Семейные узы

– Тащем-та, продали меня моему наставнику за ящик водки, – Подвальник пил кровь из бокала, причмокивал, стараясь распробовать вкус как следует.

– Что же это получается, любезный? – Басараб всплеснул руками. – Вас, несмышленое, невинное дитя, на погибель добровольно отвели?

– Угум, – Подвальник, впрочем, ни капельки не переживал о случившемся. Ну, во-первых, это произошло давным-давно, а во-вторых, не продай его родители-алкоголики какому-то премерзкому типу, то он скорее всего вырос и прирезал бы матушку с батюшкой ночью. Спали родители всегда крепко, в квартире – толпы друзей-собутыльников. На мальчишку бы никто и не подумал.

– А как вы двое познакомились? – Басараб посмотрел сначала на Сумрака, а потом на мальчишку.

Знакомство вышло случайным. Сумрак, облюбовавший место под лестницей, перебравшись в новое жилище, заприметил высоченного уродца в балахоне, который спустя время откуда-то раздобыл себе личного ребенка. У нежити оно как заведено: детей либо на воспитание забирают, либо на пожрать. Судя по тому, что мальчонка был жив-здоров, приноравливался кошек ловить да других детей в подвал заманивать, уродец тот решил последователя вырастить. Нежить-то она дурная да бесплодная, редко когда случается кровными наследниками обзавестись. А любому дураку известно, что человеческие дети только в определенном возрасте нормальными людьми становятся. Потому забрать и переделать на свой лад несложно, все задатки имеются. Затем уродец пропал куда-то, мальчишка остался жить в подвале. Глазища у него огромными стали, зубы – во! Костяные иголки, ни дать, ни взять. Уши заостренные, быстрый, ловкий, глуповат только. Без направляющей руки одичал, почти не говорил, слова коверкал. Вот Сумраку и показалось, что стоит мальчишку в нужное русло направить, а то совсем зачахнет.

– Восхищаюсь вашими педагогическими навыками, – Басараб, пока слушал, все качал головой, печалился и сопереживал. Теперь едва сдерживался, чтобы не начать рукоплескать.

– Да чего уж там, – смутился Сумрак, отвел глаза, но внутри себя порадовался, мол, не зря с мальчонкой возился. – Как у вас с семьей обстоит?

– Как бы вам сказать, чтобы никому не обидно было, – Басараб достал мундштук, сигареты. – Высокие отношения и крепкая связь, пусть даже каждый из нас находится за тысячи километров друг от друга. Маменька, например, сейчас гостит у моих сестер, думаю, что на обратном пути в родовое гнездо, не обделит меня визитом.

Надо сказать, что матушка любила сюрпризы. Никак не принимать их, а устраивать. Басараб, напротив, всячески пытался искоренить эту нехорошую семейную привычку. Какой же дурной тон являться без предупреждения в то время, когда у него в разгаре карточные игры на очередном званом ужине! Вот именно из-за подобного, Басараб тактично свернул тему обсуждения семейных уз на втором собрании.

Когда в дверь позвонили и Басараб поспешил встретить нового гостя, то до Подвальника, Сумрака и Барашки, донесся громкий вопль, полный отчаянья:

– Маман, что вы тут делаете?

Ему никто не ответил, зато в гостиную прошла высокая дама, почти такая же высокая, как сам Басараб. У нее были черные волосы, собранные в причудливую прическу, платье в пол, кольца на костлявых пальцах и ядовитая улыбка. Такая острая, что ею можно было легко перерезать кому-нибудь горло. Дама обвела строгим взглядом всех присутствующих, задержавшись на Подвальнике, торопливо вытирающего с подбородка кровь, вздернула правую бровь и ледяным тоном велела гостям проследовать к выходу. Барашка незамедлительно выполнил указание, Подвальник же нахмурился:

– Чёй-та? Не вы тут хозяйничаете, не вам и выставлять!

– Правильно говорит, – тоже возмутился Сумрак, сердито поглядев на даму. За ее спиной появился Басараб, который одними губами произнес «уходите». Вид у него, при этом, был такой, будто к нему кто-то из охотников явился.

– Мон шер, что за побирушки? – спросила дама, повернувшись к Басарабу. – Вот так и знала, что нельзя одного оставлять, у вас с самого детства имеется дурная привычка водиться с отщепенцами.

Она горестно вздохнула и тут же злобно процедила сквозь зубы:

– Если вы немедленно не покинете квартиру, мы все будем решать радикальными методами!

Подвальник поставил бокал на стол, что-то сердито бурча себе под нос, Сумрак встал и направился в прихожую вместе с приятелем. Басараб опечаленно глядел им вслед, не смея даже спросить на какой срок приехала погостить маменька.

– Сердце мое, что за сомнительные личности? – дама картинно приложила руки к щекам.

– Маман, прекратите, я уже взрослый и самостоятельный!

Басараб даже и не думал втаскивать в квартиру чемоданы, складированные на лестничной площадке, надеялся, что маменька задержится ненадолго и вообще она тут проездом, по пути в столицу.

Впрочем, госпожа Илона собиралась провести с любимым сыном неделю, не меньше, о чем она тут же сообщила расстроенному молодому человеку.

– То, что вы взрослый, никак не оправдывает того, что вы общаетесь с какими-то оборванцами!

– Я сам решу с кем мне общаться!

Басараб подскочил к мини-бару, извлек золотой ключик, расправился с замком в две секунды и достал бутылку бурбона, черного как ночь. Такой бурбон продавался только в одном месте, и где именно Басараб не говорил никому.

– Вы что же задумали? – госпожа Илона нахмурилась, попыталась отобрать бутылку, но Басараб не дался, плеснул бурбона в бокал с кровью и залпом выпил получившуюся смесь.

– Как вам не стыдно, милый, – госпожа Илона неодобрительно покачала головой, а Басараб едва не расхныкался, как мальчишка: он ненавидел, когда маман так говорила, с самого детства ненавидел. И мать знала, потому специально ввернула это сейчас. Пока Басараб мысленно вспоминал за какие именно грехи ему досталось такое наказание, Илона рассматривала обстановку в гостиной, кривя губы. У сына с детства нездоровая любовь к красному цвету, которую за пределами родительского дома больше ничто не может обуздать.

Госпожа Илона, в общем-то сама не слишком рада забраться в такую глушь, однако непоколебимая вера в то, что без её сильной руки и мудрого наставления, семья превратится в нечто невообразимо ужасное. Как, например, произошло с одной старой знакомой. Единственный сын, наследник титула, сознался в нетрадиционных взглядах на брачные узы и узаконил отношения с ветреным повесой, который за полгода растранжирил все их накопления и укатил в Париж с новым возлюбленным. Илона не осуждала подобные предпочтения, но глубоко внутри себя злорадно потирала руки, ведь ее дети никогда бы не посмели выкинуть таких фортелей. Впрочем, не только железная хватка на шеях дражайших чад играла свою роль, но и суровый нрав супруга, главы семейства. Его именем можно кошмарить не только надоедливых смертных, своих детей вполне можно было раньше ввести в ужас одной лишь фразой «я сейчас позвоню отцу, радость моя». Стоит заметить, что сестрами помыкать получается сложнее, характером они удались в папеньку. А вот на младшем сыне можно и поездить. Маришка огрызалась, могла крепко ругнуться, Залеска игнорировала маман, картинно закатывала глаза и тоже огрызалась. Илинка, на правах любимицы, говорила:

– Нет, это я сейчас папеньке позвоню!

И Илона утихала. Но ровно до того момента, пока не вспоминала, что, в общем-то, имеется четвертый ребенок, самый младший и более подверженный авторитетному влиянию матери.

– Отдайте немедленно!

Илона попыталась отобрать бурбон у Басараба, но тот мертвой хваткой вцепился в бутылку, категорически отказываясь не только отдавать, но и делиться.

Подвальник, посидев с какое-то время на скамейке у подъезда, предложил товарищу прогуляться до парка. Жуткое-прежуткое место этот парк, самое оно чтобы там собираться со знакомыми из соседних домов.

– Отчего же и не прогуляться, – довольно согласился Сумрак, охотно закивав головой.

Если обогнуть дворик и выйти на прогулочную дорожку, то до парка дойти можно за считанные минуты. По прямой и чуть-чуть направо, напротив мрачного здания фармацевтического колледжа. Сам парк парком-то назвать сложно, так, колючий садик. Впрочем, это не особенно расстраивало тех, кто там ошивался регулярно. Молодые мамаши с колясками отправлялись на утренний, послеобеденный и вечерний променад, лица без определенного места жительства задерживались с вечерней до утренней зари. Зимой, конечно, делать там нечего, холодно и голодно – до продуктового магазина идти далековато, а как идти, если ноги не держат? Денег еще подсобрать, прежде чем отправляться за провизией. Собак бездомных немерено, в стаи сбиваются, на людей бросаются, но задобрить можно. В отличие, кстати, от тех самых, без постоянной крыши над головой.

Наша же ночь выдалась безлунная, безлюдная и холодная. Все по домам сидят, густые супы греют, на балконе курят, гремят посудой, хлопают дверцей холодильника: вдруг ее откроешь с десяток раз, а на одиннадцатый там что-то новое появится? Осенью ведь каждый человек ест за двоих, запасаясь необходимой теплотой, которая очень выручает в студеные январские ночи. Декабрьские-то помягче будут, их сопровождает предвкушение праздников и огоньки гирлянд. Люди бродят по магазинам, выискивают чего на стол купить повкуснее, желудок порадовать, и чтобы на душе неприятного осадка не оставалось. Ищут подарки для близких, иногда для себя, хотя должно быть наоборот – сначала себя порадовать, потом за остальных браться.

Но пока на дворе октябрь, месяц тыкв и заимствованных праздников, с которыми пришли новые соседи, которых Подвальник откровенно не принимал. Раскрашенные, ненатуральные, жути не нагоняют, за пятки не хватают. Люди стали высовывать ноги из-под одеяла, темнота только веселит. Между прочим, раньше от одного слова «темнота» дети испуганно икали, искали где спрятаться. Потому нынешние взрослые, бывшие пугливые дети, с опаской идут через холодные коридоры квартир за полночным чаем, современные же дети с радостным визгом предлагают чудовищам из шкафов и из подкроватья слопать себя, чтобы контрольные не писать. Дети уверены, что такие монстры безобидны и, скорее всего, не существуют. Ведь контрольные пишутся, ремнем за плохие отметки лупят, а чудовища как не приходили, так и не приходят.