– Да как-то не спрашивали, – Сумрак почесал за левым ухом.

– Дабы избежать казусов с подбором меню, – Басараб посмотрел на тучного мужчину. – Поинтересуюсь: чем питается, э-э-э, Барашка?

– Поди разбери евонный рацион, – хмыкнул Подвальник. – Ни разу не видел, что он жрет кого-то.

– Сдается мне, что он призрак, – Сумрак откинулся на спинку скамьи. – Ибо!

Он поднял вверх указательный палец.

– Малец намертво к дому привязан.

– Интересно, интересно, – пробормотал Басараб. – А вы, господа?

– Где хошь могу шататься, – Подвальник шмыгнул носом. – Ничейный я и домище мне не указ.

– Та же ерунда, – поддакнул Сумрак.

– Вы кочевые, стало быть, – нараспев сказал вампир.– У нас так много общего. Что же, пора мне. До встречи.

Он медленно пошел в сторону автобусной остановки.

– Выпендрежник какой, а на автобусе катается, – Подвальник сплюнул на землю.

– Дак может добычу намечает на будущее.

– А-а, и то правда, – промычал Подвальник.

Дом, который считали своим постоянным обиталищем Подвальник и Сумрак, осыпался старой штукатуркой и во многих квартирах пахло плесенью. Потолки высоченные, окна огроменные. Когда доходило до ежегодной весенней уборки, то у тех, кто собирался эти самые окна мыть, случался приступ мигрени. Сколько работы и потерянного времени! Поскольку не каждый жилец мог похвастать чистыми стеклами, просто занавешивали тяжелыми шторами, пыльным тюлем и старались не смотреть на них. Подвальник немного слукавил, когда сказал, что Барашка привязан намертво к дому. Вернее, не только к нему, но и к запущенному дворику, куда вела железная калитка, приваренная к кованной оградке. Во дворике высаживали цветы, следили, чтобы на клумбы не бросали окурки, любовались цветущими каштанами, когда после суровой зимы приходила теплая весна. Но до весны еще далеко, только недавно осень разгулялась как следует, дворик оделся в багряное и золотое. Потому зашторенными окна становились ближе к моменту, когда сгущалась темнота. Подвальник никому не признавался, но сам любил пошататься по дворику, поглядеть на людей и приятелей из других домов. Жители дома вызывали полицию, жаловались на гогот, улюлюканье, завывания, да только статные люди в форме разводили руками, мол, нет никого. Подвальник тогда страшно оскорблялся: раз не видите, то незачем говорить, что никого нет. Есть, есть! Вот как такой «никого» вцепится в горло, сразу все сомнения исчезнут.

Однако, Подвальник трусоват немного, лишь изредка на крупную добычу замахивается, посему статных людей в форме не трогал. Так, изредка пугал своими желтыми глазищами. Сумрак же вообще, относительно миролюбив и предпочитал отсиживаться под лестницей, пассивно питаясь склоками и дурной энергетикой.

Барашка же, к которому прозвище приклеилось из-за кудрявых волос, терпеливо дожидался в дворике одну пожилую женщину. Она жила на втором этаже и каждый день выходила на прогулку с маленькой, брехливой собачкой. Сейчас эта добродушная дама носит приталенные пиджаки, длинные юбки и крохотные шляпки, завивает седые волосы и красит губы не по возрасту яркой помадой. Это теперь волосы у нее седые, а раньше медно-рыжими были. Просто загляденье. Не носит туфель, сменив их на удобные ботинки. Только Барашка помнил, как она играла в салки с другими ребятами, которые теперь встречают внуков со школы, делают с ними домашние задания. Как она гоняла мяч с мальчишками, а потом возвращалась домой в перепачканном ситцевом платьице, с растрепанными косичками и ободранными коленками. Как плакала, когда мать выносила на помойку старых кукол. Как тащилась в школу, как вопила на всю улицу о том, что сдала вступительные экзамены и теперь будет учиться на самом лучшем факультете в мире. Как бежала на свидания, цокая каблучками, как целовалась возле двери подъезда с каким-то очкариком. Как выходила замуж, и потом уехала на долгие годы из квартиры, где выросла и провела детство. Но затем вернулась вдовой, потерявшей ребенка, чтобы ухаживать за больными родителями. Как схоронила мать, проводила в последний путь отца и теперь сама доживает свой век. К ней на дом ходят ученики. Сначала они непрошибаемые балбесы и грубияны, а потом – улыбчивые, вежливые дети. В их глазах горит огонь, возрождается интерес к учебе и они хвастаются отличными отметками.

Барашка не смел соваться в квартиру к любимице, полагал, что это неприлично. Ну, кому бы такое понравилось, вот правда. Барашка не считал себя кем-то невежливым, поэтому ждал во дворике. Терпеливо ждал, у него-то времени много в запасе. Даже не огорчало то, что он был привязан к своей бывшей квартире и в отличие от прочих незримых для большинства соседей не мог уйти в другой дом. Когда Барашка долго болел перед смертью, мама пообещала ему, что не даст гнить в могиле. Потому урна с прахом теперь надежно спрятана там, где сменилось несколько хозяев. Мама сдержала обещание.

Барашка мало что помнил о себе самом, практически не помнил семью. Вроде бы имелась старшая сестра, но её лицо давно стерто временем. Кажется, у мамы были черные волосы. Или русые. Про отца помнил только то, что он тесно связан с морем. А как – увы и ах, остается догадываться. Бродя по своему бывшему жилищу, Барашка придумывал себе биографию. Кто он, зачем и почему. Единственное, что не выветривается из головы – слова. Фраза, которая прочно засела и ничем не искоренить ее.

«Скоро отмучается, скоро».

Тусклый свет ночника, за окном выл ветер. Холодно и, почему-то, мокро. Пахнет сыростью и кровью. Мама шепталась с кем-то темным, сидевшем в кресле в углу комнаты. Мама ли?

Барашка практически ни с кем не разговаривал. Подвальник надоедливый и грубый, Сумрак – почти такой же, впрочем, не настолько болтливый. Что до нового соседа, то он, наверняка, любит разговоры. В разговорах ничего плохого, просто зачастую в них нет никакого смысла. Для Барашки уж точно. Вот и молчит.

Пожилая женщина вышла погулять после обеда. Собачка радостная, что-то все тявкала и бегала кругами. Барашка стоял за деревом и наблюдал издалека. Собачке лучше не попадаться, облает. Животные его видят, как и некоторые дети. Ну, других тоже видят, наверное. Подвальника уж точно видят, да он и не стремится спрятаться.

Барашка все смотрел и смотрел, жадно запоминая каждое движение и то, как звучит голос. Раньше он был звонким, звенел колокольчиком смех, шепот шуршал сухой кистью по бумаге. А теперь добавилась хрипотца, тембр стал ниже. Барашка смущенно улыбнулся. Он ведь видел одновременно и смешную девчонку, и серьезную старшеклассницу, и прекрасную молодую женщину с гривой пышных волос. Барашка иногда думал о том, что если бы тогда не умер, то хватило бы у него смелости подойти и заговорить? Все равно не срослось бы, тут же качает головой, времена-то разные, не встретились.

– И что ты там стоишь?

Барашка опешил.

– Да-да, ты, – пожилая женщина улыбнулась. – Я ведь давно тебя заприметила, ходишь тут часто.

Барашка сначала кивнул по привычке, а потом замотал головой, мол, нет-нет, никого не жду. У него появилось нехорошее предчувствие, ведь раньше она не видела.

– Потерял чего?

Барашка вышел из-за дерева. Женщина подслеповато прищурилась, немного удивилась.

– Надо же, модник какой. Где только сюртук этот раздобыл?

Собачка залилась лаем.

– Ключи посеял, ищу вот теперь, – выпалил Барашка, замявшись.

– О, часто тут теряют. Помочь тебе с поисками?

– Китечка, сто-о-о-ой!

Подвальник кинулся вслед за насмерть перепуганной кошкой, громко топая мощными ботинками, которые нашел утром у одного из подъездов. В этот раз мальчишка приметил черную, с желтыми глазами. Такие попадались редко и он считал их почти самыми вкусными. Трехцветные, конечно же, вне конкуренции.

– Ух, шустрая какая! – Подвальник притормозил, увидев, что кошка юркнула в подвал соседнего дома. Туда лучше не лезть, там вообще отбитая нежить обосновалась. От кошки косточек не останется, а самого Подвальника на закуску пустят.

– Ну, шуруй-шуруй, – мальчишка сощурился. Он огляделся по сторонам, вдруг какой-нибудь припозднившийся ребенок намечается. Детей Подвальник ел редко, но раз уж с кошками не везет, почему бы и да. Но двор пуст. Только Сумрак на скамейке со смеху покатывается.

– Чо ты ржёшь, образина? – Подвальник повернул назад, присел на корточки, сердито зыркая глазами.

– Тебе бы к художнику нашему обратиться, авось и сжалится над тобой, неумехой, накормит чем, – Сумрак ковырялся в носу.

– Угум, бегу и спотыкаюсь, – Подвальник скорчил страшную рожу. Будь Сумрак человеком, он, возможно, и испугался бы. От голода лицо мальчишки стало безобразнее, уши заострились, зубы укрупнились.

– Подохнуть хочешь? – Сумрак же был доволен сегодняшним уловом: у почтовых ящиков влюбленные ссорились так, что он даже начал делать ставки на то, кто кому глотку вырвет.

– Господа, добрый вечер, – из темноты вышел Басараб, вытирая уголки рта шелковым платком. Никаких сомнений, вернулся так поздно потому что кого-то наметил, выследил и сожрал, а теперь возвращается к себе.

– Ишь какие мы довольные, – буркнул Подвальник. – Неужто дневной охотой тоже балуетесь?

– Не балуюсь, любезный, – снисходительно улыбнулся Басараб, причмокивая, словно во рту у него еще оставался привкус минувшей трапезы и он хотел насладиться им сполна, распробовать посильнее. – Занимаюсь профессионально. Вот скажите, много ли вы встречали мне подобных, кто на такое пошел бы?

Мальчишка промолчал, Сумрак же щелкал пальцами, мысленно перебирая похожие случаи.

– То-то же, – Басараб достал из кармана ключи. – А тех, кто ненавязчиво уговорит добычу впустить к себе домой и добровольно отдаться, вообще единицы. И я в их числе.

Он гордо задрал подбородок.

– Хорошей ночи, – учтиво произнес вампир, перед тем, как скрыться в подъезде.

– Небось на автобусе и обратно ехал, – прошипел Подвальник. Он схватился за живот и заныл.

– Добрый вечер, – послышался тихий голос и к ним вышел Барашка, потупив глаза. Подвальник аж рот открыл.

– Неужто говорить умеешь? – пораженно произнес Сумрак, подскочив на месте. Барашка присел рядом с ним на скамью.

– Можно у вас спросить кое-что?

Подвальник оторопело таращился на юношу и его и без того огромные глаза еще сильнее увеличились в размере.

– Спрашивай, об чем речь, – пробормотал мальчишка, напрочь забыв про неудавшуюся охоту. Тут вон чего, знаменательное событие.

– Если человек начинает видеть таких, как мы с вами – это нормально?

Сумрак разгладил бороду, нахмурился. Подвальник же замотал головой.

– Ихние глаза не приспособлены. Тут либо башкой треснулся, либо помирать собрался.

– Да брешешь! – махнул рукой Сумрак. – Дети же видят, ну! Они что, все башкой треснутые или почти покойники?

– Дети – не люди! – заорал Подвальник. – Они на свет появляются такими как мы, а потом в человеков превращаются! Как будто сам не знаешь!

– Ты что, ты что! – Сумрак поджал губы. – Мелешь не пойми чего, глупости какие-то.

– Зуб даю! Я сам такой был или забыл совсем, старый?

Барашка слушал-слушал как они препираются, а потом вздохнул.

– Давайте не про детей. Про взрослого человека в возрасте.

– Иль башкой вдарился, иль подохнет скоро, – Подвальник насупился. – Точно тебе говорю.

Барашка как-то сразу поник, загрустил сильнее прежнего.

– А чего, увидал тебя кто? – поинтересовался Сумрак. Юноша не хотел отвечать, за него вклинился Подвальник:

– Ну, а зачем иначе ему бы вопрос такой задавать, дубина?

– Иди кошек ловить, зараза эдакая, невозможно разговаривать! – Сумрак встал. – Гадина озлобленная!

Подвальник скрежетнул зубами да и последовал совету, побежал куда-то.

– Тьфу на него!

Сумрак скрылся в подъезде, а Барашка так и просидел на скамье до самого утра, печалясь о том, что головой никто не ударялся, и, скорее всего, придется прощаться.

– Отпевают, отпеваю-ю-ют!

Сумрак кубарем выкатился из подъезда, вместе с ним и Подвальник выскочил, как ошпаренный из своего жилища. Преставилась та самая пожилая женщина, которая накануне следующего званого ужина отправилась в больницу, а домой вернулась уже покойницей.

Барашка метался по квартире, молитвы обжигали ведь, как и боль от потери своего человека. Басараб же запрятался в свой гроб, обложился пакетами с кровью и стойко переносил тяготы и трудности, выпавшие на его долю.

Подвальник с Сумраком выжидали, пока все закончится и можно будет вернуться на место. Главное, чтобы потом батюшке не пришло в голову освятить подъезд, тогда пиши пропало: на званый ужин не попасть и месяца три о нем даже заикаться не стоит.

– Что, шушера, припекло? – раздался довольный голос. – Так вам и надо, нечего кота жрать было моего!

Подвальник и Сумрак, укрывшиеся за мусоркой, повернулись.

– Шла бы по делам своим, чего глумишься над несчастными? – угрюмо гаркнул Сумрак. Женщина в просторном домашнем платье и с жилеткой поверх него хмыкнула и швырнула в один из баков пакет с мусором.

– Следить за животиной надобно! – вспылил Подвальник. – Я, чо, знаю разве кто твой кот, а кто не твой?

– Ой, отпевания долгие, сильные, сидеть вам тут до ночи глубокой! – женщина засмеялась, поправила прическу. – Надо сказать, чтобы подвал освятили.

– Ты-то откуда про отпевание знаешь? – Сумрак не сводил глаз с подъездной двери.

– Так старается, что даже у меня в квартире стекла дрожат, – женщина рассматривала свои длиннющие ногти и сверкнула глазами. – Говорят, будто бы у вас новый сосед. Что за фрукт?

– Чеши отсюдова, ведьма, – Подвальник отмахнулся. Женщина усмехнулась.

– Помощнички донесли, мол, вурдалак самый настоящий, – ведьма достала из кармана платья портсигар, зажигалку. – Графских кровей, к тому же. Художничает, образованный да культурный, не чета сброду вашему. Женат ли, холост?

– Одетта, тебе ли про это спрашивать, – Сумрак поковырялся в ухе. – Ты ж мужей своих в могилу обычно сбагриваешь.

– Я? – наигранно возмутилась ведьма Одетта. – Что поделать, раз мрут, как мухи? Кто же виноват, что с такой потрясающей женщиной, злой рок рядом ходит.

– Угум, – закивал Подвальник. – Брешешь поди! Сама, все сама.

Конечно, водился за Одеттой маленький грешок. На что не пойдешь для сохранения молодости и красоты. Да разве ж ради только молодости затевается всегда подобное. Одетта – страшно богата, только глухой не слышал про её привороты и зелья любовные, которые немалых денег стоят. В могилу и на тот свет, как известно, забрать ничего не получится, да и вряд ли за чертой с распростертыми объятиями встретят, плюс вариться вечность в котле – так себе перспектива. Вот Одетта и решила несколько радикальным образом данный вопрос: всего-то нужно задержаться на этом свете подольше.

А Басараб хорошая партия. Наверняка не бедный, да и проживет долго. Кто знает, вдруг из него получится неисчерпаемый источник долголетия.

Когда-то давным-давно, Одетта была прима-балериной одного из театров, потом бабка ее откинулась, передала внученьке дар и зажила Одетта куда лучше, сытнее и интереснее, чем раньше. К дару прилагались помощнички – мелкие бесы, которые сновали тут и там, собирали информацию, потому Одетта до встречи с клиентами на сеансах уже была вооружена необходимыми сведениями. Там дело за малым: нагнать ужасу, закошмарить, картишки раскинуть или воска в миску с водой налить. И денежки в кармане.

– Да чтобы я обманывала кого! – картинно округлила глаза ведьма. – Никогда не бывало такого, моя репутация чиста, как девственно-белый снег.

Она закурила и направилась обратно к своему дому.

– Не сметь в моем мусоре рыться, а то я вас знаю! – обернулась она и погрозила пальцем, прежде чем исчезнуть из поля зрения.

Подвальник фыркнул.

– Больно надо!