Глава пятая
Волшебное дерево

Я вскрикиваю и резко просыпаюсь. Что-то тёплое, пушистое и щекотное копошится у меня под боком.

– Мышка это, не трусь, – улыбается Папаша Хэрн. Зверёк убегает прочь. – Они добрые. Греют нас ночью. – Папаша Хэрн сидит на ветке. В свете луны его шерстяные одёжки казались чернильно-серыми, в отблесках костра – жёлтыми, а теперь, под утренним солнцем, выглядят совсем иначе. Лес словно подарил им краски. Рубашку и брюки раскрасил тёмно-коричневым, шляпу – серым, а плащ густо напитал зелёным цветом. – Ну как, сладко тебе спалось? Жаль только, ты пропустил весь рассветный концерт.

– Спал я хорошо, спасибо. – Не знаю, сколько времени прошло, но так крепко и самозабвенно я не спал ещё никогда в жизни. В приюте, наверное, уже встали. Вот бы с Лепестком всё было в порядке, а Пробку не выгнали бы из цеха.

– Проголодался, небось? У Матушки Хэрн готов завтрак.

Ну конечно, вот же он, манящий запах. Ко мне плывёт аромат яичницы с грибами – вроде той, какую Старуха Богги готовит для себя и Замка.

Вскочив на ноги, я отряхиваю листья со своего нового дымчато-серого свитера. Чудесную лесную постель не сравнить с жёсткими досками дормитория. И впервые в жизни холод не пробрал меня до костей.

В лучах солнца поляна кажется гораздо просторнее, чем ночью, а деревья – выше, эти исполины взмывают под самые небеса. У костерка сидят эльфы, они молча едят из крошечных мисок и пьют из чашек, сделанных из желудей. Сейчас эльфов собралось куда больше, чем я видел вчера, – теперь их тридцать или около того. Все кареглазые и черноволосые, как Папаша Хэрн. Будто одна дружная семья.

Присаживаюсь на корточки, чтобы не казаться совсем уж великаном. Натягиваю рукава свитера до самых пальцев.

– Эй, друзья, это Фитиль, – обращается к эльфам Папаша Хэрн. – Человеческий ребёнок, о котором я вам рассказывал.

– Добро пожаловать, – приветствуют они меня нестройным хором.

Папаша Хэрн улыбается.

– Ну, давай-ка познакомлю тебя со всеми, – говорит он. – Это Нисса, ты уже знаешь её… А вот Генна и Финн со своей ребятнёй – Линденом, Тиггсом и крошкой Тийей.

Приложив руку к сердцу, Финн снова благодарит меня:

– Ты спас нашу дочурку, и твой поступок выше всех похвал, честное слово.

И радость переполняет меня.

Я приветливо киваю, когда Папаша Хэрн поочерёдно представляет всех эльфов, только вот их имена мне вряд ли удастся запомнить.

– А это Нокс. – Он указывает на бородатого эльфа, который сидит поодаль, особняком от остальных. На нём такой же сочно-зелёный плащ, как у Папаши Хэрна и Генны, но в карих глазах нет и в помине тех благодушия и теплоты, какими лучатся глаза моих лесных друзей.

– Зря ты привёл к нам в дом этого верзилу, – хмурится он. – От людей сплошные беды и напасти, их племя рушит всё. А вдруг его придут разыскивать его собратья? – Нокс обводит взглядом эльфов, ища подтверждение своим словам.

Папаша Хэрн угрюмо смотрит на старика и говорит:

– Его бросили родители. Никто за ним не придёт. И Фитиль ещё ребёнок, а совсем не верзила.

– Однако ж он вырастет, – резко возражает Нокс. – Люди нам тут ни к чему.

Среди эльфов поднимается ропот. Я смотрю на их домишки – до того хрупкие, что сразу рассыплются, стоит лишь мне случайно наступить или сесть на них. Ну да, я и сам так думал: великан я здесь, чужак. И не сумею жить среди этого народа. Ловлю на себе настороженные взгляды эльфов и сглатываю ком в горле.

– Пожалуй, я лучше пойду, – бормочу я.

– Вот и славно, ступай-ка отсюда, – отвечает Нокс. – А не то перетопчешь нам тут всю поросль.

– Никуда ты не пойдёшь, – отрезает Папаша Хэрн и поворачивается к Ноксу. – Он выручил Тийю…

– Вот именно, – вставляет Нисса.

– …поэтому давайте сперва выслушаем лесных духов, пусть они нас рассудят. – Папаша Хэрн потирает подбородок. – Им-то точно известно, пришёл ли мальчик сюда к добру или к беде. Отправимся после завтрака.

Эльфы одобрительно кивают.

Нисса, кажется, в восторге от этой идеи.

Интересно, лесные духи – они какие? Похожи на эльфов?

Матушка Хэрн держит крошечную закопчённую сковородочку, на которой шипят жареные грибы. Ложкой, вырезанной, судя по всему, из чешуйки сосновой шишки, Финн взбалтывает содержимое куриного яйца, у которого сбита верхушка, – скорлупа доходит ему до пояса. Потом он кладёт в желудёвую мисочку немного омлета и присыпает крупинками соли.

От этих бесподобных кухонных запахов разгорается аппетит. И только теперь я осознаю, что за всю жизнь не отведывал ничего, кроме старухиной каши. Разумеется, я фантазировал, рисуя в воображении всякие лакомства, но на самом деле мне знаком только вкус каши.

Матушка Хэрн выкладывает грибы на гладкий плоский камень и добавляет яйцо.

– У нас нет большой тарелки для тебя, – объясняет она. – Вот лучшее, что удалось раздобыть.

– Чудесно, – отвечаю я. И сгребаю ладонью себе в рот кусочки грибов с яйцом. Неведомые, яркие вкусы пляшут на языке, и от удовольствия я закрываю глаза. Медленно жую, затем глотаю. Просто дивно, под стать заманчивому запаху. Впрочем, это даже лучше, чем запах.

– Хочешь добавки?

Я с нетерпением киваю.

– Финн, Нисса, – зовёт Матушка Хэрн. – Сходите-ка в кладовую и принесите ещё сушёных грибов и хлеба.

– Сколько? – спрашивает Финн.

– Всё. Привезите на тележке.

На миг Финн и Нисса замирают в оцепенении, но потом улыбаются.

Вскоре они возвращаются. Тележка, которую смастерили из дерева и старых швейных катушек, доверху нагружена буханками хлеба размером с колыбельку Тийи.

– Угощайся, – говорит мне Матушка Хэрн, – ешь вдоволь, не стесняйся.

Я беру семь буханочек и ем – не спеша, чтобы не упустить ни одной частички вкуса. Хлеб настолько прекрасен, что я с готовностью опустошил бы всю тележку, но мне совестно лишать эльфов их запасов.