Смерив спутника недовольным взглядом, Друст пошел по тропе вдоль пропасти. Он шел быстро и уверенно, чего нельзя было сказать о Глокке. Здоровяку пришлось пробираться боком по узкому пути, медленно переставляя заледеневшие ноги. Страшась свалиться с обрыва, богородный вжался в твердь холодной скалы. Он не видел, но нутром чувствовал, насколько велика и обширна раскинувшаяся перед ним бездна. Над пустотой ощущались порывы прохладного ветра, которые доносили едва слышные всплески воды.

– Что это? – спросил Глокк, силясь различить далекие звуки.

– Там внизу подземная река, – бросил через плечо Друст. – На ее берегах мы и живем. Там есть еда и вода.

– И что же вы жрете, сидя под горой? Камни?

Шаман раздраженно посмотрел на него.

– Меньше вопросов. Скоро ты сам все увидишь.

Путь сквозь тьму продолжался бесконечно долго. Глокк сильно отставал от провожатого, отчего тот то и дело останавливался и подгонял гиганта самой отборной бранью. Глокк представлял, что однажды нагонит шамана, размозжит его безмозглую башку о скалы и сбросит его тощее никчемное тело в зияющую пропасть.

«Тут хотя бы не воняет кислятиной».

Воздух и правда посвежел, но все еще пах тьмой и сыростью. Тропа тем временем немного расширилась и начала опускаться. Ее поверхность стала влажной и скользкой. Проклиная поганую Черную яму, Глокк впивался пальцами в скалы, как мог, чтобы не скатиться. Сковывавшая руки цепь сильно осложняла его попытки устоять на ногах. От постоянного напряжения ныли мышцы. От давящего мрака разболелась голова. С каждым шагом внутри все сильнее закипала ярость, и не будь на нем проклятых браслетов, Глокк давно бы взорвался яркой вспышкой и отогнал темноту и отчаяние. Но бурлящий гнев вскоре затих, не находя ответа от заглушенных зачарованными узами богородных сил. Хотелось, наплевав на осторожность, броситься вперед, убраться подальше от скалы. Немой звон в ушах сводил с ума.

– Тебе, наверное, сейчас жутко плохо, – хмыкнул Друст, который дожидался Глокка внизу тропы. – Ты богородный от Лема – Великого Бога солнца! Но в этом царстве нет солнца. Нет света. Только тьма и сырость. Но скоро тебе станет получше. Мы почти добрались, пошевеливайся.

«Скоро я доберусь до тебя, ублюдочный шаман».

Факел его в руках почти догорел и превратился в слабо теплящийся уголек. Его свечения едва хватало, чтобы разглядеть тропу под ногами. Глокк ощутил под босыми пятками мягкий мох. Бесцветный, больше похожий на мелких червей, он покрывал тропу и основание каменной стены бархатным ковром.

– Что за чертовщина?

К удивлению Глокка, когда огонек факела погас, тьма не окутала все вокруг. Стены бесконечной пещеры вспыхнули яркими зеленоватыми красками. Они покрывали неровности скал тонкой паутинкой и тускло мерцали. Но чем ниже они спускались, тем ярче становился их свет. Вскоре тропа вывела к обрывистому берегу реки. Глокк без сил повалился на колени и вгляделся в отражения таинственных огней на водной глади. Течение реки было медленным и спокойным. От нее исходил едва видимый пар, подхватываемый дуновениями ветра. Глокк подполз к краю, сунул ладони в воду и ощутил приятное тепло. Волнами оно растеклось по ноющему телу. Облегченно вздохнув, богородный зачерпнул сладковатой воды и напился вдоволь. Затем наспех отмылся от крови и грязи и поспешил за Друстом. Наглый шаман не стал дожидаться, пока спутник переведет дух, и отправился дальше по течению.

Глокк нагнал его у причудливых кустарников, пестрая полоса которых проросла вдоль всей скалы. Их листья сияли изумрудом и слабо покачивались будто живые. В траве роились яркие точки невиданных насекомых. Над головой пронеслось два огонька, кричавших друг другу певучие трели.

«Что это такое? Я, наверное, упал со скалы и сдох».

Богородный протер глаза, не в силах поверить в представшую перед ним картину: река вывела их в просторную долину, разместившуюся в огромной пещере. Под далеким, едва различимым сводом, мерцал зелеными и голубыми огнями гигантский кокон из переплетенных корней и ветвей. Его пульсирующее свечение разносилось по всей долине подобно маленькому солнцу. Лучи призрачного света падали на дикую тенистую пущу, состоящую из странноватого вида вытянутых деревьев с синими листьями-ветвями и гигантских грибов. Лес кишел звуками и запахами. Что-то рычало. Кто-то визжал. Невидимые птицы стрекотали среди темных крон. Легкий ветер нес с собой мириады крохотных огоньков и пылинок.

– Ну? – усмехнулся Друст, глядя на ошеломленного Глокка. – Каково? Я же говорил, тебе станет лучше.

Глокк вертел головой, всматриваясь в каждую тень.

– Что это за место, Пекло меня побери? – прошептал он.

– Оно называется Сердцем мира. Говорят, это всеми забытое царство тени раскинулось под всей земной твердью. У нас в Древомарье есть множество проходов под его сени. Но сам впервые оказался так глубоко.

– Как давно ты здесь? – спросил Глокк, повернувшись к шаману.

– Достаточно, чтобы изучить эту долину вдоль и поперек. Будь начеку, здесь небезопасно.

Друст уверенно отправился вдоль реки, вторя изгибам ее берегов. Он петлял по едва видимой тропинке, старательно обходил причудливые деревья и жутковатого вида кустарники. Вступив под сень таинственного леса, Глокк ощутил духоту и сырость, совсем как в джунглях на юге Хармата. Только пахло здесь иначе. Во рту появился сладковатый железный привкус. Глокк поморщился и сплюнул на синие листья ближайшего дерева. Те вдруг с хлопком втянулись в ствол, подняв в воздух облако мерцающей пыли. Глокк отшатнулся, приготовившись к бою, но в этот момент его рот и нос накрыла ладонь Друста.

– Не дыши! Скорей за мной!

Шаман побежал дальше по тропе, увлекая спутника за собой. Остановившись посреди прогалины, он гневно посмотрел на Глокка.

– Правду говорят! Чем шире руки, тем меньше мозгов! На хрена ты потревожил деревья?

Глокк насупился.

– Что не так, чертов лесовик?

– Некоторые деревья защищают свои листья, выбрасывая ядовитую пыль. Вдохни ее – и ты уже не жилец! – яростно жестикулируя, объяснил Друст. – Ты чуть не угробил нас обоих, дубина!

Рассвирепев, Глокк подскочил к провожатому и схватил его за грудки. Сжатые добела пальцы захрустели, когда он поднял шамана над землей и хорошенько встряхнул. Бросив его под ноги, Глокк присел возле головы Друста и тихо прорычал:

– Следи. За. Языком. Червяк. Иначе ты будешь жрать эту пыль, пока она из всех щелей не полезет.

Побледневший Друст сжался, как цветок перед скалой.

– Я…я…

– Ты меня понял?

– Да, – пискнул Друст. – Да, я все понял.

Великан встал на ноги и за шкирку поднял перепуганного шамана.

– Меня зовут Глокк, – бросил он, не отпуская его ворота. – Так зовут человека, который прервет твою жалкую жизнь быстрее, чем ты успеешь подумать. А теперь веди меня в гребаный лагерь.

Друст сглотнул и засеменил по тропе, не оборачиваясь на спутника. Он не проронил ни слова до самого конца пути.

«Наверху, наверное, уже вечер. Если не ночь».

Глокк был привычен к долгим переходам по диким землям. Он прожил не одно столетие, и почти всегда находился в бегах. Прирезав или спалив кого-нибудь в одном месте, он перебирался в другое и обитал там, пока не приходилось уходить дальше. Когда умирали те, кто про него помнил, он возвращался в старые места. И так по кругу.

Однако последние несколько дней, с момента его пленения, выдались трудными. И сегодняшний его просто добил. Его валило с ног от усталости. Голод сводил с ума. Как и безмолвные путы браслетов, что сковали руки ледяной хваткой. Богородный дар жалобно пищал где-то внутри, не в силах найти выхода. Казалось, еще немного, и он навеки покинет Глокка. От этого наваждения хотелось выть и ломать чьи-нибудь черепа и спины. Богородного трясло как при лихорадке. Он уже подумывал сорвать злость на Друсте, когда тот вдруг остановился посреди лесной прогалины и повернулся к нему.

– Мы пришли, – сказал шаман.

На самом краю реки стояли две гигантские каменные плиты, поваленные друг на друга. В их тени теплился огонек очага. Пахло чем-то жареным. Доносились тихие разговоры и споры. Один из говоривших, темнокожий и рослый, как Глокк, что-то объяснял собеседнику, который скрывался в тенях. Еще один копошился у речки, облезший, едва шевелившийся старик в грязной тунике. Все место было освещено ярким голубоватым свечением, исходившим от толстых личинок, облепивших скалы. Увлеченный спором темнокожий исполин схватил одну из тех, что тушились на костре, и отправил себе в рот с мерзким хрустом.

– Это и есть ваша еда? – хохотнул Глокк.

Услышав его, спорящие замолчали. Из теней вышел еще один обитатель убежища. Белокурый, высокий и статный, с гордыми чертами лица и презрительным взглядом. Впалые щеки поросли длинной грязной щетиной, придав ему вид бродяги и скитальца. Истрепанный камзол с оборванными нашивками на рукавах выдавал в нем благородное происхождение. На его запястьях, как и у всех прочих, было видно черное серебро браслетов, что глушили связь с даром.

«Важный, наверное, был хер, да только теперь он смахивает на нищего оборванца».

– Мы питаемся тем, что дает нам это место, – задрав нос, сказал «важный хер». – В отличие от жрущих друг друга отбросов из Ямы.

Глокк прошел ближе и осмотрел его с головы до ног.

– Даже ты, твое сиятельство? – с насмешкой спросил он.

– Даже я, – ответил «важный», и вдруг округлил глаза, словно увидел призрака. – Я тебя знаю!

– О, неужели, – беззаботно бросил Глокк и присел на камень возле убежища.

Он схватил присосавшуюся к скале личинку и смело откусил от нее половину. От омерзительного привкуса, Глокка затошнило. Он с усилием проглотил личинку, стараясь сохранять невозмутимое выражение лица.

– Ты знаешь меня как друга или врага? – спросил Глокк, посмотрев исподлобья на «важного».

– Как врага, – ответил тот и чуть притопнул ногой.

Глокк безудержно рассмеялся. Из его рта в разные стороны полетели синие брызги, дождем окатив собеседника.

– Брехня! Будь ты моим врагом, давно кормил бы червей в земле.

«Важный» отряхнул замызганный соком камзол, будто тот стал бы от этого чище, и подошел вплотную к пришельцу.

– Ты – Глокк, – прошипел он. – Проклятый наемник. Пират. Убийца и насильник. Помнишь, что было в восемьсот пятьдесят третьем?

– Послушай, твое высочество, – небрежным тоном сказал Глокк, поудобнее устраиваясь на камнях, но при этом готовый вскочить в любой момент, – для меня цифры мало что говорят. Может, напомнишь? Чем же был примечателен восемьсот пятьдесят третий?

– Погромом в фактории Алекабро!

– Хмм, – призадумался Глокк, почесывая подбородок, – это то сборище лачуг на берегу Южных морей? Было дело, было. Знатную пирушку мы тогда закатили. А тебе что с того?

«Важного» трясло от гнева. Чем сильнее Глокк его задирал, тем яростнее он стискивал кулаки. Его глаза медленно наполнялись кровью.

– Я командовал гарнизоном фактории! – крикнул он.

Глокк расхохотался.

– Херовый же из тебя командир, если шайка пиратов перевернула твой убогий городишко всего за одну ночь!

«Важный» не вытерпел. Взвыв, он бросился на Глокка и попытался впиться в его шею. Но великан давно этого ждал. Ловко извернувшись, он схватил «важного» за руки, резко дернул и уронил на скалу. Тот охнул, врезавшись лицом в камень, но попытался подняться. Глокк был быстрее. Он уселся на спину поверженному врагу и пригвоздил его голову локтем к земле.

– Мне ничего не стоит оборвать твою никчемную жизнь, – рыкнул он в ухо противнику. – Так скажи мне, твое высочество, почему я не должен этого делать?

– Сукин ты сын! – плевался в камень «важный». – Собачье отродье! Ты изнасиловал и убил ее!

– Что ты там бормочешь?

– Ты изнасиловал и убил мою жену! Я столько лет искал тебя! Я посвятил жизнь твоим поискам, ублюдок! Лучше убей меня, иначе, клянусь, я разорву тебя, падаль!

Глокк, слушая его, огляделся. Остальные богородные окружили их, но не смели вмешиваться в перепалку. Тяжело вздохнув, богородный поднял за шкирку «важного» и грубо усадил его на камни. Тот попытался вырваться, но жесткий удар локтем, быстро усмирил его пыл. Бедолага схватился за разбитый нос и гневно посмотрел на обидчика.

– Как тебя зовут, ваше, мать твою, благородие? – спросил Глокк, удерживая его за ворот камзола.

– Деллен, – захлебываясь в крови, просипел тот. – Деллен де Ла Фер.

– Значит, и правда высокородный, – усмехнулся Глокк, но вдруг посерьезнел. – А теперь послушай меня, Деллен-де-ла-хер-знает-кто. Я в жизни не насиловал женщин! Да, убивал. Убивал много. Прикончил народа столько, что хватит заселить сотню жалких деревушек, таких как твое гребаное Алекабро. И они, сука, снятся мне! Снятся, когда я сплю! Я вижу их чертовы выпученные глаза, полные ужаса. Моя рожа была последним, что они видели перед смертью. И теперь, в отместку, они преследуют меня по ночам! – Глокк схватил Деллена за волосы на затылке и собрал их в кулак. – Но женщин я пальцем не трогал, если они того заслуживали. Никогда. Тем более не насиловал. Запомни это, и подумай, прежде чем еще раз посмеешь броситься на меня, безмозглый ты идиот.

Он с силой отшвырнул Деллена прочь от себя. Мужчина свалился с камня и распластался на земле у реки. Откашлявшись, он перевернулся и поднялся на четвереньки. С его лица капали кровь и слезы. Гневно взглянув на Глокка, Деллен прохрипел сквозь всхлипы:

– Ты лжешь! Уцелевшие говорили, что мою…мою жену силой взял гигантский лысый пират!

Богородный снова рассмеялся и подошел к Деллену.

– Того, о ком ты говоришь, звали Бегемотом, – сказал Глокк. – Он был тем еще отбросом. Я лично прикончил этого ублюдка, через несколько дней после погрома. Твоя жена отомщена. Ты гонялся всю жизнь не за тем человеком.

– Лжешь!

– Ты мне можешь не верить, но мне легче было убить тебя, чем объяснять все это дерьмо.

Деллен затих. Он сел на берегу реки и тяжелым взглядом посмотрел на водную гладь. Глокк, сам не понимая зачем, плюхнулся рядом.

– Мне не вернуть твою жену…как там тебя…

– Деллен, – тихо отозвался тот.

– Точно. Деллен. Знаешь, Деллен, я совершил много чего, о чем давно сожалею. И мы можем вечно сидеть и реветь как бабы у реки или взяться наконец за дело, и придумать, как выбраться из этого проклятого места. Что скажешь?

Мужчина неуверенно кивнул.

– Я…Пожалуй, ты прав. Пойдем. Познакомлю тебя с остальными. И кстати…сырыми этих личинок есть нельзя. Скоро ты не вылезешь из кустов, дубина.

Глокк рассмеялся и весело вдарил Деллену ладонью по спине, от чего тот чуть не свалился в воду.