– Боюсь, с такой практикой мы в итоге останемся с одним-единственным солдатом, которому придется перерезать собственнную глотку себе же в назидание. Кстати говоря… как-то слуг во дворце стало меньше. Ты знаешь, обычно я не вмешиваюсь…

– Вот и не вмешивайся, – отрезала герцогиня. – Я сама заправляю домом. И не терплю мягкотелости.

– Уверен, тебе лучше знать, но…

– Так что с ведьмами? Будешь просто стоять в сторонке, пока ростки грядущих проблем не укоренятся? Позволишь этим колдуньям одержать верх? Что с короной?

– Без сомнения, канула на дно реки, – пожал плечами герцог.

– А ребенок? Его отдали ведьмам? Они приносят в жертву людей?

– Похоже, нет, – ответил герцог. Герцогиню новость несколько расстроила.

– Эти ведьмы определенно зачаровывают людей, – заметил герцог.

– Естественно…

– Нет, не заклинаниями. Их уважают. Они врачуют людей. Как-то странно. Жители гор одновременно опасаются такого соседства и гордятся им. Похоже, выступить против ведьм не так уж просто.

– Я начинаю думать, что они и тебя зачаровать успели, – мрачно сказала герцогиня.

На самом деле герцог был заинтригован. Власть всегда имела для него некую темную притягательность – почему он, собственно, и женился на герцогине. Правитель уставился в очаг.

– А тебе и правда нравится, – заметила его супруга, опознав зловещую улыбку на губах мужа. – Чувство опасности. Помню, как мы только поженились; все эти затеи с плеткой…

Она щелкнула пальцами перед остекленевшими глазами герцога. Он выпрямился.

– Вовсе нет!

– Так что ты намерен делать?

– Ждать.

– Ждать?

– Ждать и наблюдать. Терпение – добродетель. – Герцог откинулся на спинку кресла. Улыбка на его устах застыла, точно ящерица, способная высидеть на камне миллион лет и не шелохнуться. А затем под глазом задергалась мышца. Сквозь повязки на руках герцога просачивалась кровь.

* * *

И вновь полная луна оседлала облака.

Госпожа Ветровоск подоила и покормила коз, выгребла золу из камина, набросила на зеркало покрывало и достала из угла метлу. Вышла, заперла за собой дверь и повесила ключ на гвоздь в уборной.

Этого было вполне достаточно. Лишь раз за всю историю Овцепиков вор вломился в дом ведьмы. Упомянутая ведьма отплатила ему страшной карой^[4].

Матушка села на метлу и пробормотала заклинание, впрочем, без особого энтузиазма. После пары бесплодных попыток спешилась, повозилась с веревками и повторила слова. Подозрительный огонек вспыхнул на конце метлы и быстро погас.

– Вот зараза, – выругалась матушка себе под нос.

И осторожно огляделась – никто не заметил? Свидетелем оказался лишь вышедший на охоту барсук. Зверь высунул морду на топот и увидел, как матушка бежит по тропинке, давая разгон непокорному средству передвижения. Наконец магия сработала; ведьма успела неуклюже запрыгнуть на метлу и взмыла в ночное небо с грацией подстреленной утки.

Из вышины донеслись приглушенные ругательства в адрес всех гномов-механиков, вместе взятых.

Большинство ведьм предпочитало жить в уединенных хижинах с традиционной изогнутой каминной трубой и поросшей травой крышей. Госпожа Ветровоск одобряла такой подход: что толку быть ведьмой, если твое ремесло нельзя определить с первого же взгляда?

Нянюшку Ягг не особо заботило, знают про нее люди или нет, и уж совсем мало ее беспокоили их мысли. Она жила в новеньком, забитом безделушками коттедже посреди самого Ланкра, в сердце собственной империи. Многочисленные дочки и невестки, точно солдаты на караул, ходили к ней готовить и убираться. Все поверхности были заставлены украшениями, привезенными членами семьи из далеких земель. Сыновья и внуки следили, чтобы дрова были наколоты, крыша обшита дранкой, камин вычищен, бар полон, а кисет у кресла-качалки всегда набит табаком. Над очагом висела огромная табличка с выжженной на ней надписью «Мать». Еще ни одному тирану в мировой истории не удавалось достичь столь полного повиновения.

Нянюшка Ягг держала огромного кота, одноглазого серого оборванца по кличке Грибо, что проводил время за сном, едой и пополнением и без того обширной кошачьей популяции, не гнушавшейся кровосмесительством. Заслышав, как на заднем дворе неуклюже приземлилась матушка Ветровоск, кот открыл желтый глаз, больше напоминающий окно в ад, безошибочно определил в гостье заядлую кошконенавистницу и беззвучно ретировался под кресло.

Маграт уже чопорно сидела у камина.

Одно из немногих непреодолимых магических правил гласило, что практикующие ведьмы не могут менять свой внешний вид. Их тела развивают что-то вроде инерции и неуклонно возвращаются к первоначальному облику. Однако Маграт не оставляла попыток преобразиться. Каждое утро ее волосы становились длинными, густыми и светлыми, но к вечеру упорно превращались в привычное гнездо. Чтобы смягчить эффект, молодая ведьма пыталась вплести в них фиалки и первоцвет, однако результат не отвечал ее ожиданиям. Создавалось впечатление, что на голову Маграт упал горшок с цветами.

– Добрый вечер, – поздоровалась матушка.

– Да озарит луна ваш путь, – вежливо ответила Маграт. – Какая приятная встреча. Да воссияют звезды на…

– Здоров! – крикнула нянюшка Ягг, и Маграт поморщилась.

Госпожа Ветровоск села и принялась вынимать шпильки, которыми крепила высокую шляпу к своему пучку. Как вдруг до нее дошло, что не так с молодой ведьмой.

– Маграт!

Та подскочила и прижала узловатые руки к чопорному подолу своего платья.

– Да? – отозвалась она дрожащим голосом.

– Что там у тебя на коленях?

– Мой фамильяр, – попыталась защититься Маграт.

– А с жабой что случилось?

– Сбежала, – пробормотала Маграт. – Все равно она мне не очень нравилась.

Матушка вздохнула. Маграт уже давно и безуспешно искала себе подходящего фамильяра, но невзирая на ее любовь и заботу, все они выказывали какой-нибудь критический изъян – например, норовили укусить, попасть под ноги или, в крайних случаях, обнаружить способность к метаморфозам.

– Пятнадцатый за этот год, – прикинула матушка. – Не считая того коня. И кто на сей раз?

– Камень, – хмыкнула нянюшка Ягг.

– Ну хоть имеет шанс задержаться, – сказала госпожа Ветровоск.

Камень вдруг вытянул небольшую голову на шее и одарил ведьму слегка озадаченным взглядом.

– Это черепаха, – поправила Маграт. – Я купила ее на рынке в Овцекряжье. Как заверил продавец, она ужасно старая и ей известно множество тайн.

– О, я его знаю, – оживилась матушка. – Он продает золотых рыбок, а они потом тускнеют пару дней спустя.

– Так или иначе, я хочу назвать ее Быстроножкой, – тепло сообщила Маграт. – И назову, раз хочу.

– Ладно, ладно, хорошо, – отмахнулась матушка. – Как дела, сестры? С нашей последней встречи прошло два месяца.

– А следовало бы видеться каждое новолуние и без отговорок, – твердо заметила Маграт.

– Так на него выпала свадьба младшего сына нашего Грэйма, как я могла пропустить! – возразила нянюшка Ягг.

– А я всю ночь просидела с больной козой, – быстро подхватила матушка.

– Ага, – с сомнением кивнула Маграт и порылась в сумке. – Ладно, если собираемся начать, давайте зажжем свечи.

Старшие ведьмы обменялись полными тоски взглядами.

– Но наша Трейси мне такую красивую лампу прислала, – невинно заявила нянюшка Ягг. – Да и всегда можно в камине пошурудить.

– У меня прекрасное ночное зрение, Маграт, – твердо сообщила госпожа Ветровоск. – Ты опять начиталась своих книжек. Этих, как их… гримеров.

– Гримуаров…

– И пол не смей разрисовывать, – предупредила нянюшка Ягг. – Нашей Дрин последний раз несколько дней пришлось отмывать эти… как их…

– Руны, – подсказала Маграт и умоляюще глянула на ведьм. – Ну хоть одну свечку-то зажечь можно?

– Ладно, – чуть смягчилась нянюшка. – Если тебе легче станет. Но только одну. Да смотри, приличную, белую. Никаких финтифлюшек.

Маграт вздохнула и поняла, что остальное содержимое сумки лучше не упоминать.

– Надо еще кого-нибудь приглашать. Что это за шабаш из трех ведьм?

– Я не знала, что мы по-прежнему собираемся на шабаш, мне никто не сказал, – фыркнула матушка. – В любом случае по эту сторону гор живет только старая мамаша Дипбаж, но она уже не выходит.

– Но множество девушек из моей деревни… – начала Маграт. – Они могут оказаться… ну знаете… восприимчивыми.

– Ты прекрасно знаешь, что так дело не делается, – недовольно ответила матушка. – Не люди приходят и обнаруживают в себе дар, дар сам их находит.

– Да, да, простите, – повинилась Маграт.

– Ладно уж, – слегка смягчилась госпожа Ветровоск. Сама она умение извиняться так и не осилила, однако ценила его в других людях.

– Что там новый герцог? – спросила нянюшка в попытке развеять атмосферу.

Госпожа Ветровоск села прямее.

– Спалил несколько домов в Дурном Заде. Из-за налогов.

– Какой ужас, – ахнула Маграт.

– Старый король Веренс тоже это практиковал, – заметила нянюшка. – Крайне вспыльчивый был мужчина.

– Он хотя бы давал людям сперва выйти из этих самых домов, – не согласилась матушка.

– Ага, – подхватила нянюшка, что всегда славилась заядлой роялисткой. – Какое благородство. Даже давал людям деньги на восстановление жилищ. Если вспоминал, конечно.

– А на каждую Ночь Всех Пустых выдавал олений бок, – с тоской вспомнила матушка.

– Точно. Оченно ведьм чтил, – поддакнула нянюшка Ягг. – Если охотился на людей и встречал меня в лесу, всегда снимал шлем и справлялся о моем здоровье. А на следующий день присылал дворецкого с парой бутылок. Истинный король.

– Но охотиться на людей как-то не очень правильно, – заметила Маграт.

– В целом да, – согласилась матушка. – Однако он гонялся лишь за теми, кто совсем уж набедокурил. Говорил, им самим это приятно. И всегда отпускал, если прежде хорошенько за ними набегается.

– А еще с ним это чудище лохматое носилось… – припомнила нянюшка Ягг.

Атмосфера в доме заметно изменилась. Стало теплее, темнее; уголки коттеджа наполнили тени безмолвного заговора.

– А его право сеньора, – совсем унеслась мыслями прочь матушка.

– Требует постоянной практики, – кивнула нянюшка, глядя в огонь.

– Но на следующий день всегда присылал экономку с мешком серебра и корзиной вещей для свадьбы, – сказала госпожа Ветровоск. – Многие пары так получили хороший задел для новой жизни.

– И не пары тоже, – согласилась нянюшка.

– Истинный король, – повторила матушка.

– А вы о чем говорите? – подозрительно спросила Маграт. – Он что, кого-то содержал?

Обе ведьмы наконец вынырнули из глубин омута памяти. Матушка пожала плечами.

– Должна заметить, – строго начала Маграт, – для тех, кто с такой тоской поминает старого короля, вы как-то не особо переживаете, что его убили. В смысле, умер он при очень подозрительных обстоятельствах.

– Таковы уж короли, – ответила матушка. – Они приходят и уходят, хорошие и плохие. Его отец, например, отравил своего предшественника.

– Старый Фаргум, – припомнила нянюшка Ягг. – У него еще такая большая рыжая борода была. И весьма изящные манеры.

– Вот только нельзя говорить, что Флем убил короля, – предупредила Маграт.

– Почему? – удивилась матушка.

– Да он на днях уже казнил несколько людей в Ланкре за подобные разговоры. Заявил, мол, они распускали злые слухи. Предупредил, что инакомыслящих отправит в темницу, но ненадолго. Сказал, что Веренс умер от естественных причин.

– Так смерть от руки преемника – самая естественная вещь для короля, – заметила матушка. – Не понимаю, чего он так стесняется. Когда убили старого Фаргума, его голову насадили на пику, развели большой костер, и весь дворец неделю не просыхал.

– Помню, – подхватила нянюшка. – Протащили его голову по всем деревням в доказательство, что он помер. Весьма убедительно получилось. Особенно для него самого. Он улыбался. Думаю, так старик и хотел уйти.

– Похоже, за этим Флемом придется приглядывать, – решила матушка. – Он вроде чуть поумнее. Для короля это плохое качество. И не думаю, что он слыхал об уважении.

– Ко мне на прошлой неделе приходил человек, спрашивал, не хочу ли я заплатить налоги, – сообщила Маграт. – Я отказалась.

– И ко мне заглядывал, – отозвалась нянюшка Ягг. – Но Джейсон и Уэйн вышли и разъяснили ему, что это не наша забота.

– Такой невысокий человечек, лысый и в черном плаще? – задумчиво уточнила матушка.

– Да, – хором ответили обе товарки.

– Ошивался у меня в малиннике, – сказала госпожа Ветровоск. – Только я вышла узнать, чего ему надо, припустил прочь.

– Ну вообще-то я дала ему пару пенсов, – призналась Маграт. – Он сказал, его палачу на пытки отдадут, если не заставит ведьм платить налоги…

* * *

Лорд Флем с опаской посмотрел на лежащие на колене две монетки.

Затем на сборщика.

– Ну?

Тот прокашлялся.

– Видите ли, сир… Я объяснил, что нам нужно содержать армию и все такое, они спросили зачем, я сказал из-за бандитов и все такое, а они ответили, что бандиты их не трогают.

– А строительные работы?

– Да. Точно. Я напомнил, что нам надо строить и поддерживать в рабочем состоянии мосты и все такое.

– И?

– Они сказали, что по мостам не ходят.

– А, – понимающе протянул герцог. – Они не могут пересечь водный поток.

– Не сказал бы, сир. Как по мне, ведьмы могут пересечь все, что им вздумается.

– Больше ничего не сказали?

Сборщик рассеянно помял подол одежды.

– Ну… я упомянул, как налоги помогают поддерживать общественный порядок…

– И?

– Сказали, пусть король сам у себя порядок наводит. А потом посмотрели на меня.

– Как именно? – переспросил герцог, подперев ладонью подбородок. Рассказ его определенно увлек.

– Сложно описать, – признался сборщик. Он старался избегать взгляда лорда Флема, иначе возникало смутное ощущение, будто плитки пола разлетаются во все стороны прямо из-под ног и уже покрывают несколько лишних акров. Пристальное внимание повелителя было так же приятно сборщику, как булавка коллекционера – редкой бабочке.

– Постарайся, – предложил герцог.

Сборщик покраснел.

– Ну… не очень дружелюбно.

Этот эпизод лишний раз доказывал, что сборщик гораздо лучше управлялся с цифрами, чем со словами. Если бы смущение, страх, плохая память и полное отсутствие воображения не вступили бы против него в сговор, бедняга сказал бы примерно следующее: «Когда я был маленьким и жил у тети, она наказала мне не трогать сметану и все такое. Убрала ее на верхнюю полку в кладовку, а я все равно взял табуретку и полез, когда тетя отлучилась из дома. Она вернулась, а я не заметил; я никак не мог как следует ухватить миску, и та разбилась об пол. Тетя открыла дверь и посмотрела на меня: вот такой же точно взгляд получился у ведьм. Но хуже всего то, что они об этом сходстве знали».

– Недружелюбно, – повторил герцог.

– Да, сир.

Герцог побарабанил пальцами левой руки по подлокотнику трона. Сборщик снова откашлялся.

– Вы… вы же не отправите меня назад к ним?

– А? – переспросил герцог и раздраженно отмахнулся. – Нет, нет. Вовсе нет. Просто заскочи сейчас к палачу, спроси, не сможет ли он тебя пристроить.

Сборщик благодарно глянул на правителя и поклонился.

– Да, сир. Сию минуту. Благодарю, сир. Вы так…

– Да, да, – рассеянно перебил лорд Флем. – Ступай. – И остался один в огромном зале.

Снова шел дождь. Время от времени отваливался очередной кусок штукатурки и разбивался о пол. Стены с хрустом оседали все сильнее. В воздухе пахло, как в старом погребе.

Боги, как же он ненавидел это королевство.

Такое крохотное, всего сорок миль в длину и, может, десять в ширину. Практически целиком суровые горы с льдисто-зелеными склонами и острыми пиками или густые дремучие леса. В таком королевстве в принципе не должно быть проблем!

А вот чего герцог уразуметь не мог, так это ощущение глубины ландшафта. Словно в нем заключалось слишком много географии.

Флем встал и прошел к балкону, откуда открывался непревзойденный вид на деревья. И зеленые исполины посмотрели на него в ответ.

Герцог буквально кожей ощущал недовольство. Странно, ведь народ не возражал против его правления. Они вообще редко против чего возражали. Веренс по-своему пользовался популярностью. На похороны собралось немало людей: Флем припомнил их торжественные лица. Неглупые. Совсем неглупые. Просто деловые, словно дела королей их не сильно занимали.

Это молчаливое безразличие раздражало герцога почти так же сильно, как деревья. Старый добрый бунт пришелся бы очень кстати. Можно было бы поймать и повесить кого-нибудь, нагнать грамотный драматизм, столь важный для правильного развития государства. Ведь как заведено на равнинах? Если ты кого-то пнул, тебя пнут в ответ. А здесь? Замахнешься на кого-то, а он просто отойдет в сторону и терпеливо дождется, когда ты промажешь. Как можно войти в историю, правя такими людьми? Да их подавить можно не больше, чем продавить матрас.

Он поднял налоги и сжег пару деревень, просто чтобы показать всем, с кем они теперь имеют дело. Вот только никто особо не проникся.

А теперь еще эти ведьмы. Мысли о них не давали герцогу покоя.

– Шут!

Дурак, что мирно дремал за троном, в ужасе проснулся.

– Да!

– Иди сюда!

Шут несчастно прозвякал куда было велено.

– Скажи, здесь всегда льет дождь?

– Помолвите, дяденька…

– Отвечай на вопрос, – перебил лорд Флем с железным терпением.

– Иногда прекращается, сир. Уступает черед снегу. А иногда случаются настоящие оргулярные туманы.

– Оргулярные? – рассеянно переспросил герцог.

Шут не смог сдержаться и в ужасе услышал, как слова сами вырвались изо рта:

– Густые, милорд. От латинского «оргулум», что значит «суп, бульон».

Но герцог не слушал. По его опыту, болтовня подданных не стоила внимания.

– Мне скучно, шут.

– Так позвольте развлечь вас веселыми остротами и легкими шутками.

– Валяй.

Шут облизал пересохшие губы. Он не ожидал такого поворота событий. Королю Веренсу хватало просто пнуть его или запустить бутылку в голову. Истинный король.

– Я жду. Рассмеши меня.

И шут отважился.

– Что ж, любезный, – проквакал он, – ответь: в каком месте закормленная лошадь родня горящей свечке?

Герцог нахмурился. Шут решил не испытывать судьбу и не тянуть с ответом.

– А в таком: первая заплыла, а вторая оплыла! – сообщил он и, раз уж это было частью шутки, слегка постучал Флема по голове своим пузырем на палке и брякнул на мандолине.

Указательный палец герцога отбил стаккато по подлокотнику трона.

– И что дальше?

– Эм, да, собственно, ничего, – признался шут и прибавил: – Мой дед считал эту шутку одной из своих лучших.

– Подозреваю, рассказывал он ее иначе, – ответил герцог и встал. – Зови моего егеря. Отправляемся на охоту. И ты с нами.

– Но милорд, я не умею ездить верхом!

Впервые за утро герцог улыбнулся.

– Точно! Дадим тебе лошадь, на которой невозможно ездить. Ха. Ха.

Он посмотрел на свои повязки. «А потом пошлю за оружейником. Пусть даст мне напильник».

* * *

Прошел год. Дни терпеливо сменяли друг друга. По правде говоря, в самом начале мультивселенной они пытались протиснуться все разом, но ничего не получалось.

Томджон сидел под шатким столом Хьюэла и наблюдал, как отец расхаживает туда-сюда между фургонами, размахивает рукой и что-то говорит. Витоллер всегда вторил речи жестами – завяжите руку ему за спину, и бедняга тут же онемеет.

– Ладно, – рассуждал он, – как насчет «Невесты короля»?

– Уже играли, в прошлом году, – раздался голос Хьюэла.

– Хорошо. Тогда покажем им «Малло, тирана Клатча», – решил Витоллер. Его гортань тут же перестроилась, и голос превратился в рокот, что мог сотрясать стекла на другой стороне городской площади. – В крови же к вам явился я и по праву крови, никому не одолеть эти стены крови…

– И его играли, в позапрошлом, – спокойно сообщил Хьюэл. – Да и все равно люди наелись королями досыта. Им подавай что-нибудь веселое.

– Моими королями они еще не наелись, – заявил Витоллер. – Дорогой мой, люди приходят в театр не за смехом, они приходят за Опытом, Уроком, Чудом…

– Как раз таки за смехом, – бесцветным голосом возразил Хьюэл. – Взгляни.

Раздался шелест бумаги, а потом скрип прутьев, когда Витоллер присел на бутафорскую корзину.

– «Сыновья-волшебники, или Развлеки себя сам», – прочел импресарио.

Хьюэл вытянул ноги под столом, наткнулся на Томджона и за ухо вытащил мальчишку из укрытия.

– Что это? – переспросил Витоллер. – Колдуны? Демоны? Бесы? Торговцы?