Светло-серый пёс в тёмных пятнах, с тёмно-коричневой головой и коротким хвостом, резво бежал по чуть заметной тропе. Молодой мужчина тридцати трёх лет едва поспевал за ним:
– Стой, Вольный! Куда ты так спешишь? – спрашивал он, – Почуял, что ли чего?
Но пёс приостановился, оглянулся и снова побежал вперёд.
– Точно, что-то почуял, – сказал себе под нос Елизар, и тоже побежал.
После недавнего ливня с веток деревьев падали тяжёлые капли. Елизар натянул на голову капюшон непромокаемой куртки, поправил на плече карабин, и услышал громкий лай Вольного.
Приближаясь к небольшой поляне, Елизар снял с плеча винтовку. Кто знает, что там привлекло его пса? Он осторожно раздвинул ветки ели и увидел огромную медвежью тушу, неподвижно лежавшую в мокрой молодой траве. Недалеко от неё, приседая на задние лапы и негромко рыча, пятился от собаки медвежонок.
Елизар вышел на поляну:
– Фу, Вольный! Ну, хватит пугать малыша. Не видишь что ли, он и так напуган: мамку убили, а тут ещё ты нападаешь. Перестань!
Пёс послушно замолчал и уселся, забавно склонив набок голову, и разглядывая найдёныша.
Елизар подошёл и осмотрел медведицу.
– Тёплая ещё, – сказал он, обращаясь к собаке, – Совсем недавно убили, сволочи! И какой в этом смысл? Опять какие-то уроды по пьяни пострелять приехали? Наверное, твой лай услыхали, и бежать! Сколько раз тебя просил не гонять перепелов с лаем и визгом! Могли бы тихонько подойти.
Пёс глухо рявкнул, и виновато опустился на траву.
– Ну, ладно, не обижайся. Я понимаю, что ты не знал, кого тут в такую пору носит. А то бы не шумел, – сказал Елизар и погладил пса.
Потом он подошёл к медвежонку, который испуганно жался к мёртвой медведице и порыкивал.
– Ну, что с тобой делать, а? Сколько тебе? От силы месяца четыре. Только от мамкиной сиськи оторвался, и уже осиротел, бедолага, – говорил Елизар, беря его на руки, – Придётся с собой его брать. Да, Вольный?
Пёс с готовностью вскочил и тявкнул два раза.
– Ну, пойдём пока. Отнесём его к сторожке, а там уж дальше разбираться будем.
И Елизар пошагал в обратном направлении, крепко удерживая вырывающегося медвежонка, на которого укоризненно потявкивал пёс Вольный.
***
Вот уже девять лет работал егерем охотхозяйства Елизар. После школы окончил институт, потом армия, дальше был помощником егеря полтора года. А как ушёл тот на пенсию, назначили егерем его, Елизара.
Вообще-то, работали они на пару с отцом – тот был лесником.
Чего только не случалось за эти девять лет! И браконьеры, и пожары, и неизвестные тела, прикопанные землёй. Всего не перечислить!
Лес Елизар знал вдоль и поперёк. Летом жил, в основном, в лесной сторожке. Хотя, много в их хозяйстве охотничьих домиков было. То в одном мог заночевать, то в другом. Отец раньше тоже с ним по лесу кочевал, когда мама погибла. Но сейчас задерживался в лесу редко, так как его отец, а стало быть, дед Елизара, стал неважно себя чувствовать. Как тут оставишь его одного надолго? Уж семьдесят девять лет ему, не шутки!
Звали деда – Епифан Лукьянович. И овдовел он совсем недавно. Считай, сразу за сыном Гордеем. У того жену Ксению (мать Елизара) десять лет назад молнией убило, а уж на следующий год и его супруга (бабушка Елизара) померла, сказали – сердце. Шестьдесят девять лет было ей тогда. Вот и остались они – три мужика: Епифан Лукьянович, его сын Гордей Епифанович, и внук Елизар Гордеевич. Двое уже овдовели, а младший всё никак не женится.
«И чего не женится? – размышлял дед Епифан, сидя на лавке под окном, – Парень видный: и рост хороший, и лицом вышел, и характер спокойный, и девки с бабами за ним гурьбой ходят, а в жёны взять никого не хочет. То с одной закрутит, то с другой. Вот только с одной молодухой уже пять лет якшается – Зоей звать. Гуляли, гуляли, потом рассорились. А она возьми, да замуж выскочи! А через год замужества, снова к Елизару липнуть стала, в сторожку к нему бегать. А он что? Бери, раз дают! Он и берёт».
Сплюнул Епифан Лукьянович, и тяжело поднялся с лавки, держась за спину.
– Что отец, опять радикулит скрутил? – услышал он голос сына из-за калитки.
Дед Епифан обернулся. Гордей открыл калитку и шёл к нему.
«А ведь и сын молодцом ещё держится, всего-то пятьдесят шесть годков ему. Тоже мог бы бабёнку себе какую найти, – думал, глядя на сына, Епифан Лукьянович, – А ведь нет! Всё Ксению свою оплакивает, а ведь десять лет уж прошло!», а вслух сказал:
– Скрутил, чтоб его! Вчера запруду разбирал, опять бобры постарались, ноги чуть промочил. Вот и результат!
– А что не мог меня или Елизара дождаться?
– Дождёшься вас, как же! Ты ближе к ночи приходишь, а он вообще неизвестно когда явится. Вот сидел я тут, и размышлял, как бы женить-то нам его? На правнуков поглядеть охота.
– Хватит, отец! – нахмурился Гордей, – Знаешь, ведь, что про него в деревне говорят.
– А мне плевать, что там бабы языками чешут! Не может такого быть!
– Ну, как не может? С одной два года пожил – детей не нажил. С другой, почти столько же, и тоже ничего. Сейчас уж пять лет с Зойкой путается, и та пустая ходит!
– Во-во! А она, заметь, и с мужем живёт! Чего же ни от того, ни от другого детей не заимела? Кто тут виноват, Елизар разве?
– Ой, не знаю! – махнул рукой Гордей, – Он ведь и с другими не хороводы водил, а что-то ни одна от него не нагуляла.
– Значит, ту самую не встретил! – упрямо сказал Епифан Лукьянович.
– Ну, что ты меня убеждаешь? – с досадой спросил сын, – Я, что ли внучат понянчить не хочу? Ещё как хочу! Только надежду уже потерял. Вот думаю, хоть бы с ребёнком кого нашёл, растили бы, как своего.
– Да, плохо, ежели он бобылём останется! Плохо мужику одному, а мы с тобой не вечные.
– Плохо, – подтвердил Гордей.
– А ты сам-то что?! – вдруг взвился дед Епифан, – Ещё мужик крепкий, а без бабы живёшь! Думаешь, не слышал я, как о тебе наши бабёнки у магазина шепчутся? Всё слышу, хоть и думают, наверное, что я пень глухой! Вон хоть та же Парамониха по тебе вздыхает!
– Да ты что отец?! Она же чокнутая на всю голову! Вот спасибо, сосватал!
– А может она и чокнутая, что одна? А был бы мужик при ней, и она бы остепенилась, да притихла бы!
– Давай-ка, батя, я тебе спину лучше натру. А то заведёт нас этот разговор не туда, куда надо!
– Вот-вот, а тебе лишь бы с темы соскочить! – заворчал Епифан Лукьянович.
– Что?! Это что за сленг у тебя? – засмеялся Гордей, – Ты, где это набрался – «соскочить»!?
– А что ты думал? Что я у вас совсем мхом порос и от жизни отстал? – спросил дед Епифан, тоже посмеиваясь.
– Да, какой уж тут мох, раз у тебя одни бабы на уме?! То Елизара женить хочешь, то меня сватаешь. Может, ещё и себе кого присмотрел?
– И присмотрел бы, – смеялся Епифан Лукьянович, – если бы не радикулит этот! Хоть перед кончиной, какая добрая душа вкусными щами, да пирожками накормила бы! А от вас что? Одни консервы, да супы из пакетиков!
Так и вошли они в дом, перебрёхиваясь, да посмеиваясь.
***
Прошло три месяца с тех пор, как принёс Елизар домой медвежонка. Он оказался медведицей. Она подросла, обвыклась и стала хорошим другом Вольному. Долго егерь подбирал ей кличку, в чём ему помогал верный пёс. Называл Елизар какую-нибудь кличку, а пёс взвизгивал один раз. Не нравится, значит. Но вот, наконец, Вольный тявкнул два раза, когда Елизар сказал:
– Ну, а как тебе Плюша? Ведь она на ощупь, как плюшевая.
И Вольный с готовностью, согласился, то есть прогавкал дважды.
– Ну, вот и славно, – вздохнул Елизар, – А то у меня уже фантазия закончилась!
Иногда пёс с медвежонком вместе начинали проказничать, и хозяину приходилось разводить их в разные стороны в виде наказания. Ну, сколько можно пустые вёдра по двору гонять или метлу дворовую на прутья растаскивать?
Так и жили.
Приближалась осень, и Елизар стал всё чаще задумываться, что делать с найдёнышем? Устраивать в город в зоопарк жалко. Что за жизнь в клетке? Хотелось ему, чтобы Плюша жила на природе, а значит надо её каким-то образом адаптировать к той жизни.
По деревне уже ходили слухи, что егерь завёл себе медведицу вместо жены. Особенно старались девки, которых егерь в упор не замечал. Уж злословили от души!
Отец с дедом сильно переживали, но поделать ничего не могли. Как людям рот заткнуть? Остаётся только делать вид, что ничего не видят и не слышат.
Однажды сидел Елизар у себя во дворе и удочку налаживал. Думал в ближайшие выходные за рыбой сходить. Себя побаловать, родных своих, да и Плюшу с Вольным не обидеть. Вдруг женский голос услышал:
– Елизар Гордеевич, ты дома?
«Зойка!» – вздохнул он, нехотя отложил своё занятие и вышел к калитке:
– Дома. А ты что не заходишь, за забором стоишь? – спросил он.
– Боюсь. У тебя ведь теперь новая подружка завелась. Да ещё какая! Не дай Бог, в немилость впасть, ноги не унесёшь! – ответила, с усмешкой, Зоя.
Елизар открыл калитку:
– Заходи, не бойся, в загоне она.
– А отец с дедом?
– Заходи, говорю. Один я.
Зоя вошла, повиливая бёдрами:
– А ты чёй-то меня совсем забыл? Наведываться перестал? Я уж волноваться стала, как ты там, не заболел ли?
– Времени нет. Забот прибавилось. Браконьеры в лесу снова объявились. Давненько с такой наглостью не действовали. Видать новые люди в наши окрестности пожаловали.
– Ну, так я сама пришла, раз тебе некогда. Не соскучился? – спросила она подбоченясь, и заглядывая ему в глаза.
– А у тебя что, снова муж в город на вахту подался, раз ты такая смелая?
Зоя скривилась:
– Да. До выходных его не будет. Ну, так что, разговоры разговаривать будем, или в дом пойдём?
Елизар заметил, как заманчиво расстёгнута блузка у его любовницы, и подумал: «Подготовилась. За этим и шла. А то – «волнуюсь, как ты там…!?», а вслух сказал:
– Пошли, конечно, чего зря болтать? Делом займёмся. Кровать разобрана… Ты ведь для этого и пришла, – ухмыльнулся он.
Зоя шла перед ним, и резко обернулась:
– Так ты не рад?
– Ну, почему? Наш брат никогда от такого предложения не откажется.
– Почему ты такой холодный, Елизар?! Я ведь к тебе всей душой!
– Да? А я думал – всем телом!
– И это тоже, – согласилась она, – Мой Петька не умеет любить так, как ты! Вот если бы ты на мне женился, всё бы у нас ладно было. А ты не захотел. Может, надумаешь ещё, а? Я разведусь.
Зоя остановилась и с надеждой заглядывала ему в глаза.
– Ну, уж нет, – засмеялся Елизар, – Нет никакого желания ходить по деревне оленем, как твой Петька.
– А я б тебе не изменяла! К кому бы мне бегать, если я только тебя люблю?
– Любишь? Смешно.
– Почему смешно?
– Если любишь, зачем замуж выскочила?
– Сама не знаю. Тебе назло, после той ссоры, помнишь?
– Помню. Забудешь тут! Как вы меня с твоей маменькой в оборот взяли: обязан я на тебе жениться и всё тут!
– А как ты хотел? Ведь мы целый год гуляли, а ты не мычал и не телился.
– Мне кажется, или я тебе сто раз говорил, что жениться не планирую? И отпускал тебя на все четыре стороны, да ты не уходила! И почему твоя маманя говорила всё наоборот, не скажешь? Будто это ты меня прогоняла, а я опять к тебе лип? Не ты ли ей напела всё, как тебе было нужно?
Зоя заметила, что Елизар начал злиться, и чтобы не испортить сегодняшний вечер, сменила тему:
– Ладно, всё это в прошлом. Я надеялась, что смогу забыть и тебя, и ласки твои! А всё наоборот вышло: чем дольше я с Петькой, тем желаннее мне ты! Иди сюда!
Она обняла его за шею и стала целовать. Поняв, что он ещё злится, и никак не может настроиться на нужный лад, Зоя быстро расстегнула блузку, взяла его руку и приложила ладонь к своей пышной груди. Потом стала тереться животом, приговаривая:
– Ты не представляешь, как я соскучилась! Но ты сейчас всё поймёшь!
И она снова впилась в его губы.
Елизар лежал, откинувшись на подушки, и смотрел в потолок. Зоина голова покоилась на его груди.
Они молчали. Он даже не знал, о чём говорить. Начала она:
– Елизар! Вот, сколько я помню, у тебя на тумбочке постоянно стоит эта статуэтка. Это память о ком-то? – спросила вдруг она.
Он повернул голову и взглянул на фарфоровую балерину. Она была изображена с поднятыми вверх руками и отставленной в сторону ножкой. Такая тоненькая и хрупкая, что страшно было брать в руки. И, когда он брал её, делал это с величайшей осторожностью.
– Да. Это от бабушки моей. Она очень любила балет по телевизору смотреть, – ответил он.
– Ааа…, понятно! А то я уж подумала, что это твои пристрастия такие.
– Какие такие?
– Ну…, тощие да плоские. У нас таких не сыщешь. У нас все девки здоровые, да пышные. Есть за что подержаться! А это что? В кровати, небось, обрыдаешься!
Елизар резко сел:
– Хватит чушь пороть! – вдруг разозлился он, – Почему у тебя только одно на уме, а? Будто у тебя мужика под боком нет, и ты на этом деле повернулась!
– А ты чего злишься-то? – не поняла она, – Я просто так рассуждаю.
– Домой давай собирайся, рассуждает она! Дел у меня много. Слышь, как звери мои разошлись? Кормить пойду.
Он стал быстро одеваться.
Зоя лежала и любовалась его сильным мускулистым телом. За лето он загорел, и теперь его смуглая гладкая кожа приводила её в трепет.
Когда он вышел, Зоя перевела взгляд на статуэтку, и подумала: «И чего он так взбеленился? Неужто, я в точку попала, и ему такие худышки нравятся? Поэтому он, что ли, не женится никак? Ведь у нас и вправду таких нет!».
Она неспеша оделась, забрала волосы в пучок, и пошла к выходу. У самой двери оглянулась, и вновь посмотрела на статуэтку:
– Ну-ну…, – задумчиво промолвила она, выходя из комнаты.
Елизар наводил похлёбку Вольному и Плюше, и ловил себя на мысли, что злится.
А злился он на Зойку, и злился за то, что она высказала вслух его тайную мечту. Мечту о встрече именно с такой вот девушкой.
Он часто вспоминал, как сидя с бабушкой у телевизора, он слушал, как та говорила:
– Смотри, Елизарушка, какая красота! Это ж надо так двигаться легко и красиво! Эти девушки, словно с другой планеты: хрупкие и невесомые. Вот бы хоть одним глазком увидеть их вживую! Если мне не посчастливится, то хоть ты на балет постарайся попасть. Хоть раз в жизни! Ничего красивей и быть не может! Ты посмотри, какие тоненькие да лёгкие, не то, что наши девки. Разве нашу Нюшку Феклистову можно так подхватить, да вверх подкинуть? Она ж если обратно свалится, то паренька этого насмерть зашибёт, одно мокрое место останется!
И маленький Елизар рисовал в своём воображении, как балерун из телевизора подбрасывает тётю Нюшу вверх, а потом падает замертво под упавшей на него тётей.
Елизар улыбнулся своим воспоминаниям. Когда он подрос и накопил первые денежки, первым делом купил и подарил бабушке вот эту статуэтку. На Новый год это было. Они тогда с родителями перед праздником в город ездили, и он увидел в магазине эту балерину. У него не оставалось ни малейшего сомнения, что купить бабушке в подарок. Отец высмеял его тогда, а мама пожала плечами. Но велико же было их изумление, когда они увидели, как радовалась бабушка его подарку!
И потом он часто видел, как она садилась вечером возле стола чинить дедушке носки или штаны, и ставила перед собой эту статуэтку, периодически посматривая на неё, и думая о чём-то своём.
Когда Елизар совсем повзрослел, отслужил в армии и вернулся домой, то даже и сам не осознавал, что выезжая куда-то из деревни, везде искал взглядом девушку, подобную этой статуэтке. Искал, и не находил.
Теперь эта статуэтка стоит у него на тумбочке. И он никак не ожидал, что она заинтересует Зою. Да та ещё и станет высмеивать его тайную, даже можно сказать, подсознательную мечту.
О проекте
О подписке