Жюстина: – Мы к тому времени уже вернулись в купе, но не спали, разговаривали. Вальдман рассказывал о политической и экономической обстановке в Австро-Венгрии, и я решила, что лучше узнать об этом как можно больше до приезда. Не очень-то это было интересно – политика меня в тоску вгоняет. Но полезно. А потом мы заспорили о Лейбнице и просидели так далеко за полночь. Это было, конечно, поинтереснее политики.
Кэтрин: – Ну еще бы.
Жюстина: – Это был сарказм?
Кэтрин: – Нет, конечно. С чего бы мне говорить о Лейбнице с сарказмом?
Жюстина: – Вот теперь совершенно ясно, что это сарказм!
Диана: – А кто такой Лейбниц?
Наутро они позавтракали в вагоне-ресторане, и опять в компании месье Вальдмана. Мэри ожидала, что они с Джастином опять будут говорить о политике, однако в этот раз Вальдман обратился к ней. Нравится ли ей путешествие? Как ей кажется, континентальная Европа сильно отличается от Англии? Ему самому очень понравились каникулы в ее стране. Они с другом бродили пешком по Озерному краю. Знакома ли она с творчеством Сэмюэля Кольриджа? Кольридж – его любимый поэт. Он решительно предпочитает Кольриджа Вордсворту. А она? Каково ее мнение по этому важному вопросу?
Мэри призналась, что очень любит Вордсворта, а стихов Кольриджа читала слишком мало, чтобы судить, но оба они стоят в ряду величайших английских поэтов. Намазывая булочку маслом и джемом (завтрак в поезде был, что называется, «континентальный»), она пыталась припомнить, что же она читала из Кольриджа. Как жаль, что мисс Мюррей не могла позаниматься с ней подольше, чтобы она успела получить настоящее образование!
Внимание месье Вальдмана казалось ей довольно лестным. Помимо всего прочего, он был, пожалуй, ее ровесником или чуть старше. И с утра казался еще красивее. Волосы у него были чуть взлохмачены, и он чаще улыбался – особенно ей. В разговоре он слегка наклонялся к ней, словно они делились какими-то тайнами. Он казался таким прямым и открытым, не то что некоторые другие, которых она могла бы назвать.
Теперь он рассказывал о своей учебе:
– Больше всего меня интересуют инфекционные заболевания, мисс Фрэнк, – говорил он. – Я хочу выявить их причины и способы заражения. В последнее десятилетие в этой области проделана огромная работа – в частности, мы сократили число вспышек холеры и тифа. Но еще столько всего нужно сделать.
Утром глаза у него были еще голубее и казались очень искренними. И стремления у него благородные, правда ведь? Избавить человечество от таких бедствий?
После завтрака, когда их купе уже было приведено в свой дневной вид, он зашел к ним – в сопровождении мистера Джастина Фрэнка, разумеется, – и сел рядом с Мэри. Мужчины стали обсуждать новейшие научные открытия и их философский смысл, однако на этот раз и Мэри участвовала в разговоре. Диане же было смертельно скучно, о чем она не преминула доложить:
– Я пойду подышу, – сказала она и исчезла – кто ее знает куда! Перед вторым завтраком Мэри пошла ее искать и нашла уже в вагоне-ресторане: она сидела за столиком с турецким торговцем коврами, венским шоколатье и своей подругой-герцогиней. Несколько часов подряд они играли в какую-то карточную игру. И, очевидно, на деньги, потому что Диана выиграла десять франков.
– Откуда у тебя деньги, чтобы играть? – свирепым шепотом спросила Мэри, когда утащила Диану назад в купе.
– У тебя украла, конечно, – сказала Диана. – Ой! Пусти руку, больно. Тебе бы радоваться надо – украла-то я всего пять, а теперь у нас есть десять!
После обеда Мэри принялась изучать свой немецкий разговорник. «Danke schön». «Wie viel kostet das?» «Wo ist das Museum der Kunst»?[31] Джастин лег вздремнуть после обеда у себя в купе. Должно быть, вчера допоздна заговорился с месье Вальдманом. Интересно, куда этот месье Вальдман подевался. Должно быть, покурить вышел?
– Он с тобой флиртовал, – сказала Диана. – Хотела бы я знать зачем!
– Да, конечно, со мной никто не может флиртовать просто так, без каких-то тайных целей, – недовольно отозвалась Мэри. – Я же такая сдержанная, рассудительная и все такое прочее.
– Ой, да брось ты! Только не говори, что купилась на всю эту чепуху про Кольриджа и Вордсворта. Какой мужчина станет заводить разговоры о стихах? Разве что под пытками.
– Что значит – чепуха? И почему мужчина не может говорить о поэзии? Тем более что он швейцарец. В Швейцарии молодые люди наверняка очень отличаются от англичан.
Тут Мэри услышала стук в дверь купе. Уж не месье Вальдман ли? Но, открыв дверь, Мэри увидела герцогиню.
– Ah, ma chère Diane[32], – проговорила та. – Не хотите ли продолжить нашу petit jeu?[33] Джентльмены говорят, что хотят играть.
Диана оглянулась на Мэри:
– Ну как?
– Ой, да мне-то что! – резко ответила Мэри. – Иди куда хочешь!
Она тут же пожалела об этом: все-таки у Дианы было при себе десять франков, и пять из них принадлежали ей, Мэри! Но, пока она успела открыть рот, Диана уже выскользнула за дверь.
Диана: – А на самом деле ты хотела сказать: «Иди к черту!» Но разве же настоящая Мэри такое скажет?
Мэри: – Очень сомневаюсь, что черт стал бы водить с тобой компанию.
Миссис Пул: – А я думаю, ты бы беднягу дьявола запугала до смерти!
Диана: – Даже не сомневайтесь.
За ужином к ним вновь подсел месье Вальдман. На сей раз разговор зашел о сравнительных достоинствах классической и романтической школ искусства, а также о новых методах импрессионистов. Джастин признался, что ему нравится Моне, хотя да, технически это, может быть, несколько небрежно. Но свет! Цветовая гамма! Он и сам экспериментировал в импрессионистском духе. Вальдман сказал, что предпочитает Курбе и Делакруа. Мэри чувствовала себя ужасной невеждой. И откуда Жюстина столько всего знает? Ну конечно, она ведь прожила почти сто лет, и большую их часть провела за чтением. Все же Мэри решила, что, как только вернется в Лондон, займется самообразованием. Будет ходить по картинным галереям, слушать лекции о науке и политике. Читать знаменитые книги.
Кэтрин: – Самые знаменитые книги не стоят того, чтобы их читать. В общем-то, большая часть книг не стоит.
Беатриче: – Я уверена, что ты так не думаешь, Кэтрин!
Кэтрин: – Ну, я не имела в виду мои книги. Но если смотреть реалистично – лишь очень небольшой процент всех написанных книг чего-то стоит. Взять хоть эти бульварные романчики по пенни штука!
Элис: – А мне нравится…
Посреди ужина Диана заявила:
– Вы меня извините, если я не буду тут с вами погибать от скуки?
Мэри нахмурилась и шепотом сказала:
– Иди отсюда!
Месье Вальдман перешел к новым веяниям в музыке, и Джастин признался, что в этом вопросе он очень мало разбирается.
Диана улыбнулась ангельской улыбкой, проговорила со всем доступным ей сарказмом:
– Спасибо, дорогая сестричка! – и ушла.
К концу ужина Диана не объявилась, и Мэри пошла ее искать – в купе, потом по всему коридору, потом опять в вагоне-ресторане. Наконец проводник Мишель сказал ей, что ее сестра пошла в багажное отделение – наверное, ей понадобилось что-то взять? Мэри застала ее там: она боролась на руках с помощником проводника, мальчиком примерно ее лет, в обязанности которого входило приносить чемоданы по требованию пассажиров.
Мэри выволокла Диану в коридор и велела немедленно готовиться ко сну, пригрозив иначе отобрать у нее все выигранные франки. И в любом случае пусть Диана вернет те пять, что украла. Воровать плохо, ее что, никто этому не учил? Но, собираясь уже идти следом за Дианой в купе, она увидела месье Вальдмана: он стоял в коридоре у открытого окна и курил сигарету.
Может быть, это была дерзость с ее стороны, но… она подошла к нему и сказала:
– Благодарю вас, месье, за такой интересный вечер. Боюсь, я знаю об искусстве куда меньше, чем мой брат, но мне кажется, я многое почерпнула из вашего разговора.
Он улыбнулся ей. Улыбка у него была очень обаятельная.
– Большое удовольствие – беседовать с такой умной и приятной женщиной, мисс Фрэнк. И, пожалуйста, не могли бы вы называть меня Генрихом? Надеюсь, вы позволите мне продолжить этот разговор в Вене. Мне бы хотелось нанести вам визит. И вашему брату, разумеется.
– О… ну конечно, – сказала она. Нанести визит! Умная и приятная! Мэри была и обрадована, и растеряна. До сих пор еще ни один мужчина не хотел нанести ей визит – от нее требовалось только разбирать картотеку и переписывать статьи об ушах. Но затем она вспомнила, что едет в Вену не гостить у друзей и не ходить по музеям, как сказала месье Вальдману… то есть Генриху. Она должна попытаться спасти девушку, которую, по всей видимости, похитили.
– Может быть, если вы оставите мне свой адрес… – продолжал он.
– Мы пока еще не знаем точно, где остановимся, – сказала Мэри. – Видите ли, мы собирались жить в Вене, но, возможно, решимся выбраться за город, поэтому план нашего путешествия еще не сложился окончательно. Мой брат слышал, что австрийские деревни очень живописны.
Более правдоподобной отговорки она с ходу придумать не смогла. Но нельзя же вот так просто дать ему адрес миссис Нортон? Кто знает, какие у них там будут дела и с какими опасностями им придется столкнуться?
– Разумеется, – сказал он. – Я оставлю вашему брату свой адрес, и, может быть, вы оба навестите меня или пришлете записку? Я пробуду в Вене неделю или две, прежде чем отправиться в Ингольштадт.
Она кивнула и протянула руку:
– Доброй ночи, месье Вальдман.
– Сладких снов, мисс Фрэнк.
Она хотела закончить разговор рукопожатием, но он вместо этого наклонился и поцеловал ей руку с истинно европейской галантностью.
Она была рада темноте: щеки у нее наверняка покраснели. Мэри Джекилл с Парк-Террейс, 11, не привыкла к тому, чтобы ей целовали руки. Она развернулась и пошла к себе в купе, не совсем понимая, что только что произошло.
Диана уже лежала в постели, на верхней полке.
– Знаешь, ты иногда бываешь круглой идиоткой, – сказала она Мэри.
Пока Мэри открыла рот, чтобы спросить, что она имеет в виду и как смеет так разговаривать с сестрой, Диана уже захрапела.
Следующий день начался примерно так же: Джастин вел интеллектуальные разговоры, Диана где-то пропадала – кто ее знает, где и с кем, с помощником портье или с герцогиней. К обеду она уже успела похвастаться Мэри, что накопила за дорогу тридцать два франка. Вечером они должны были прибыть в Вену.
Месье Вальдман держался как будто немного скованно. Улыбался Мэри реже и неувереннее, реже обращался к ней в разговоре. Мэри забеспокоилась – уж не обидела ли она его чем-нибудь? Может быть, он решил, что его заинтересованность, если она была, не встретила взаимности? Мэри очень хотелось сказать ему, где она остановится и что очень рада будет увидеться с ним. Когда еще мужчина ее возраста проявлял к ней интерес? Когда у нее вообще была возможность встретить такого мужчину? Никогда. Ей было не до того: всегда нужно было за кого-то отвечать, о ком-то заботиться. А тут вдруг мужчина интересуется ею, и, кажется, искренне! В отличие от некоторых.
Сегодня вечером они расстанутся, и, вероятнее всего, навсегда. Как только Восточный экспресс прибудет в Вену, они с Жюстиной и Дианой возьмут кэб и поедут на квартиру к миссис Нортон. Время будет уже позднее, они устанут, и хорошо еще, если без затруднений найдут нужный адрес. Для месье Вальдмана времени не останется совсем.
За ужином он был необычно молчалив. Наконец наклонился к ней и сказал:
– Грустно терять такую очаровательную попутчицу.
Она не знала, что на это ответить.
А что страшного случится, если она просто скажет, где ее найти? Можно же дать ему хотя бы лондонский адрес.
Когда они снова укладывали одежду и другие вещи в чемодан, принесенный из багажного отделения, она быстро нацарапала на бумаге адрес своего дома на Парк-Террейс. Потом придумает, как отдать ему листок перед расставанием.
Мэри услышала стук в дверь. Неужели?.. Но нет, это был проводник: он пришел сообщить, что через несколько минут поезд прибывает в Вену. Взял их чемодан – он будет ждать их на платформе. Мэри кивнула и дала ему pourboire[34], сколько было принято. Когда проводник ушел, она проверила свою поясную сумку – на месте ли пистолет и патроны. Так, на всякий случай.
– А можно, я в Вене снова в мальчишку переоденусь? – спросила Диана. Она уже колотила каблуками по сиденью – так ей не терпелось сойти с поезда.
– Нет, – резко ответила Мэри. – Идем в коридор, подождем там.
Они обе смотрели, как поезд подъезжает к Westbahnhof. Был уже двенадцатый час ночи, но даже в это время на станции было светло от газовых фонарей. В окно Мэри видела пассажиров с грудами багажа, ожидающих прибытия поезда. Это был один из главных вокзалов Европы. Westbahnhof никогда не спит.
Едва поезд остановился, появилась Жюстина и широким решительным шагом двинулась к ним по коридору.
– Наконец-то… – начала было Мэри, но Жюстина схватила ее за руку. Это было настолько необычно для Жюстины, что Мэри от неожиданности молча уставилась на нее, не зная, как реагировать.
– Идем! – настойчиво сказала Жюстина. Обычно такая мягкая, сейчас она сжимала руку Мэри, словно тисками.
– Иду, иду! – сказала Мэри. Жюстина уже тащила ее к дверям. – Осторожнее, мне же больно!
Они спустились по ступенькам на платформу. Там было не протолкнуться от пассажиров и багажа. Где же Диана? Слава богу, на сей раз эта девчонка не отстала. Она стояла рядом с Мэри, хотя и с надутым видом.
– Прости, пожалуйста, – сказала Жюстина. – Но нам нужно немедленно найти кэб! Где тут стоянка?
– Герр Фрэнк? Это вы герр Фрэнк?
Мэри обернулась на голос. Перед ней стоял молодой человек в ливрее лакея и держал табличку с надписью: «Семья Фрэнк».
– А вы от кого? – спросил мистер Джастин Фрэнк таким подозрительным тоном, какого Мэри никогда от него не слышала.
– Я из дома фрау Нортон. Она послала меня встретить вас на вокзале и описала в точности: ein Herr[35], очень высокого роста, и zwei Damen[36]. Велела передать, что мистер Хольмс шлет привет. Ее экипаж ожидает вас у вокзала.
– Ясно, – сказала Жюстина. – Если вы поможете мне донести чемодан, мы пойдем за вами.
Мэри оглянулась на поезд. Из вагона как раз выходил месье Вальдман. Он оглядывал платформу, словно в растерянности или ища кого-то. Может быть, ее? Она так и не отдала ему листок с адресом. Может быть, еще можно успеть сбегать, быстро-быстро, и отдать?
Но тут ее руку вновь сжали стальные тиски.
– Идем, – сказала Жюстина, и Мэри волей-неволей пошла за ней.
Экипаж, похожий на четырехместную карету, только роскошнее, стоял у входа, и фонари в нем горели. Лакей обменялся коротким приветствием с возницей. Кони ржали и били копытами. Лакей помог сесть Мэри и Жюстине (Диана от помощи отказалась), затем погрузил чемодан и вскочил на запятки.
– Hü! – крикнул возница, и копыта зацокали по каменной мостовой. Экипаж покатил в темноте венской ночи по улицам, которых Мэри почти не могла разглядеть, среди домов, едва различимых в темноте.
– В чем дело, в конце концов? – спросила она. – У меня теперь вся рука будет в синяках. Я же только хотела…
– Прошу прощения, Мэри, – сказала Жюстина. – Но, видишь ли, я кое-что узнала. Сама не знаю, зачем – я при этом чувствовала себя какой-то воровкой, – но я заглянула в сумку Генриха, когда он вышел покурить. Какой-то он чересчур идеальный, знаешь ли. Слишком дружелюбный, слишком заботливый. Он ведь нас почти не знает, а ни на шаг от нас не отходил. И кое-какие детали, когда он говорил о Швейцарии… в них кое-что не сходилось. Я давно не видела мою родину, но есть вещи, которые не меняются даже через сто лет. Даже его французский выговор… не знаю, в самом ли деле он швейцарец? – Она достала что-то из своей сумки. Мэри почти ничего не видела в тусклом свете фонаря – он ведь был предназначен не для того, чтобы светить внутри экипажа, а только для того, чтобы дать знать другим извозчикам на дороге о его приближении. Она придвинулась поближе к окну и попыталась разглядеть загадочный предмет в свете уличных газовых фонарей. Колеса подскакивали на камнях, и ее ужасно трясло.
– Что это? – спросила Диана, наклоняясь к ней.
– Прекрати! Ты меня локтем под ребра пихаешь! Подожди минуту, сначала я посмотрю, потом ты.
Это оказалась бумага – конверт. Но он был чистый, и Мэри уже хотела спросить Жюстину, что же это значит, когда увидела на нем печать. Печать была черной, но при дневном свете, наверное, оказалась бы красной. Приглядевшись как следует, она с трудом разобрала выпуклые буквы: S.A.
Мэри: – А тебе непременно нужно так подробно все описывать в этой главе? Я тут какой-то идиоткой выхожу.
Диана: – Ты и вела себя как идиотка.
Жюстина: – Ты же не могла знать, что Генрих Вальдман связан с Société des Alchimistes.
Диана: – Ну и пусть не могла, все равно идиотка. «Ах, Генрих! Какие у тебя голубые глаза!»
Мэри: – В этот раз я определенно оказалась не на высоте.
О проекте
О подписке