Ты же знаешь, что я без тебя спать не лягу, а глаза уже закрываются!

– Прости, милый, заболтались, всё лето ведь не виделись! – я чмокнула мужа в щёку. – Да, я хотела тебя спросить – где тот свёрток с письмами, который прислала мне тётя Валя?

– Не терпится начать читать? Я в шкаф их положил на верхнюю полку. Знал, что не сегодня – завтра попросишь их отдать. Ты уверена, что тебе нужно знать, что там написано?

– Я и так долго ждала. Ты ложись, я включу настольную лампу и, честное слово, прочитаю только одно письмо! – в это время я уже надела ночную рубашку из хлопка.

– И не будешь плакать? – с сомнением в голосе спросил он.

– Постараюсь читать отстраняясь, будто меня лично они не касаются. Ведь письма написаны были в то время, когда меня ещё не было, или я только родилась. Моя бабушка говорила, что меня в Солнечногорск привезли весной, когда мне исполнилось только девять месяцев. Представляешь, как давно это было?

– Давно. Ладно, не засиживайся! – муж отвернулся к стенке, а я села за стол и развязала пакет. Письма в пожелтевших конвертах лежали стопкой, на углах простым карандашом кто-то проставил номера. Я взяла первое письмо, открыла конверт и вынула исписанный убористым почерком листок в клеточку. С волнением начала читать:

« Привет с Севера! Здравствуй, моя дорогая сестра Валя! Когда я скоропалительно вышла замуж, тебя не было дома, ты училась на курсах и не знаешь многого. Не знаю, что тебе рассказала мама, но она, желая мне счастья, уговорила принять предложение Ивана. Я согласилась не потому, что полюбила его с первого взгляда, а от отчаяния. Ты помнишь Василия, который бегал за мной ещё в школе? Так вот, мы должны были с ним пожениться в июне, а в конце мая он ехал на рыбалку на велосипеде, и его сбила машина. В больнице он умер, не приходя в сознание. Я не знаю, как я пережила этот удар судьбы, я плакала каждый день. А потом, дорогая сестрёнка, к своему ужасу, я обнаружила, что беременна. Ты знаешь нашу маму, она бы, узнав эту новость, просто с позором выгнала меня из дому. А тут Иван. Это был выход из положения, да ещё он сразу предложил уехать к себе на родину. Я в тот момент не решилась признаться ему, что беременна, а потом и подавно, узнав его крутой нрав, решила ничего не говорить. Когда родился сын, а он был худой и бледный, мне удалось всех убедить, что он недоношенный. Рожала я в соседней деревне, что за рекой в пятнадцати км, в небольшой сельской больнице, где работала одна фельдшер, а в помощницах у неё необразованная санитарка. Не хочу тебя пугать, скажу только, что роды были затяжными и с большой кровопотерей. Меня еле спасли, причём, дома меня выхаживала свекровь, давая какие-то отвары трав. Здесь, в деревне, где живут родители Ивана, его мать считают ведуньей. К ней многие приходят за помощью, в этой деревне в больницу в распутицу попасть невозможно даже на тракторе! Я рожала зимой, меня муж отвозил на санях, запряженных лошадью, ведь у родителей очень большое хозяйств – две лошади, три коровы, козы, поросята, куры. Пока ехали, я натерпелась страху – где-то выли волки, а санный след петлял между высоких сосен. И мы ехали одни! Я стонала от боли, да и от страха стучали зубы. Иван не обращал на меня внимания, он вообще молчаливый и скупой на ласку. Когда довёз, передал санитарке и сказал:

– Ты, это, держись там!

Даже не поцеловал! Развернулся и уехал обратно, ему утром нужно было на работу. Ты представляешь, Валюша, в больнице всего лежало два человека, я и какая-то старуха. Она тоже за меня переживала. Когда появился мальчик, она его перекрестила и сказала:

– Нет, ты не отмучилась. Всё у тебя впереди.

Валюша, тут все старухи, наверное, ведьмы. Край суровый, сюда после революции бежали все, кому было что скрывать. Тяжело мне здесь! Я боюсь лишнее слово сказать, боюсь не угодить свекрови или свёкру. Тот очень крут, видно, Ваня в отца. Сядут все за стол и в молчанку играют. Не то, что у нас было! Песни пели, собирались всей родней. Я иногда вспоминаю молодость и плачу в подушку. Муж практически со мной не разговаривает и не помогает с ребёнком. Мне очень одиноко! За что мне такая доля? Ладно, любимая моя сестрёнка, малыш плачет, пойду успокаивать. Целую всех. Надеюсь, что мой секрет ты никому не раскроешь. Лиля, 18 марта, 1950 г. с. Никольское.

Когда я дочитала письмо, то поняла, что плачу. Бедная моя мама, как ей было непросто с нелюбимым мужем в далёком холодном краю! Почему же так сложилась её жизнь?

Я долго не могла уснуть, хотя и обещала мужу, что расстраиваться из-за писем не буду. Только одно дело сказать, а другое – исполнить. Мы не можем до конца знать заранее, как будем реагировать на какое-то событие. Я поняла после прочтения письма, что переоценила свои силы. Мне казалось, что четыре года молчания сделали своё дело, и я похоронила в памяти своё детство. Когда я дала Миле согласие поехать с ней в Сибирь, я скрыла от неё, да и всех окружающих, один важный для меня момент – я хотела встретиться с мамой. Родной мамой, которая жила под Читой в поселении. Я думала, что в первые же каникулы поеду к ней. Судьба была ко мне и на этот раз безжалостна! До первых зимних каникул бабушка написала, что Лилия вернулась домой и живёт теперь у неё. Господи, как я плакала тогда, получив это письмо! Так плачут, когда невозможно достичь цели, к которой стремились несколько лет, и приходит осознание, что от тебя в этой жизни ничего не зависит! Неужели мы пешки в чьей-то жестокой игре?