– Его отчислили из легиона из-за плохого зрения. Дальше десяти шагов ничего не видит. Некоторое время ему удавалось это скрывать, но, в конце концов, вышестоящие догадались, и он был изгнан из армии. Сам он, кроме как воевать, больше ничего не умеет. Вот и остался без средств к существованию. Я его случайно встретил, когда он побирался возле портового трактира среди прочего обездоленного люда.

– А может, он римский лазутчик? – засомневался царь.

– Не думаю. Больно всё натурально выглядело. Мой нюх меня не подводит, – произнёс самодовольно Меружан.

– Ну, смотри у меня. А то, знаешь, как говорят в народе, – хитрая лиса четырьмя лапами в капкан попадает.

– Ладно-ладно, лиса, – засмеялся Меружан, – вели ему зайти сюда.

– Пусть заходит, – приказал царь.

В трапезной появился ладно сложённый голубоглазый мужчина лет тридцати с правильными чертами лица. Его вьющиеся светлые волосы были аккуратно подстрижены, а лицо – гладко выбрито. Он выглядел несколько взволнованным и без конца щурил глаза.

– Как зовут тебя? – спросил царь.

– Юлиан, – ответил тот.

– А кличка есть? – осведомился Тигран, зная, что римляне, помимо основного имени, ещё имеют прозвища.

– Есть – Петроний.

– Откуда ты родом?

– Из Далмации.

– Это там, где добывают отменный мрамор?

– Ты прав, повелитель.

– Ответь мне, Юлиан Петроний, в каком ранге ты служил в римской армии?

– Я был центурионом второго копья в третьей когорте седьмого легиона, – ответил римлянин.

Судя по довольному выражению царя, я понял, что Мецна удовлетворил ответ, однако он вновь спросил более серьёзным тоном:

– А теперь ответь мне, Юлиан, только честно! Почему ты пошёл служить к нам? То, что тебя выгнали из армии – это я уже слышал. Но ты мог вернуться в Рим и попробовать себя на мирном поприще.

– В Риме никто не ждёт меня. Я одинок. Легионерам запрещено создавать семьи. Умею я только одно – воевать. Война – моя стихия. Обучаться в мои годы мирному ремеслу нет ни желания, ни возможности.

– Я слышу в твоих словах затаённую обиду. Думаю, ты перешёл на нашу сторону, желая отомстить своим прежним хозяевам. Так знай же, месть и обида – плохие советчики. Такому человеку я никогда не буду доверять.

– Ты прав, повелитель. Обида есть, но не она руководит мною, а любовь к военному искусству. В нём – моё призвание. Лишить меня оружия – значит лишить жизни, и посему очень прошу принять к себе на службу.

Последние слова, по-видимому, тронули царя царей, и недоверчивое выражение его лица несколько смягчилось.

– Я не против, но ущербность твоего зрения – большая помеха для несения военной службы в любой армии будь то римская или армянская.

– Это всё правильно, Мецн, – вмешался в разговор Меружан, – но мы собираемся использовать Юлиана в качестве военного стратега и наставника.

– У нас достаточно хороших стратегов, – возразил царь, – и потом, если он такой знающий специалист, почему его не оставили в римской армии?

– Позволь мне ответить на этот вопрос, повелитель, – сказал Юлиан, – не думаю, что в вашей армии, созданной по эллинскому образцу, найдутся знатоки римской военной стратегии. В Риме же достаточно своих специалистов, и какой-нибудь отставной центурион с ущербным зрением им абсолютно не нужен.

– А есть ли разница между армией Рима и нашей? – спросил, заинтересовавшись, царь.

– Да, повелитель, разница существенная и отнюдь не в вашу пользу.

– Уж не хочешь ли ты сказать, что моя армия, которая покорила все страны от Антиохии до берегов Каспия, слабее легионов Рима?

– К сожалению, это так. Римская военная мощь непобедима, ибо её структура уникальна и совершенствуется без конца. Твоя армия побеждала потому, что до сих пор не встретила сильного противника, каким является Рим.

Тигран призадумался.

– Мецн! – вмешался Меружан, – чтобы успешно воевать, надо хорошо изучить сильные и слабые стороны врага.

Царь продолжал молчать. Затем внимательно посмотрел на Юлиана и спросил:

– Расскажи, чем отличается наша армия от римской?

– Ну, во-первых, армия Рима – постоянно действующая и профессиональная. Получая солидное жалование, легионер в состоянии приобрести хорошее вооружение и амуницию. Твоя же армия набирается на время похода из мирных жителей и вооружена кое-как. Во-вторых, помимо достойной оплаты в мирное время, легионеры, в зависимости от чина, получают долю при дележе военных трофеев. У вас же добыча делится по усмотрению царя и удельных князей и может вообще не достаться простому воину. Ну и, в-третьих, разный стратегический подход при ведении боевых действий. Это слишком большая тема для одного разговора.

– Хорошо, – согласился царь, – тогда объясни мне, откуда вам так хорошо известно о структуре нашей армии?

– Рим отлично осведомлён обо всём. Лазутчики доносят сведения исправно, и это тоже одно из преимуществ. Я даже видел подробную карту Понтийского царства и всей Армении, от Антиохии до Каспия, с обозначением важных стратегических пунктов.

– Не может быть! – воскликнул Тигран и приподнялся со своего места.

– Я могу начертить карту по памяти, – ответил уверенно Юлиан.

– А ну, принесите сюда пергамент и чернила, – приказал царь.

Вскоре перед бывшим центурионом лежал чистый кусок обработанной козлиной кожи. Юлиан начал чертить и когда закончил, мы принялись рассматривать. На карте были ясно обозначены границы Понтийского и Армянского царств, названия крепостей с указанием численности гарнизонов, основные дороги и горные перевалы. Путь от Антиохии через Эдессу в Тигранакерт и Арташат, был прочерчен одной жирной линией как основной тракт.

Увидев это, царь воскликнул возмущённо:

– Пока мы тут пируем, Рим основательно готовится к войне. Остаётся гадать, каким образом его лазутчики собрали столь подробные сведения? Ведь даже мне не всегда известно о количестве солдат в гарнизонах.

Последние слова были обращены к Меружану.

– Я не думаю, что Рим собирается с нами воевать, – ответил тот несколько растерянно.

– Тогда зачем им понадобилось собрать столь точные данные? – спросил царь.

– Рим собирает подобные сведения обо всех соседях, – ответил за Меружана Юлиан, – уж тем более о тех, кто непосредственно угрожает его безопасности.

– Уж не мы ли эти – потенциальные враги Рима? – настороженно спросил царь.

– Нет, повелитель. Ты могучий и богатейший царь Азии, покоритель народов Междуречья являешься сильным, но не опасным соседом Рима, и в его планы не входит завоевание Армении. Риму нужно восточное побережье Средиземного моря.

– Ты имеешь в виду, забрать у нас Киликию? – спросил Меружан.

– Не только.

– Что же ещё? – с тревогой спросил царь.

Юлиан молчал, косо поглядывая на нас.

– Говори, чего ты молчишь? – приказал Тигран.

– Город, в котором мы сейчас находимся, повелитель.

– Антиохию? Нашу южную столицу?

– Именно.

– И когда это произойдёт? – со злой иронией спросил Тигран.

– Позволь заметить, повелитель, это уже происходит.

– Что ты имеешь в виду?

– Подожди, подожди Юлиан, – вмешался за своего подопечного Меружан, – не делай таких несерьёзных заявлений. Скажи нам, какое царство наиболее опасно для Рима?

– Да! Назови его! – отвлёкся на другую тему Тигран.

– Понт с его царём Митридатом Евпатором. Если ты обратил внимание, повелитель, на карте это царство отображено наиболее подробно.

– Ну, ещё бы. Рим уже который год ведёт безуспешную войну против моего тестя Митридата.

– Да, ты прав, повелитель. Но после побед на Иберийском полуострове сенат направил в Понтийское царство ещё три легиона во главе с полководцем Луцием Лукуллом. Ему поручено поймать и пленить царя Понта.

– Поймать Митридата?– удивился Тигран.

В следующее мгновение на его лице засияла улыбка, и он разразился страшным хохотом.

– Поймать ты говоришь? – повторил он, давясь от смеха, – будто он какой-нибудь хилый петух, а не всесильный царь.

Остальные придворные дружно подхватили царское веселье, не совсем понимая причину. Царь вдруг резко оборвал смех, и лицо его приняло серьёзное выражение.

– Запомните мои слова. Пленить или убить Митридата не смогут даже Боги Олимпа, – произнёс он зловещим голосом.

Придворные смущённо замолкли, и лишь на лице у Юлиана появилась тень иронии.

– Назначишь этого человека наставником в моей армии и выдашь приличное жалование, – приказал царь Меружану, – он мне скоро понадобиться.

На следующий день Мецн объявил о своём намерении вернуться в Тигранакерт. Все восприняли это известие с большим облегчением, особенно я. Признаться, мне надоела однообразная жизнь в Антиохии, и потому я сразу воспрянул духом, когда узнал, что мы направляемся в столицу Армении, город Тигранакерт – гордость царя царей, его детище.

Перед отъездом царь велел позвать караванщика, спасшего нам жизнь в пустыне. Всё это время он находился в Антиохии и ждал моих указаний. Мне почему-то казалось, что Тигран забудет про запланированную встречу, и мы уедем, не повидав этого араба, но я ошибся. Царь хоть и был в преклонном возрасте, однако памяти его мог позавидовать любой юноша.

Принял нас Тигран не в тронном зале, где посетитель волей-неволей начинал трепетать перед ним, словно перед Богом, а в личных апартаментах, где беседа могла проходить менее помпезно. Этим он хотел ещё раз подчеркнуть свою безмерную благодарность человеку, избавившему его от неминуемой гибели. Царь сидел в огромном изготовленном из тёмных пород дерева кресле, спинка и сиденье которого были расшиты золотыми нитками. В руке он держал толстый посох с символами армянского самодержавия. Кроме меня присутствовали также Меружан и Шанпоч Вреж.

– Доволен ли ты тем, что свернул со своего пути и очутился в Антиохии? – спросил царь.

– Вполне, мой повелитель.

Царь встал с трона и принялся расхаживать широкими шагами.

– Слышал ли ты про города Эдессу и Тигранакерт? – спросил царь.

– Нет, узнаю впервые, – ответил караванщик.

– Как твоё имя?

– Зовут меня Малх.

– Слушай меня внимательно, Малх. Передай своим шейхам, что я, царь Великой Армении, позволяю им расселиться вдоль южной границы. Вы будете направлять караваны, следующие с Востока на Запад, в Эдессу и Тигранакерт. Соломон тебе выдаст подробную карту маршрута. Его я назначаю вашим куратором. А теперь, прощай.

– Да живёшь ты вечно, мудрый царь, – ответил восторженно араб-караванщик и ушёл.

– Если я правильно тебя понял, ты отдаёшь контроль над торговыми путями в руки арабских племён? – вмешался Вреж.

– Если он действительно меня понял, скоро Тигранакерт и Эдесса превратятся в крупные центры торговли между Востоком и Западом, – произнёс царь после минуты раздумья.

– Он понял верно, мой повелитель – ответил Меружан, – и сегодня ты принял великое решение. Когда арабские племена расселятся вдоль границ, наш южный рубеж окажется в надёжных руках. Арабы-кочевники, подобно верным псам, будут его надёжно охранять, а проходящим караванам ничего не останется как заезжать в нашу столицу.

Тигран посмотрел на моё задумчивое лицо и спросил:

– А что скажет мой придворный лекарь, который с сегодняшнего дня курирует своих соплеменников? Мне кажется, он придерживается иного мнения.

– Я знаю одно, мой повелитель. Арабы – племя лихое и непредсказуемое. Единожды допустив их на какую-либо территорию, уже никогда не сможешь выдворить обратно.

– Отлично, – сказал царь, – я их расселю на бывших ассирийских землях, под носом у парфян. Мне давно хотелось им досадить. Пусть арабы там умножаются и процветают. Мне это только на руку.

– Арабами трудно управлять, мой повелитель, – продолжал возражать я.

– Управлять любым народом – штука сложная. Им надо будет внушить веру в наших Богов.

– Это невозможно, мой царь. Они очень независимы и не примут чужих Богов.

– Тогда этому народу нужен свой пророк. Наступит время, и они его получат, – произнёс многозначительно царь.

– Уж не ты ли вознамерился дать диким племенам пророка? – спросил Меружан с сомнением.

– Почему бы и нет? – уверенно ответил Мецн, – если Боги позволят мне дожить до этого времени, я непременно воспользуюсь такой возможностью.

– А если нет? – продолжал язвить Меружан.

Последние слова, как ни странно, не возмутили царя. Он задумчиво помолчал, а затем отчеканил:

– Народ, какой он бы ни был, если есть в этом потребность, сам сотворит себе пророка.

Сказав так, он окинул нас долгим взором, как это делает умудрённый учитель, всматриваясь в лица желторотых учеников.

– Запомните мои слова!

С первыми лучами солнца наш небольшой отряд покинул Антиохию и направился на Восток, в сторону Тигранакерта.

Когда мы выехали за пределы города, Меружан обернулся назад и со вздохом произнёс:

– У меня такое предчувствие, что мы сюда уже никогда не вернёмся.

– Твоё предчувствие тебя не обманывает, – ответил Шанпоч Вреж, – этот город как был нам чужд, так и остался.

– А мы его и не завоёвывали, – вмешался в беседу царь, – да, наша армия вошла туда, мы вселились во дворец Селевкидов, но армянской Антиохия так и не стала. Знаете, почему? Наш народ не смог с местными разделить хлеб-соль. Права поговорка: обиженный хлебом меча не боится.

– Они ждут римлян, – тихо произнёс Юлиан Петроний.

– А ты почём знаешь? – удивились Вреж.

– Я видел в городе римских лазутчиков.

Услышав это, я невольно воскликнул:

– Лазутчиков?

– О, несчастный! И ты нам это говоришь только сейчас? – возмутился Вреж.

– Я не нанимался к тебе осведомителем, – огрызнулся на шута Юлиан, – я всего лишь военный стратег.

– Твоё безмолвие хуже любого предательства!

– Прекрати Шанпоч, – заступился за римлянина Меружан, – ему действительно не вменялось доносительство. А римские лазутчики, как тебе известно, есть повсюду, даже в Тигранакерте.

– Прекратите мышиную возню, – одёрнул спорящих царь, – в том, что город перейдёт в руки Рима, виновны все. Мы приложили минимум усилий, чтобы закрепиться в Антиохии. Нам она была не нужна.

– Как не нужна, повелитель? – возразил Вреж.

– Очень просто. Её жители распахнули перед нашей армией ворота, надеясь, что мы будем благосклонней их прежних повелителей. Мы же не только не оправдали надежды, но наоборот стали их выселять оттуда.

– Но ведь, владея Антиохией, мы владеем всей Киликией, а это выход к морю.

– Зачем нам море? У нас нет флота. Он и не нужен. Испокон веков армяне были сухопутными купцами, – сказал царь.

– Сегодня нет, завтра будет. Откуда у тебя такой недальновидный подход, Мецн? – возмутился Меружан.

Царь ничего не ответил своему советнику. Он только равнодушно махнул рукой и более не вмешивался.

– Вывез всё золото Селевкидов и теперь безмятежно покидает обглоданный и ненужный город, – произнёс почти шёпотом раздосадованный Меружан.

– А скажи мне, Юлиан, правда ли, что легионерам не разрешается жениться? – спросил я римлянина.

– Закон Рима запрещает нам вступать в брак. Ты можешь сожительствовать с кем угодно, но узаконить отношения не имеешь права.

– Но почему? Какой смысл? Неужели неженатый воин лучше сражается? – изумился я.

– Вовсе нет! – вмешался в разговор Меружан, – законы Рима намного хитрее. Дело в том, что после гибели легионера государству придётся содержать его семью. Представь, какие это расходы! Я прав, Юлиан?

– Совершенно верно. Рим без конца ведёт затратные войны, и вовсе не намерен содержать армию вдов и сирот погибших легионеров.

– Я так понял, в Риме всё строго подчинено букве закона? – заключил я.

– Конечно, – подтвердил Меружан, – и это одна из основ его могущества.

Сперва мы шли по пустынной, неплодородной местности, потом стали появляться деревни с ухоженными садами и виноградниками. По мере продвижения на Восток территория становилась более населенной, а растительность – всё более свежей и пышной.

Поначалу царь в окружении немногочисленного отряда ехал на красивом белом коне, но затем жара уморила его, и он вынужден был пересесть в носилки с шатром. Чтобы не скучать в одиночестве, он попеременно приглашал нас к себе.

Вскоре я увидел вдали отряд всадников, который шёл нам навстречу. Лучи заходящегося солнца, отражаясь от металлических лат, слепили нам глаза. Издали это выглядело очень внушительно. Я с беспокойством взглянул на Меружана.

– Не волнуйся, Соломон, это наша тяжёлая конница, – ответил тот, – Сейчас мы идём по исконной территории Армении, и нам нечего опасаться.

Через некоторое время конный отряд присоединился с нами. Это было знаменитое армянское айрудзи. Переводится просто – "человек и конь". В доспехах были не только всадники, но и лошади. Из вооружения у воинов были длинные мечи и копья, способные выбивать из седла вражеских конников и разить пехоту. Я заметил, что лошади под всадниками были особой породы – низенькие, но коренастые и крепкие. Как мне потом объяснили, низкорослый конь имеет ряд преимуществ. Во-первых, на него легко садиться; во-вторых, удобнее доставать противника мечом; ну, и не последнюю роль играла выносливость коренастых коней в долгих изнурительных походах.

– Айрудзи царя царей приветствует своего повелителя! – громко произнёс на армянском круглолицый бравый командир.

– Рад тебя видеть, зорапет Баграт! Вели конникам снять латы. Сейчас в этом нет никакой надобности, – приказал царь, понимая, как трудно в жару носить тяжёлые доспехи.

– Я не вижу среди вас Аждахака, – забеспокоился Баграт, – Где он? Неужто остался в Антиохии?

Все грустно отвели взгляд.

– Где это случилось? – воскликнул обо всём догадавшийся зорапет.

– Он погиб, защищая меня, – коротко ответил царь.

– От кого? – не унимался Баграт.

– От римлян.

– От римлян? Где вы их встретили?

Ответа не последовало. Грубоватый Баграт и так задал много вопросов, идущих вразрез с придворным этикетом. Похоже, он это понял и принялся расспрашивать о случившимся Меружана. Тот поведал обо всём.

– Странную историю ты мне рассказал! – произнёс в недоумении Баграт. – Как это случилось, что из всего отряда ты один остался в живых?

– Экий ты деревенщина! Говорят тебе – ударили меня сразу щитом по голове вот и свалился без чувств, а римляне подумали, что мёртв. Что тут непонятного?

Баграт продолжал с подозрением поглядывать на Меружана.

– Не могу поверить, что из всех этих отборных парней повезло именно тебе – кочану капустному, – зло произнёс он.

Я впервые услышал это прозвище Меружана и удивился, насколько оно подходило его лысой голове.

– Ну конечно! Ты спишь и видишь меня мёртвым.

После этих слов Баграт, вроде, унялся, но потом, увидев римлянина, спросил:

– Кто этот человек?

– Бывший центурион, который будет служить в нашей армии, – ответил Меружан.

– Римлянин в армянской армии! – возмутился полководец и резко добавил: – Не бывать этому! Только через мою голову!

– Ну, мы ещё посмотрим, у кого голова крепче! – зло парировал Меружан.

– Да уж, трудно тягаться с капустным кочаном, – съязвил Баграт.

Лицо у Меружана стало пунцовым от гнева. Он уже хотел что-то ответить, но царь отдёрнул:

– Эй, вы – два сварливых пса! Один лысый другой круглоголовый. Перестаньте тявкать. Прямо как дети малые. Только встретились и уже повздорили.

Вечерело, и конники начали обустраивать лагерь.

Мы собрались на трапезу в царский шатёр. Баграт внимательно посмотрел на меня, затем на Грацию и сказал:

– А ты, Мецн, времени зря не терял? У тебя новый лекарь и очаровательная гетера.

– Смотри Баграт, этот гастрофет спас нам жизнь, – произнёс царь, указывая на моё оружие.

Но Баграт уже ничего слышал. Он подошёл к Грации и принялся рассматривать её с ног до головы откровенным мужским взглядом.

– Она будто рождена пламенем! – произнёс зорапет, восторгаясь огненными волосами, – такого чуда нет ни в одном из наших храмов!

– Нечего тебе облизываться, как волк на овцу, – вмешался догадливый Шанпоч, – не твоего конского ума это дело. Отойди от неё. А то ещё проглотишь, будто хлеб с сыром.