Глава 1
В Листре

Наша история начинается в 47 году н. э. в городке под названием Листра на юге полуострова Малая Азия. Через полторы тысячи лет там зазвучит турецкая речь, а пока это – юг римской административной провинции Галатия. Здесь живут отдаленные потомки древних хеттов, которых пришлые греки именуют ликаонцами. У них свое наречие, но почти все понимают и по-гречески. Жил здесь и один грек, который женился на еврейке и привез в эти края и жену, и тещу. Здесь он имел свое хозяйство и дом. Родился у них и сын, которому дали интересное имя. Супруги, вероятно, уважали веру друг друга, а потому и сыну подобрали такое имя, которое устраивало обоих. Назвали его почитателем Бога – Тимофеем. Для отца не слишком требовалось уточнение, о каком именно из богов идет речь, а для мамы это выражало надежду, что он все-таки будет чтить ее Бога, единственного, сотворившего небо и землю. Мама верила, что именно ее религия будет усвоена сыном, а не отцовская. Свою веру мама Тимофея хранила крепко, хотя и сама уже носила греческое имя – Евника, что значит: добропобедная. В городке не было синагоги. Вообще, из евреев здесь, кажется, были только две женщины: сама Евника и ее мать, престарелая Лоида. Конечно, мальчик воспитывался вне еврейского закона и традиций, даже не был обрезан, но, тем не менее, мама и бабушка много ему рассказывали из еврейской истории, что сами слышали в своем детстве в синагоге.

К началу нашего рассказа отец мальчика уже умер, а самому Тимофею было примерно пятнадцать лет. Он продолжал ремесло отца, его гончарное дело, и вообще, работал с глиной, начиная от кирпичей и кончая глинобитными печами. Тем и кормилась эта маленькая, неполная семья^[1].

Городок был захолустным, единственная его ценность заключалась в дороге. Когда-то римские легионеры расчистили, отсыпали и местами вымостили ее. И соединяла эта дорога западное побережье Малой Азии с самой Сирией. В городке бывали гости и путники, шла и соответствующая торговля. Со стороны дороги до дома Тимофея доходили все новости. Так было и в этот раз.

Евника держала свой лоток с горшками недалеко от гостиницы, как вдруг услышала какой-то шум в гостиничном дворе. Вокруг двух новых странников собрались местные жители и слушали их удивительные, вдохновенные речи. Соседка позвала Евнику:

– Иди сюда, евреи пришли, что-то про своего Бога говорят. Это по твоей части.

Евника тотчас присоединилась к слушателям.

Пришельцев было двое. Один высокий, длинноволосый, с окладистой бородой. Другой пониже, лысеющий, стриженный, лет тридцати пяти на вид, с короткой бородкой, в общем, не яркой внешности. Но говорил именно он. И видно было, что он хорошо владеет словом. Это владение происходило не от особого обучения ораторским приемам (их он как раз не применял), а от давнего опыта обращения к большому количеству слушателей.

– …Ну а что же вы так спокойны, если обо всем этом слышали? Для вас это новость, а ведь уж пятнадцать лет прошло. Может быть, не так уж много времени вообще осталось. Да пусть и много осталось, но ведь Бог действует. Он не молчит, Он послал людям спасение, Он приблизился к ним. Он равно начал призывать всех людей, из всех народов. Как же молчать об этом? Надо, чтобы услышали все. Ведь все мы нуждаемся в его помощи, в его благодати и милости. А Он не просто послал помощь, он сам пришел. Люди думали приносить Ему жертвы, делиться с Ним или умилостивить Его. А Он, видите, – приносит в жертву Сына своего. Скажите, разве вы еще не слышали обо всем этом? Первый раз от меня слышите?

Люди в толпе переглядывались, недоуменно пожимали плечами, переспрашивали друг друга. Казалось, кто-то что-то припоминал. Но вразумительно ответить они не могли. Однако, воспользовавшись остановкой оратора, хозяин гостиницы, человек грамотный, спросил проповедника:

– Ну, если Бог помогает теперь всем, то не может ли Он помочь тому, кому Его помощь нужна больше всех? Вот у нас тут есть один парень. Пожалуйста, подойди, посмотри.

У гостиницы сидел, собирая милостыню, один юноша. Он с детства не имел возможности ходить. И сейчас он напряженно слушал то, что мог расслышать из речи проповедников. На него-то и обратил их внимание хозяин гостиницы. Путники подошли к нему, за ними и все слушавшие их. Высокий спросил его первым:

– Ты слышал, о чем он говорил? Веришь, что Бог Израиля послал своего Сына?

Тот только кивнул.

Тогда первый, говоривший всю речь, вдруг воскликнул:

– Тебе говорю, во имя Господа Иисуса Христа встань на ноги твои прямо.

Больной удивленно хлопал глазами, а в это время высокий осторожно поднял его за подмышки и поставил на ноги. Затем тихонько опустил руки. Хромой стоял на ногах, сам не веря происходящему. Затем, опираясь на протянутые к нему чужие руки, попробовал сделать первые шаги. И получилось! Вопль удивления пролетел по толпе. Через минуту вся улица (она же – римская дорога) оживилась. Отовсюду сбегался народ.

– Славьте Бога Израиля и Сына Его Иисуса Христа, Господа нашего! – возгласил громогласно высокий из двух проповедников.

– Аллилуйя! – раздался из толпы голос на родном для них наречии, – Шма Исраэль…

Это была, конечно, Евника. На родном языке она не говорила уже давно, но самые святые слова, конечно, не забыла. Проповедники обернулись к ней и заметили ее, узнав родную речь, но сейчас вступить с нею в разговор было совершенно неуместно. Между тем и Тимофей оказался уже рядом.

Нарастающая толпа окружала проповедников и исцеленного юношу, шумно приветствовала их. Возгласы на греческом смешались с ликаонским наречием – родным языком местных жителей. Впрочем, проповеди у пришельцев уже не получалось. Их приветствовали, но больше не слушали. Совершенное ими действие было важнее любых слов. Но хуже было другое: большую часть из произносимого в толпе проповедники не понимали. Толпа повлекла их в сторону. Они еще не поняли, куда и зачем, пока не увидели статуи, жертвенник и лишь тогда догадались, что находятся в местном капище. Туда уже подводили бычка, увитого цветочной гирляндой.

Каким-то невероятным усилием поближе к пришельцам пробралась Евника и сумела им прокричать:

– Они приняли вас за богов, за Зевса и Гермеса, и хотят принести вам жертву!

Видимо, предстоящее действо ей самой было глубоко омерзительно и страшно. Евника все-таки верила в Бога отцов своих, и понимала, что именно его силою пришельцы совершили исцеление хромого. Те, наконец, сами понявши, что происходит, обратились к людям с той же горячностью:

– Мужи, что это вы делаете? Мы не боги, мы подобные вам люди, мы столь же немощны, как вы, мы так же терпим боль и болезни, как вы. Мы смертны, в конце концов. А юношу вашего исцелил Бог, а не мы. Это Бог Израиля, которого чтут евреи. Он сотворил небо и землю, море и все, что в них. Это единственно истинный Бог. Обратитесь к Нему! Он один только может помочь. Других богов, кроме него, не существует!

– Тогда мы принесем жертву Ему! – прокричали в толпе.

– А Ему можно в одном только месте приносить жертву, – отвечал высокий, – и место это – в Иерусалиме, где стоит единственный на земле Храм в Его честь. – И добавил, чувствуя, что люди этого не понимают. – Так требует Его собственный закон.

Но и это разъяснение не добавило ясности.

– Что ты говоришь, человек? – обратился к проповеднику муж из толпы, облаченный, как подобало жрецу. – Небеса явили нам великую милость. Ты призываешь нас остаться неблагодарными? У нас сегодня праздник. У нас божественное посещение, – и мы должны его ознаменовать богохульством? Отрицанием бессмертных богов?

Тут взял слово другой из пришельцев, лысоватый:

– Мы призвали имя нашего Бога, Бога Израиля, который явил всем народам милость через Сына своего, Иисуса, Царя и Помазанника над Израилем. Его именем этот человек был исцелен. Сколько вы прежде ни приносили здесь жертв вашим богам, ничто не помогало этому юноше. Рассуди же сам, кто тут Бог.

– Значит, вы имя того же бога узнали как-то лучше, – парировал жрец.

– Нет. Разве ваш бог сотворил небо и землю? Подлинный Бог сотворил все, и видимое, и невидимое. Он сотворил и человека. Он сотворил наши руки и ноги. Он же и выправил ноги этому юноше. Кто их творил, тот их и исцелить может, правильно?

Жрец немного растерялся. Пришелец закреплял успех:

– Издревле предки всех людей знали одного Бога. Но потом многие отступили от Него, и поклонились другим богам, солнцу, луне, стихиям. Представили Бога в виде птиц или четвероногих, жующих траву или поедающих плоть четвероногих жертв. И Бог попустил людям это, но Он не перестает свидетельствовать о себе. Во всех творениях видна его премудрость.

– И все-таки, тебе не страшно остаться неблагодарным? Если ты сам не бог, – не сдавался жрец.

– Наш Бог сотворил всех скотов полевых. И этого бычка. И Ему не нужно кушать бычков. Он не кровожаден. Он щедр и дает дожди и плодоношение земли всем людям, даже если они Его уже забыли. А хотите быть благодарными – верьте в Него и прославляйте имя Его.

– И все на этом? Так что ли? – жрец, похоже, искренне не понимал, как Бога может удовлетворить одна словесная благодарность.

– А что еще может дать человек Богу, если и сам человек от Бога получил все? Начиная от своего тела и кончая каждым вздохом и глотком воды? – пришелец укладывал все свои слова как бы стрелы, каждую точно в свою цель. – Вот всякий раз, как садитесь за трапезу, благодарите Господа, Творца неба и земли, за то, что посылает нам пищу. Нам и не только нам, но и всем людям, по лицу всей земли, во всей ойкумене, варварам, индийцам, скифам и гипербореям – всем-всем. И скотов, и зверей полевых, и птиц, и рыб – всех питает Его щедрость. На всех у Него хватает благости. Вот и благодарите Бога об этом каждый раз.

– Мы и собирались здесь благодарить бога, – пробурчал жрец уже как-то неуверенно, – но благодарить при всех, чтобы все слышали и видели.

– Но ведь вы же сами и скушаете этого бычка, которого вам послал тот же Единый Бог, ведь нет другого. Ну и скушайте бычка с благодарностью и с целомудрием, без всяких плясок в честь богов не существующих. Если нас и посетил Бог сегодня, то это Бог не сего жертвенника. Бога этого жертвенника мы не призывали.

Последние слова проповедника прозвучали отчетливо в наступившей тишине, и, похоже, дошли до разумения слушателей. Тишину нарушил вопль исцеленного юноши, который оказался в толпе поближе к проповедникам:

– Слава и величие Богу, сотворившему небо и землю! Он дарует нам урожай, а мне подарил сегодня ноги ходячие!

– Аллилуйя, – воскликнули Евника и Тимофей.

Радости и энтузиазма в толпе сильно поубавилось. По сути, получалось так, что у людей отобрали намечавшийся шумный и веселый праздник, который обещал быть чем-то более значимым, нежели даже исцеление хромого юноши. Тут слово вставил высокий пришелец, который, похоже, догадался о причинах общего разочарования людей:

– Мужи и жены! Все равно у вас сегодня праздник. Бог посетил ваш город, Он явил свою благость вашему соседу и всем вам. Благодарите его, поздравляйте друг друга. И пищу кушайте с благодарением. Если желаете, то и бычка этого приготовьте и скушайте, благодаряще Бога. Только не здесь, ладно? Богу, Который помог вам, не понравится, если вы чтите здесь другого бога. Давайте с миром разойдемся пока по домам. Обдумайте, что вы здесь видели и слышали. На сегодня с вас хватит, а нам тоже надо пока отдохнуть.

Праздник был испорчен, но делать было нечего. Люди стали расходиться. Спорить с пришельцами, обладающими таинственной духовной силой, местным жителям, включая жрецов, не хотелось. Мало ли что может им не понравиться? Одного хромого сделали ходячим, – разве не смогут они десяток ходячих сделать хромыми? Той же самой силой. Ведь испортить здоровье наверняка проще, чем его поправить. Логика этих рассуждений, должно быть, была примитивной, но в этом примитиве заключалась та спасительная разумность, тот элемент здравого смысла, без которого никогда не добраться до чего-то более высокого.

Тут только Евника, схватив сына за руку, представилась пришельцам:

– Меня зовут Евника, а это мой сын Тимофей. Я иудейка, чту Бога отцов наших. Хотя и давно уже живу здесь. Войдите в мой дом, будьте гостями.

– Меня зовут Шауль, а по-римски, Павел, – отозвался тот из пришельцев, что был пониже ростом, – а это – Иосиф. В Иерусалиме благочестивые мужи дали ему прозвище Варнава, сын утешения.

Высокий поклонился, а Евника улыбнулась ему:

– Ну вот, и принесете утешение нашему дому.

С ними же двинулся к дому Евники и исцеленный юноша. Его звали Гермас. По дороге он пояснил некоторые подробности происшествия.

– Видите ли, гости-иудеи, здесь получилась такая история. Вот Иосиф, своей внешностью и осанкой напомнил здешним жителям известную статую Зевса, работы Фидия. А меня назвали в честь греческого бога Гермеса. Вот и решили местные, что один из вас – Зевс, а другой – Гермес, раз помог названному в его честь.

– Видишь, Шауль, мы с тобою теперь ожившие статуи, – засмеялся Варнава. – Кажется, в такой роли нам бывать еще не приходилось.

Шауль, улыбнувшись, отозвался более серьезным тоном:

– Главное, чтобы из этих камней, – он обвел рукой расходящихся людей, – созидались дети Аврааму. Нам это было обещано, не помнишь?

В дом Евники собралось несколько человек. Соседки успели сбегать домой и принести кое-какие угощения для гостей. Павел и Варнава непрестанно рассказывали им об Иисусе и его новой вере, которая была исполнением старых пророчеств. Собравшиеся внимательно слушали. Разошлись только под вечер. Увели и Гермаса, поддерживая его еще пока под руки. Ноги его не болели, но он еще только учился ходить.

Наутро Павел взялся помочь Тимофею месить его глину. Дело это долгое и требует терпения. Глина в земле всегда лежит полусухая, смачивается она медленно. Две-три недели в одном и том же корыте нужно мешать ее каждый день. Только после этого можно будет из нее что-то лепить. При этом нужно удалить прочь все мельчайшие камешки и все комочки извести. Малое вкрапление извести при обжиге – и весь глиняный сосуд непременно разорвется прямо в печи.

– Вот видишь, – говорил Павел, терпеливо перебирая и растирая комочки руками, – и мы с тобой такая же глина в руках Творца. Он может из нее делать разные сосуды, какие захочет сам. Наше дело – выдержать жар печи и не взорваться при обжиге.

– Мы все разные, потому что Он нас делает такими разными? – спросил Тимофей, отжимая из глины лишнюю воду.

– Конечно. Но мы – сосуды живые. Выдержим и круг гончарный, и обжиг – будем полезными для Него сосудами. Для почетного употребления. А кто-то и для низкого. Все в Его воле.

– А ты говорил, что Бог примет нас своими сынами?

– Да. Но это будет только с теми, кто сможет прежде осознать себя глиной в руках Всемогущего Гончара. Вот видел, как мы вчера говорили им, что Бог послал своего сына, что Он любит их, как детей. Нас самих произвели в ложные боги. Потому что они Божьей глиной себя никогда не чувствовали. Ходили в похотях сердец своих, не замечая, как от Творца зависят и путая Творца с Его творениями.

– А как же нам почувствовать себя Божьей глиной? – спросил Тимофей.

– Я думаю, – отвечал Павел, – людям помогал в этом Закон. Только на Законе останавливаться нельзя. Человек все-таки дороже Богу, чем тебе твои горшки. Ты отдашь их маме, чтобы продала на базаре, а Бог нас не продаст и не бросит. Он за нас уже заплатил дорогую цену – своего Сына. Горшок не станет тебе сыном, а мы с тобою станем детьми Божиими. Чтобы сообщить это людям, мы и посланы самим Иисусом.

Тут Павла пригласили к гостинице. Оказалось, что пришли некие иудеи из того же соседнего города Иконии, откуда днем ранее явились посланники Иисуса. Теперь они, так сказать, вызвали Павла на состязание. Тимофей, отмыв руки от глины, последовал за своим гостем.

Пришедших иудеев было пятеро. Но они были достаточно горластыми и наглыми. Говорили и наперебой, и по очереди. Вставить слово кому-то другому не давали. И все их речи были направлены против посланников Христа.

– Нечего слушать этих лжецов, – обвиняли новые пришельцы Павла, – они сами не знают, что проповедуют. Да, был такой человек, Иисус из Назарета. Да, он выдавал себя за Сына Божьего. Ну и что? Его же распяли, как смутьяна, – и жизнь идет своим чередом. Он претендовал на царство, а в царстве ничего не изменилось после его смерти. Антипа и Филипп, местные цари в Палестине, царствовали и при нем, и после него, пока их не сместил Гай цезарь. Цезарей тоже Иисус не смещал. Даже римского прокуратора в Палестине не сместил. Все шло без него. Какой же он царь? Он самозванец. А этот Шауль – он вообще двойной самозванец. Он с Иисусом даже не ходил. Он его при жизни вообще в глаза не видел. И несколько лет проповедовал против него. Теперь он об этом вам не сказал? И не скажет. А мы знаем, мы в Иерусалиме были. Иисус – отщепенец, осужденный нашим синедрионом. А Шауль – просто шарлатан и предатель. А может, такой же колдун, как Иисус. Теперь он ходит по всем синагогам рассеяния и отвращает людей от Божьего закона.

– Вчера он говорил нам, что наши боги не существуют, а есть только Бог иудеев, – вставил жрец.