Ложь. Больше всего на свете мне хочется прямо сейчас задать ему ту чёртову сотню вопросов, которые роем терроризируют мою душу. Хочу добиться честных и полных ответов, утолить тревоги и недосказанности. Хочу раз и навсегда уничтожить ту пропасть, которая росла между нами на протяжении многих лет. Но вместо этого я рассеянно киваю – слишком страшно ошибиться снова.

Вопреки моим опасениям, отец не возвращается к этому неловкому разговору. Кивком головы он приглашает меня пройти в гостиную, в огромном пространстве которой я ощущаю себя какой-то слишком маленькой. Отсюда начинается экскурсия по дому, принадлежащему моему отцу. Дому, в котором мне предстоит прожить ближайшее долгосрочное будущее.

Большие пространства, современная и выдержанная обстановка, не давящая излишней помпезностью. Светлые тона сочетаются с тёмными элементами декора – заметна рука профессионала. За первый проход по всему дому я едва ли запоминаю расположение комнат: здесь кухня и обеденный зал, там гостиная северная, а там западная… комнаты для гостей, ванные для гостей, общая большая ванная на первом, наша ванная на втором, а ещё их маленькие копии в каждом крыле…

Это точно дом в простом понимании этого слова?

Отец краток и не распыляется на детали. В рассказе он часто улыбается и даже шутит – это слегка разряжает обстановку, которая могла быть напряжённой только в моих глазах. Я неумело улыбаюсь, не зная, что и ответить. Вопросов у меня нет. Точнее, их так много, но все они касаются не обстановки дома, а жизни его хозяина. А на такие разговоры я его точно вывести не рискну. Меня мучают догадки: живёт ли отец один, или мне предстоит знакомство с мачехой? Есть ли у них дети? Дом выглядит таким одиноким… словно бы кроме отца и наёмных работников здесь нет никого. Почему-то эта мысль вызывает во мне отголосок облегчения. В самом деле, так только проще.

Когда мы обходим почти весь второй этаж, я закономерно ожидаю, что отец представит мне мою комнату. Однако мы так и не доходим до северного крыла ‒ папа поворачивает на лестницу, которая ведёт в уютную гостиную, выдержанную в кофейных тонах и заполненную книжными шкафами со стеклянными дверцами. Скользнув взглядом по корешкам, я обнаруживаю здесь целое собрание научной фантастики и улыбаюсь. Похоже, папа горит космосом во всех его проявлениях.

От разглядывания книжной коллекции меня отвлекает его голос:

– Мне известно о некоторых особенностях твоего здоровья.

От этих слов холодок пробегает по спине. Возникает стойкое предчувствие, что ничего хорошего за этими словами не последует. Я поворачиваюсь к отцу и только сейчас замечаю, что в гостиной мы не одни.

Молодой мужчина, одетый в строгий чёрный смокинг, стоит чуть в отдалении и приближается по молчаливому приказу отца – хватает лишь его кивка. Я в напряжении разглядываю незнакомца и подмечаю всё новые детали: чуть удлинённые чёрные волосы, коротко стриженные виски, отрешённый, излишне контролируемый взгляд тёмно-серых глаз и такое же непроницаемое лицо. Судя по развитой мускулатуре, нетрудно догадаться о профессии этого человека: либо телохранитель, либо наёмник. И ни один из этих вариантов мне не нравится.

– Знакомься, Шелл, – с улыбкой начинает отец. – Айден Фланаган, твой личный телохранитель.

У меня есть несколько вопросов. Пожалуй, их можно ужать в один боле ёмкий:

– Какого…

– Айден давно работает на меня, – спешно перебивает меня папа. – Это тот человек, которому я могу доверить твою безопасность.

Удерживая самообладание, я пытаюсь переформулировать всё тот же вопрос:

– Зачем…

Кажется, губы телохранителя дёргаются в намёке на улыбку. Всякое подобие эмоций тут же пропадает с его лица, будто смахнутое прочь. Ему что, смешно?..

По венам прокатывается лёгкий разряд гнева. Как бы не трепала меня жизнь, перспектива ограничения свободы никогда не будет радовать мою своенравную душу. Я стараюсь не делать поспешных выводов, но всё же поддаюсь и проникаюсь антипатией к этому мужчине заранее. Возможно, просто потому что он человек своего пола.

Может, за всеми этими эмоциями прячется простой испуг. Однако он так умело ускользает даже от меня, что я и вправду не знаю, испытываю его на самом деле или нет.

– Я подписывал документы на твою выписку из психиатрии, – вновь пускается отец в объяснения, заметив напряжение между мной и своим работником. – И врачи беседовали со мной по поводу твоего состояния. Посттравматическое стрессовое расстройство, физиологические отклонения… да ещё и с признаками депрессивных периодов, это всё не шутки. Врачи мне долго на этот счёт мозги промывали, убедили…

Я ничем не показываю своих эмоций, сохраняю хладнокровие, хотя за время речи отца внутри меня трижды перевернулся желудок. Почему-то обсуждение подобной темы в присутствии чужого человека ощущается сродни тому, если бы они стояли и обсуждали мои анализы. Гадость.

Тем временем отец не бросает попытки прояснить ситуацию, будто бы я требую дополнительных объяснений.

– И я бы хотел сам проводить с тобой как можно больше времени, но не смогу. – Он вздыхает и кивает в сторону телохранителя. – Я редко бываю дома. Поэтому мне будет спокойнее, если ты всегда будешь в компании надёжного человека.

Поверить не могу. Неужели отец всерьёз опасается, что как только он от меня отойдёт, я тут же в петлю полезу или вены себе вскрою? Только в таком случае я поняла бы идею о найме этого… надзирателя.

– Айден призван охранять, наблюдать и минимизировать ситуации, которые могут негативно повлиять на твоё состояние. И, уже в качестве бонуса, помогать во всём, где понадобится.

– Как нянька? – вырывается у меня нервной усмешкой.

И тут вдруг Айден решает ответить сам. От его тихого низкого голоса моя усмешка почему-то обрывается.

– Как специалист своего дела, – спокойно и вежливо произносит он. – Но если Вам потребуется сиделка, я предоставлю и такие услуги.

Из-за этого выверенного бесцветного тона его голоса невозможно понять, шутит он или нет. Я сжимаю губы в тонкую линию, признав поражение – ответную колкость мне не подобрать. В напряжённом молчании я сверлю его взглядом, будто пытаюсь проколоть крепкий орешек, а Айден с прежним непробиваемым спокойствием наблюдает за мной, будто бы уже приступив к работе. Под его закрытым, неясным взглядом я вдруг ощущаю себя подопытным кроликом.

Кашлянув, отец решает разрушить неловкую тишину.

– А ещё я записал тебя на консультации психотерапевта из того же центра.

Вот это становится настоящим ядерным ударом под дых. Глаза застилает пеленой. Паника сворачивает внутренности узлами, мысли бросаются врассыпную. Каждая из них вопит: нет, нет, нет, я не вернусь туда больше. Я не вернусь в это чёртово место даже на несколько минут. Никогда.

Сквозь пелену перед глазами я замечаю движение телохранителя ко мне. Отец останавливает его взмахом руки – и правильно, иначе меня накрыло бы окончательно. Шумно выдохнув, я отступаю на несколько шагов назад и постепенно возвращаюсь в реальность.

Так. Нужно унять крупную дрожь во всём теле. Нужно перестать так шумно дышать, я же не астматик. А ты, чёртово сердце, прекрати прорывать грохотом всю грудную клетку…

– Шелл? – зовет меня отец чуть громче. Кажется, несколькими секундами ранее он уже предпринимал попытку привлечь моё внимание.

– Не надо… никаких психотерапевтов, – выдавливаю я из себя хоть какие-то звуки. – А тем более… тем более там. Я не вернусь туда. Никогда.

Отчаяние, сочащееся в каждом моём слове, лишает отца прежней решимости.

– Я думал, тебе это необходимо, – бормочет он. – Я ведь не специалист. Мне сказали, так будет лучше, так ты быстрее справишься с переменами. Нет, так нет. Насильно возить не буду.

– Нет, – я несколько раз мотаю головой то ли в отрицательном жесте, то ли в согласии с его последними словами. – Мне хватило. Правда. Не нужно.

Отец и Айден обмениваются взглядами. Я зажмуриваю глаза, ощущая себя всё тем же подопытным кроликом, эксперимент над которым показал негативные результаты. Смотри, Айден, насколько сложной будет твоя работа…

– Хорошо, – вздыхает папа. – Но, если я замечу ухудшения в твоём состоянии, спрашивать я не буду. Учти это.

Отлично. Вот и прекрасный аргумент в пользу того, чтобы всегда держать хорошую мину при плохой игре, если в поле зрения будет отец. Какое прекрасное начало нашей совместной жизни…

Чувствую, как начинаю задыхаться, но не подаю виду. Вспоминаю, что лестница на второй этаж находится прямо позади меня и оглядываюсь, зачем-то лишний раз убеждаясь.

– Куда ты? – как-то устало спрашивает отец.

– Пойду найду свою комнату. Хочу… немного отдохнуть, ладно?

Папа поджимает губы в тонкую линию. Похоже, он разочарован моим поведением. Но, видят небеса, если я останусь здесь ещё хоть ненадолго, будет ещё хуже. Я чувствую, как это наступает. Как давит на затылок, спускается вниз по шейным позвонкам и сковывает каждую клеточку цепкой хваткой. Как воздух застревает где-то в груди, а лёгкие будто бы дают сразу несколько сбоев за раз.

– Совсем скоро подадут ужин, я думал, мы поедим вместе.

– Я… не голодна.

И здесь я ничуть не вру. Сейчас мне точно кусок в горло не полезет. Когда перед глазами проплывает первая темнеющая пелена, я разворачиваюсь и почти бегом взбираюсь по лестнице. Слышу, как позади раздаётся тихий приказ отца:

– Приступай к обязанностям, Фланаган.

Чёрт. Чёрт, чёрт, чёрт. Только бы он не…

Ну конечно! Он идёт за мной. Нужно успеть закрыться в комнате… только где она?! Я ведь даже не спросила…

Вторая тёмная пелена мешает обзору, окутывает мысли омутом. Сердце болезненно бьётся о ребра и кажется больше, чем те могут уместить. Воздуха будто бы не хватает, хотя я помню, что в коридоре прохладно. Слыша шаги позади, я резко разворачиваюсь. Нужно любым способом избавиться от этого надзирателя.

– Уйди, – выпаливаю я единственное, что могу членораздельно произнести.

Телохранитель останавливается и смиряет меня внимательным взглядом.

– Я могу покинуть пост только когда буду уверен, что с Вами всё в порядке, – так же сдержанно поясняет он. – А пока я вижу обратное. Позвольте помочь.

Если этот клоун сделает хоть шаг в мою сторону…

А ведь именно это он и делает.

Отдав контроль над телом рефлексам, я будто бы со стороны наблюдаю за тем, как взмывает в воздух моя рука, занесённая для удара. И как Айден ловко перехватывает её, не давя, а просто удерживая. Мне совсем не больно, и при этом я не могу податься рукой ни в одну из сторон. А он даже не напряжён.

– Не стоит, – безмятежно просит Айден. – Я не груша для битья. Если Вам не хватает спортивного инвентаря, обратитесь к своему отцу.

Хах. Он полагает, будто бы я выпускаю на нём пар. Может, это лучше, чем если бы он понимал мой страх. И лучше, чем если бы он знал, почему я так пытаюсь скрыться от чужих глаз.

А он узнает. Прямо сейчас. Я отчётливо понимаю, когда паническая атака наносит свой сокрушительный удар – клетка захлопывается, выбивая из меня воздух. Я судорожно пытаюсь вдохнуть, надсадно вгоняю кислород в лёгкие, но его никогда не будет достаточно. Успеваю заметить секундный ступор телохранителя – он не был готов столкнуться с такой ситуацией в первый же день.

К счастью, меня отключает быстро: онемение охватывает затылок и шею, а после подступает спасительная темнота.

Как и всегда. Никаких улучшений. Успеваю испытать чувство вины и самоуничижения, пока начинаю складываться. Клянусь, я была готова встретить затылком пол. И я не сразу понимаю, почему этого не происходит, пока не слышу сквозь ватную пелену громкий голос:

– Мистер Мэйджерсон! Сюда!

***

Когда я прихожу в себя, ощущение и понимание пространства приходят не сразу. Мне требуется несколько долгих секунд, чтобы понять, что я лежу на большой двуспальной кровати. Атласное покрывало холодит кожу, большая тяжелая подушка удобно находится под головой. Я медленно разлепляю глаза, и тут же мутная картинка перед ними отзывается тошнотворной волной. Я сжимаю губы, дабы подавить рвотный позыв – желудок всё равно пуст.

Не сразу, но я замечаю отца, сидящего в напряжённой позе в кресле совсем рядом с кроватью.

– Принеси холодной воды из бара, – отдаёт папа приказ.

Айден тенью направляется прочь из комнаты и скрывается за дверью. Оставшись наедине со мной, отец тяжело вздыхает и потирает лицо ладонью.

– И ты будешь всерьёз заявлять о том, что тебе не нужен присмотр? – тихо спрашивает он.

Губы сами собой выдают слабую улыбку. Ответить я не могу – горло сводит от жажды. Но я бы ответила…

Да, пап. Всегда буду. Это моя вечная борьба. Может, за собственное достоинство. А может, просто за меня саму.

Даже когда в ней нет никакого смысла.