В номере уютно и пахнет соусом терияки, мне хочется перекусить. Усталость побеждает голод: я проваливаюсь в сон сразу же, как падаю на матрас. Мне ничего не снится.

* * *

На следующее утро, даже не завтракая, я беру такси. Не через приложение – договариваюсь с частником, что он будет катать меня весь день. С погодой везет, поэтому Русский мост мы проезжаем без проблем.

Часть, в которой служил дед Вова, выглядит заброшенной, но таксист настоятельно рекомендует мне не лезть через забор. Трижды рекомендует, после чего спрашивает, на кой черт меня вообще туда понесло, и я отвечаю ему, что в этой части служил мой дед.

А потом стою и ору на проржавевшую колючку, тянущуюся по верхушке забора:

– Веселина-а-а! Я пришел за Веселино-о-ой!

Складываю руки рупором и ору еще громче:

– Мой дед служил в этой части-и-и! Володя-а-а!

Мне никто не отвечает, и я возвращаюсь в машину. Таксист долго молчит, косится на меня с опаской и произносит:

– Полегчало?

Мне не полегчало. Я объясняю водителю, куда мы поедем дальше, и он принимается сопеть, задумчиво поглаживая руль. Он переспрашивает:

– Найти лису?

– Лису.

– Любую?

– Посмотрим.

Водитель сопит еще некоторое время и наконец принимает решение. В этом ему помогает купюра, которую я сую в его ладонь. Он пожимает плечами и откидывается на спинку сидения:

– Как скажешь. Лис тут пруд пруди.

Это я и так знаю из маминого рассказа.

Мы колесим по острову, сворачивая с асфальта на грунтовки и обратно. Несколько раз проезжаем мимо монастыря, и водитель задумчиво поглядывает на луковки куполов. Словно размышляет, не сдать ли меня монахам, чтобы бесов изгнали. Впрочем, озвучивать свои мысли он не торопится.

Мы обедаем в кафе на берегу моря, перекусываем за разными столами. Еда вкусная, Веселине бы понравилось. Может, она и обедает тут время от времени. Выходит из леса легкой походкой и с таким видом, что ни у кого не возникает никаких вопросов, заказывает порцию рыбы и протягивает кассиру пачку сочных листьев…

Мой взгляд беспрерывно скользит по лесу, подступившему к самому пляжу. Несколько раз мне кажется, что я различаю среди кустов что-то буро-рыжее, но это может быть и сухой листвой на земле. Поэтому я продолжаю есть, иногда кидая кусочки черному коту с белой грудкой. Кот благодарно мурлычет.

* * *

– Во! – кричит водитель и тормозит так резко, что ремень впивается мне в грудь.

На обочине дороги стоит лисенок. По крайней мере, мне кажется, что это лисенок. Худющий.

Я бормочу:

– Ага, ага, спасибо, так…

Пальцы трясутся, мне никак не удается отстегнуть ремень. Водитель недовольно выдыхает через нос и ворчит:

– Руки к нему не тяни, пальцы на раз отхватит. Слышишь?

– Да, да, хорошо.

Я выхожу из машины. Лисенок пятится в лес. Чувствуя спиной взгляд водителя, я показываю лисенку раскрытые ладони и говорю:

– Привет!

Он дергает ушами, и я продолжаю:

– Мне нужна Веселина. Ты знаешь Веселину, да?

Лисенок отступает. Я медленно иду за ним следом.

– Веселина. Знаешь ее?

Что-то шуршит слева от лисенка, и из зарослей показывается еще одна любопытная морда. Треугольные уши подрагивают, ловя звуки моего голоса.

Это тоже не Веселина. Глаза не того цвета.

– Привет! Я пришел за Веселиной. Я хочу с ней поговорить.

Появляется третья лиса. Лисенок перестает пятиться, и их очень быстро становится много. Мой взгляд скачет с одной пары медового цвета глаз на другую. У некоторых радужка темнее, у некоторых светлее, только трехцветной я не вижу. И твержу как заведенный:

– Веселина. Мне нужна Веселина. Вы знаете Веселину?

– Зачем? – спрашивает меня парень лет двадцати.

Он стоит среди лис, явившись невесть откуда, и смотрит на меня… недобро. Без агрессии, но так, что сразу ясно: я тут нежеланный гость.

– Зачем тебе Веселина?

Я облизываю губы. Я внимательно смотрю ему в глаза. Они такие же желтые, как у зверей, которые его окружают.

– Я…

– Эй, псих!

Водитель ломится через кусты.

– Они, вообще-то, опасные! Это ж не соба…

– Ты хочешь спать! – рявкает парень.

Водитель останавливается, кивает. Он говорит:

– Я в машине посплю.

И идет туда, откуда пришел. Наши с парнем взгляды снова встречаются, он вопросительно качает головой:

– Так зачем тебе Веселина? Ты кто, вообще?

– Я ее муж.

Он пожимает плечами. Хмыкает и говорит:

– Не помню, чтобы Веселина замуж выходила.

– Слушай, я не знаю, кто ты…

– Да ты ничего не знаешь так-то. Ты лучше скажи, с алкоголем как у тебя? Не злоупотребляешь?

– Что? Я…

Он поднимает руку, прерывая меня на полуслове. Наклоняет голову, прислушиваясь к чему-то, и говорит с неохотой:

– Ладно, пошли.

* * *

Мы идем долго.

Вроде бы.

Мне кажется, что мы идем очень долго, я успеваю взмокнуть и сбить ноги, но совершенно не помню, как мы оказались у входа в бункер. Старый, еще царских времен. На Русском острове их много, и я понятия не имею, который это из них. Парень галантно пропускает меня вперед.

Коридор ведет вниз. Под ногами камни, над головой полукруглый свод. По стенам текут капельки конденсата, дыхание вырывается изо рта полупрозрачным паром. Ниже и ниже. На потолке то и дело показываются ведущие на поверхность отверстия. Света они почти не дают, а задирая голову, я вижу слабо мерцающие звезды. Как будто мы потеряли где-то еще несколько часов и наступила глубокая ночь. Хотелось бы знать, на что именно мы эти часы потратили.

И действительно ли о часах речь.

Мурашки бегут по спине, и я решаю, что на самом деле не хочу этого знать.

И продолжаю идти, пока шаги не начинают отдаваться глухим эхом. Тут заметно холоднее, чем на поверхности. Воздух густой от влаги, и я ежусь. Оборачиваюсь, чтобы спросить у парня, долго ли нам еще идти, и понимаю, что не могу различить его силуэт. Не слышу ни шагов, ни дыхания. Только мое сердце колотится под горлом.

– Эй! – шепчу я.

– Зачем ты пришел?

Знакомый голос. Смеяна!

– Смеяна?

– Не знаю никакой Смеяны. Зачем ты пришел?

Еле сдерживаюсь, чтобы не обозвать ее, пусть и про себя, и отвечаю:

– Я пришел за Веселиной. Она ведь здесь?

В темноте раздаются тихие шорохи, но голос перекрывает этот звук:

– Не знаю никакой Веселины.

Я облизываю губы. Меня бьет озноб. Возникает очень явное чувство, что нас далеко не двое, даже не трое в этом гулком пространстве. И я повторяю:

– Я пришел за Веселиной.

– Да? Чтобы развлечься, как твой дед, и бросить ее? Оставить одну и сбежать на другой конец мира? Чтобы жить, не думая о ней? Чтобы вспоминать ее только со смехом? Чтобы хвалиться свои дружкам, как ловко ты…

Я вздыхаю. Значит, мама не соврала. Как бы дико эта история ни звучала. И решительно перебиваю не-Смеяну:

– Нет.

– Он тоже говорил, что нет.

– Я люблю…

– Он тоже говорил, что любит.

Я молчу. Не знаю, что ответить на это. Мало ли что говорил мой двоюродный дед! Я-то тут при чем? В конце концов, это именно Веселина исчезла! Это я за ней мчался через всю страну!

И кто-то в темноте угадывает мои мысли:

– Тебе может показаться, что мы несправедливы. Ты ведь – не он. И ты – не его внук. Почему ты должен за него отвечать? Посмотри на это иначе. В конечном итоге… твоя печень пока что при тебе. И твоя жизнь.

– Да разве это жизнь?

Слова срываются с языка раньше, чем я успеваю их толком осознать. Я сжимаю кулаки. И повторяю громче:

– Разве это жизнь?!

Кто-то ворочается и перешептывается в темноте. Звонко цокает когтями по полу. Мне уже не страшно. Я уже слишком зол. На кого? Да на всех. Без разницы, кто там прячется, Смеяна или нет. Может, ее никогда и не звали Смеяной. Может, ее никогда и не существовало.

– Без Веселины…

Меня снова перебивают:

– Какая она, эта твоя Веселина?

Наступает тишина. Я глубоко вдыхаю…

– Веселина – это сербское имя, но она не знает сербский. Вообще ничего о Сербии не знает. Только «пистач» и «кабасица». И «молим». Я думаю, она его выбрала просто потому, что звучит интересно.

Звуки вокруг становятся громче. Как будто что-то большое…

– У нее длинные русые волосы, которые она никогда не заплетает в косу…

…приходит в движение. Я продолжаю говорить, чувствуя, как подступает головокружение. Не что-то в темноте, а сама темнота теперь движется…

– …потому что думает, будто коса ей не идет. Но это неправда, ей идет все. У нее удивительные трехцветные глаза…

…закручиваясь спиралью. И я кружусь вместе с ней. Как щепка, подхваченная водоворотом. Приходится жмуриться, чтобы не рухнуть на колени, а ноги…

– …радужка по краям темная, следом идет колечко медового цвета, а у самого зрачка она зеленая. У нее нет друзей. Но не оттого, что она не общительная. Она всегда в центре внимания. Веселина странно одевается…

…словно ватные, колени дрожат. Воздух стал еще холоднее. Я один…

– …но странно в хорошем смысле. Она очень яркая. Как мазок яркой краски на сером холсте города. А еще Веселина…

…в бесконечном водовороте тьмы. Уже даже не слышу свой голос. Тьма как будто забилась мне в рот. Тьма заползает все глубже, наполняет легкие и…

– …Веселина…

…тянется к сердцу. Горло сводит, я с усилием сглатываю и заставляю себя продолжить:

– Веселина другой породы.

Я, кажется, падаю куда-то. Стою на месте и падаю одновременно. Так странно. И почти уже не страшно.

– Но это не плохо. За это, наверное, я ее и люб… лю…

Я захлебываюсь тьмой. Чувствую ее прикосновение к сердцу. Пытаюсь выдохнуть последнее слово, на которое дыхания уже не хватает:

– Ве… се…

* * *

Упругий луч света разрезает густой мрак. Легко разгоняет его по углам вместе с теми, кого он прятал. Я судорожно вдыхаю и закашливаюсь, отхаркиваю липкую тьму. Кто-то встает рядом со мной, хватает меня за локоть и говорит голосом Веселины:

– Хватит!

Я пытаюсь позвать ее. Не получается.

Зато Веселина говорит громко и уверенно, водя вокруг фонариком на телефоне:

– Мы уходим!

Я впервые слышу сталь в ее голосе:

– Он уходит! И я ухожу с ним!

Ей никто не отвечает. Только негромко стучат по бетонному полу коготки – лисы разбегаются по коридорам, уходят из подземного зала. Они бегут от света. И от резкого, уверенного тона Веселины.

Я кашляю и кашляю.

Наконец Веселина произносит:

– Пойдем. Пойдем, пора идти.

– Веса?..

– Веса, Веса, кто ж еще?

Веселина обнимает меня, и глаза начинает щипать. Первые несколько шагов ей приходится меня тащить.

Она шепчет:

– Ты молодец.

Я чувствую ее дыхание на коже, когда она говорит:

– Я ждала, что ты придешь.

Мы идем вверх по темному тоннелю, и она продолжает:

– Прости, что так получилось. Не сердись. Я не хотела.

Я и не сержусь.

Ближе к поверхности я прихожу в себя достаточно, чтобы выпрямиться и пойти самому. И стиснуть ладонь Веселины в своей. Она улыбается, это слышно по голосу:

– Я не убегу. Правда, больше не убегу.

Но я не отпускаю. Мы возвращаемся на поверхность, и с каждым шагом далекий свет, льющийся в бункер, становится ярче. Мы слышим, как шуршит легкий дождь. Теплый дождь, идущий прямо с чистого неба.