– Кто зачинщик? – Светлана Ивановна обвела взглядом класс. – У кого хватило ума на первом школьном уроке в своей жизни устроить такое? – Она остановилась на мне.

Дядя Наум, стоявший рядом с ней, сказал:

– Это от перевозбуждения у них. Искать виновных непедагогично.

– И все же виновные должны быть наказаны, – игнорируя его слова, произнесла завуч. – Кто?

Никто не хотел говорить. Молчала даже моя бывшая воспиталка тетя Валя, а теперь учительница Валентина Павловна. Молчал и класс. Но молчать – это одно, а смотреть – совсем другое. Когда на тебя смотрят и молчат, вывод сделать нетрудно.

– Встать! – глухим басом приказала Светлана Ивановна. – За мной!

Я встал, не зная, собрать вещи с парты или оставить. Решил, что лучше все же оставить, и, провожаемый сочувствующими взглядами одноклассников, вышел из класса. Через секунду за мной выскочил Иваниди.

– Куда нас? – шепотом спросил он.

– Не знаю, – так же шепотом ответил я, – наверное, выгоняют из школы.

В учительской было шумно. В одном углу за столом толстый дядька размахивал руками и возмущался:

– Курят уже! Как паровозы. Поймал двоих за школой. Родителей вызвал. А им что – стоят ухмыляются.

– Время такое, – сокрушенно покачала головой старушка в массивных очках, – хорошо хоть не пьют.

– Начнут, – убедительно сказал дядька. – Помяните мое слово: еще года два – и начнут!

– Куда катимся, – вздохнула старушка и, приподняв очки, взглянула на нас.

Дядя Наум зашел в учительскую, не выпуская сетку из рук.

– Вот новая парочка хулиганов, – развела руками Светлана Ивановна, – на первом же уроке устроили свару, напугали новенькую учительницу… довели до слез.

– Она не новенькая, – сказал я.

– А есть разница, какую доводить до слез? – удивленно спросила старушка. – То есть вы считаете, молодые люди, что старых учительниц можно?

– Они больше так не будут, – вступился за нас дядя Наум. – Не будете же?

– Не будем, – согласились мы с Иваниди. – В первый и последний раз!

– Поверим? – с надеждой повернулся к старушке и толстому дядьке дядя Наум. – Светлана Ивановна, дадим будущему шанс?

Старушка вновь приподняла очки, рассматривая дядю Наума.

– А вы, собственно…

– Новый учитель физкультуры Наум Вячеславович Миник, – не дав ей закончить, представился дядя Наум. – Витебский педагогический. Выпуск семьдесят второго.

– Надо же… – подозрительно сказала старушка. – Откуда такие кадры? Светлана Ивановна, а как же Альберт Михайлович?

– Альберт Михайлович уже сдал свои документы. Уезжает Альберт Михайлович! Физруков нету. Не-ту! А тут с образованием. – Светлана Ивановна подошла к столу, взяла папку с документами и стала внимательно их читать. – В какой класс определили?

– Да, вот в какой? Везде полный комплект! В первый «Ж», там еще одно место оставалось, – вытирая пот со лба, затараторил толстый дядька. – Как раз в их класс и отправили, – кивнул он на нас с Иваниди.

– И писать и читать уже умеет, – добавила старушка. – Вообще любопытная девочка, вам бы на нее взглянуть, Светлана Ивановна.

– Нагляжусь еще. – Завуч захлопнула папку. – Ну что с этими делать? Намучаемся с ними. Может, сразу в садик обратно?

Учительская поплыла у меня перед глазами. Толстый дядька, старушка, завуч, физрук, отличницы, двоечники… Первое сентября, которое я ждал всю свою жизнь, заканчивалось. И заканчивалось совсем не так, как представляли его мои родные и я сам. Ладно, понятно, что я не Юрий Гагарин, конечно, мне далеко до Лобачевского, и даже День Победы – это праздник, до которого мне еще предстоит тысячу раз проиграть, чтоб понять его смысл. Никто ничего великого от меня пока не ждал… но не так же проигрывать – в первый день учебы с позором вернуться в садик!

– Не-е-т! – закричал я. – Последний шанс!

– Последний шанс, – спохватился Иваниди, имея неплохой навык выпрашивания таких шансов перед батиным ремнем, – самый что ни на есть последний.

– Дадим им шанс, – соскочил со стула присевший было дядя Наум. – Под мою ответственность!

Светлана Ивановна недоверчиво посмотрела сначала на нас, затем на дядю Наума, подумала и, прихватив с собой папку, двинулась к двери со словами:

– Под вашу. И чтоб никаких больше драк!

– Никаких! – клятвенно заверил дядя Наум. – Они у меня лучше всех будут учиться!

Пока мы шли от учительской до классного кабинета, дядя Наум учил нас жизни в школе:

– Здесь не все зависит от оценок. Понятно? Какие бы вы умные ни были – поведение важнее! Запомните: кто балуется, не слушается, ведет себя как ему вздумается – тот первый кандидат на вылет!

– А второй? – поинтересовался я.

– А второй тот, кто задает неудобные вопросы, – подмигнул мне дядя Наум и открыл дверь в класс.

Изменения там были налицо. Внушительная педагогика Светланы Ивановны подействовала. За партами все сидели тихо, Валентина Павловна что-то рисовала мелом на доске и не спеша объясняла классу:

– Когда кто-то хочет ответить или что-то сказать, то он?..

– Поднимает руку, – сказала Вика Разина, которая еще в садике научилась поднимать руки по команде. – Вот так! – Она подняла правую руку, приставив локоть к пальцам лежащей на столе левой руки так, чтобы образовался прямой угол.

– Правильно, – расцвела Валентина Павловна. – Вике за урок ставим пять!.. Заходите, – прибавила она, заметив нас с Иваниди.

Мы молча прошли в класс. Иваниди, подойдя к своей парте, обнаружил на своем месте Алию Махметову и стал недоуменно озираться по сторонам. Пиркин молча сидел рядом с Алией и делал вид, что она всю жизнь сидела рядом с ним и никакого Иваниди и в помине рядом не было. Алия, подражая Пиркину, тоже притворялась, что знать не знает, почему к их парте подошел этот кучерявый мальчик. Вообще, весь класс делал вид, что все так и было.

– Я запомню, – зло сказал Иваниди и пошел выбирать себе другое место.

За моей партой сидела Алиса. В принципе, я еще в учительской понял, кто такая девочка, которая умеет читать и писать. Еще бы не уметь. Семь лет. В семь лет я тоже буду уметь читать и писать, уже практически умею, диафильмы Давиду с Колей озвучиваю, и они верят.

Алиса расположилась ближе к проходу, оставив мне место возле окна. Тетради мои она сложила в стопку, аккуратно разложив рядом с ними ручки и цветные карандаши. Пенал, который я кинул в Иваниди, лежал на краю парты.

– Привет, – сказала она как ни в чем не бывало. – Садись, будем учиться.

– Тоже мне, – не найдя ничего лучше, ответил я и, обойдя ее стул сзади, сел на свое место.

– Не обижайся за тот случай, – шепнула Алиса, – я не специально, понимаешь?

– Какой случай? Ты о чем? – Я прикинулся, что не понимаю, о чем она говорит. – Не помню.

Уголок рта Алисы скривился, и она чуть прищурила глаза.

– Ты опять врешь? Ты же знаешь, мне врать нельзя, я это сразу чувствую!

– Свалилась ты на мою голову, – прошипел я и повернулся к ней. – Чё пристала? Не помню! Не помню! Помню! Ты больная дура!

– Муратов! – раздался окрик Валентины Павловны. – Ты что, совсем совесть потерял? Пяти минут не прошло, а ты за старое! Вон из класса!

Второй раз за первое сентября я покидал класс. Теперь уже с вещами на выход. Урок про Родину, как вести себя на уроках, как в школе, что вообще можно, а что нельзя, – ничего из этого я так и не услышал. Зато увидел все остальное. Некоторые, наверное, из школы только один раз в жизни вылетают – когда последний звонок. А мне повезло: первый звонок – и два раза!

За школой курил дядя Наум, у ног его лежала сетка с мячами.

– Да ну ее, – в сердцах кинул я портфель на землю, – не хочу.

– Кого? – усмехаясь, спросил дядя Наум.

– Школу эту. То нельзя, другое тоже нельзя. Что можно?

– Быстро ты сдался, – вновь усмехнулся он. – А я вот мячи никак до спортзала не донесу. Поможешь?

Мы потащили мячи в спортзал.

– Еще эта теперь рядом, – не выдержал я, – сумасшедшая.

– Кто такая? – рассыпая мячи по спортзалу, спросил дядя Наум.

– Да девчонка рядом села! – пожаловался я, пнув мяч в ворота. – Такая странная вообще.

– Э-э, брат, – присаживаясь на лавку, вздохнул дядя Наум, – они все странные. Одни меньше, другие больше. Кто-то вообще тебя сожрать готов!

Я изумленно посмотрел на него. Неужели знает? Когда я проговорился? А слово пацана? Да нет, не мог я. Я ему вообще про Алису ничего не говорил. Папа ее, врач, с меня слово взял. Нет. Не мог. Но дядя Наум ясно сейчас сказал «сожрать готов».

– Все помешаны на вранье. Думают, им врут постоянно. Так что ты, главное, Светлане Ивановне на глаза не попадайся. И этим двоим из учительской. Понял?

– А кто они?

– Стукачи.

– Кто?

– Совет общественности при школе. Активисты. Меня уже заложили. Смотри, ты тоже на примете.

– Понятно, – сказал я и схватил портфель.

По всей школе разнесся звонок, и здание ожило. Стали слышны шаги, топот, смех и радостные крики детей.

– Перемена, – сказал дядя Наум, – пошли на улицу.

На школьном дворе кучками стояли школьники. Кто-то играл в классики, кто-то чертил мелом кружки. Первый урок в моей жизни закончился.

– Домой отпустили. – Ко мне подошел Иваниди. – Щас Даву дождемся и пойдем.

Дава вышел на крыльцо с Махметовой. Алия была выше него на целую голову, крупнее и плечистей. Но это не помешало ей отдать свой портфель Пиркину. С двумя портфелями в руках Дава смахивал на интеллигентного грузчика или таксиста, который за дополнительную плату решил донести багаж до дверей клиента.

– Да пошел он, бабник, – сказал я. – Сами уйдем.

Школьники стайками растекались по улице, уходя каждый в свою сторону. Улица заполнилась бело-черным цветом, бантами и радостными криками мигом повзрослевшей детворы.

– Вон новенькая идет, – указал на другую сторону улицы Иваниди, – которая с тобой сидела. Чего ты на нее орал?

– Портфель хотела, чтоб я нес!

– Правильно тогда, – одобрил Иваниди. – Сначала портфель, потом сожрут с потрохами.

– Тебе тоже дядя Наум сказал? – уже не удивляясь случайностям, спросил я, перепрыгивая через лужу. – Ты откуда это знаешь?

– Батя говорил, – важно ответил Иваниди, – я подслушал.

По той же тропинке, по которой шли в школу, мы возвращались домой. Алиса шла параллельным курсом и не обращала на нас внимания. Дойдя до набережной, мы свернули в кусты, и я сказал Иваниди притормозить.

Пока Иваниди обдирал боярку, я наблюдал, в какой двор свернет Алиса. Она прошла розовую девятиэтажку, повернула налево и остановилась возле серого пятиэтажного дома, смотрящего окнами на центральный проспект. Покрутилась возле скамейки, счистила о бордюр прилипшую к ботинкам грязь и внезапно обернулась в мою сторону. На секунду-другую мне показалось, что она меня видит. Но как? Расстояние приличное. Да и кусты. Алиса рукой разгладила подол платья, развернулась и зашла в подъезд.

– Дого ешо Аишу паить бушь? – спросил Иваниди с полным ртом ягод.

– Выплюнь, – сказал я, – ничего не понятно.

Он выплюнул ягоды, отломил ветку и стал размахивать ею, как саблей. Мне тоже пришлось отломить кленовый побег. Сражаясь на мечах, догоняя и перегоняя друг друга, мы наконец пришли домой.

– Вечером у нас праздник!

– У нас тоже, – грустно ответил Иваниди. – Но вдруг не узнают?

– Не знаю, – пожал я плечами и зашел в подъезд.

Вечером меня поздравляли. Хвалили и радовались.

– Первый полет засчитан! – светился от счастья папа. – Муратовы в космосе!

– Засчитан! – восклицал Бабай. – Дальше будет легче!

– Наша гордость, – целовала меня в лоб Абика.

И только мама молчала. Смотрела на меня молча и то брала мой портфель и задумчиво листала чистые тетради без промокашек, то снова ставила его на стул.