Ридург Коррант прислушался. Сзади было тихо. Ладно, отъехать подальше и где-нибудь на полянке выпустить раба размяться и для необходимых при покупке процедур. Вообще-то это надо было сделать прямо там, на стоянке, но парень был прямо-таки невменяемым. Ну, так смазать по морде и дать чего-то пожевать никогда не поздно, а если возникнут инциденты и парня придётся сразу ломать, лучше, чтобы без свидетелей. Ломать-то можно по-разному, иногда – Коррант усмехнулся – иногда лучше без битья. Прозвище можно оставить: просто, понятно и соответствует. К тому же больше рыжих у него в хозяйстве нет. Вообще рыжие – редкость, недаром и у Сторрама так прозывался.

Гаор сидел на дне кузова, охватив руками колени. Ну что, одежду тебе дали, полный комплект, не связали и не приковали. Цени и будь благодарен. Бывает и по-другому. Пожрать новый хозяин не дал, но и не избил. Отложил на потом, или обойдётся без этого? И не знаешь, как лучше. Ладно, пусть бьёт, морит голодом, лишь бы не лез. Гаор снял каскетку и провёл ладонью по мокрой изнутри тулье. Здорово же он труханул. Ну, так… «Дурак – возразил он сам себе – не стал бы этот тип тебя трахать прямо при лейтенанте». И тут же подумал: «А почему и нет?» Хозяин. Что хочет, то с тобой и сделает. И если без членовредительства, то Рабское Ведомство вмешиваться не станет. И всё равно, не психуй. Пока ещё ничего, кроме того лапанья, не было. И пока едем – а, похоже, сволочь самолично за рулем, шофёра в кабине видно не было – ты в безопасности. Так что не дёргайся попусту. Но как же есть хочется. Аж голова кружится. Или это от страха? Гаор осторожно лёг и вытянулся во весь рост. Места как раз хватило, свёрнутую каскетку и капюшон от куртки он подложил под голову и закрыл глаза. Нет, он ещё поборется, так просто он не дастся. Ещё посмотрим, кто кого поимеет.

Выехав из Аргата, Ридург почувствовал облегчение. Не то, чтобы он не любил городов вообще, а Аргат всё-таки – столица, но вне высоких стен с рядами безликих окон куда легче и свободнее. Всё-таки он сельский житель и останется им.

Мотор гудит ровно, хорошо отрегулирован, и рессоры хорошие – не трясёт, а покачивает. Гаор не так спал, как дремал, оставаясь настороже, но отдыхая. Вернее, стараясь отдохнуть. Как перед боем. Загадывай не загадывай, наперёд не угадаешь, но голова должна быть ясная, а оружие в исправности. Да, вот чего нет, и не будет. Хотя… рукопашный бой – единственное оружие, которое невозможно конфисковать. Так что… жаль, что на этом и так всё кончится, но сдаться нельзя. Сдаться, покорно лечь подстилкой – это себя потерять, и ты тогда не человек. Ты и сейчас не человек – ядовито возразил он сам себе вместо Ворона – ты раб. Накласть мне и на ошейник, и на клеймо. Я сам определяю, до какого предела я – человек. «Не дай себя сломать», – просил Седой. Ну, так и не дам. Понадобится, зубами грызть буду, но не дамся. Но долго как едем, и давно остановок не было, по городу так ездить негде, значит, за городом, а… стоп, ведь его не случайно капитан про Дамхар спрашивал. И потом эти их разговоры про сельскую глубинку. Так что, в Дамхар его везут? Но туда за день не доедешь, туда сутки, а то и двое, смотря по сектору. И если всю дорогу без жратвы, то будет он с голодухи как больная муха, что жужжать жужжит, а взлететь не может. Хреново.

Яркая весенняя трава, опушённые молодой листвой деревья, летящий под колеса бетон шоссе. Нет, не может быть такого, чтоб он отвалил двенадцать тысяч и пролетел. Судьба, конечно, злодейка и стерва, но не настолько. Да и все рабы из отстойника ошалелыми выходят. Достаточно вспомнить, каким он забрал оттуда Лутошку, когда возил мальца на переклёпку ошейника. Те же трое суток, а мальчишка ревел всю дорогу до дома, и Нянька потом отпаивала его своими травами. А Джадд… хотя нет, там другие… нюансы и аспекты. Но ведь и остальные, у которых только накопитель, и тоже… крыша набекрень. Сзади тихо, ни истерического плача, ни такого же истерического смеха, как заливалась Балуша, тогда трижды пришлось останавливаться, поить водой и бить по щекам. А то были местные провинциальные отстойники с теми же «патриархальными нравами», что тогда говорить про Центральный, где чудеса и высоты цивилизации, после которых боевой сержант как после мясорубки. Ага, вон как раз подходящая полянка просвечивает. Туда и свернём.

На повороте Гаора покатило по полу, а торможением бросило к передней стенке. Приехали? Хлопнула передняя дверца, открылась задняя, и он зажмурился от ударившего в глаза солнечного света.

– Вылезай, – приказал весёлый и по-хозяйски властный голос.

Гаор проморгался, встал и медленно, расправляя затёкшие мышцы, выбрался наружу.

Лесная поляна, кусты, деревья, с дороги не увидишь, фургончик загораживает… хозяин решил получить удовольствие? Ну…

– Оправка, – объяснили ему причину остановки привычной командой.

– Да, хозяин, – настороженно ответил Гаор и, оглядевшись, пошёл к кустам.

Окрика не последовало. Ему дали уйти из поля хозяйского зрения и не торопили с возвращением. Ладно, посмотрим, что дальше будет. Ворохнулась надежда, что, может, и обойдётся. Всё-таки… аггел, ведь он хочет жить, выжить, а если придётся отбиваться, то это смерть, да, сейчас он никого за собой не потянет, он даже не знает, есть ли у этого… капитана ещё рабы, так что о вполне вероятном дегфеде можно не думать, но… Гаор ещё раз, словно напоследок, вдохнул пряно щекочущую ноздри смесь весенних лесных запахов и повернул обратно, к фургончику, к хозяйскому приказу.

Мысль, что новокупленный раб попытается сбежать, даже не пришла Ридургу в голову. Как бы ни поехала у раба крыша, невозможность побега слишком очевидна. Несводимое клеймо и неснимаемый ошейник исключают любую возможность скрыться, а укрывательство беглого раба приравнено к присвоению чужого имущества с особо отягощающими обстоятельствами. Когда-то за кражу раба карали как за конокрадство, теперь строже, чем за любую кражу, и угроза самому попасть в ошейник удерживает от подобного самых отчаянных уголовников. Любой срок можно отбыть или попасть под амнистию, а ошейник не снимается. Поэтому Ридург спокойно ждал, куря и наслаждаясь безмятежным весенним пейзажем.

Подойдя к фургончику, Гаор остановился в трёх шагах от хозяина, настороженно ожидая дальнейшего развития событий.

Ридург увидел уже вполне живые, напряжённо прищуренные глаза, ещё бледное, неподвижное, но не безучастное лицо и улыбнулся. Надо же, ожил. Что значит, армейская выучка и фронтовая закалка. Ну, перейдём к положенным процедурам.

– Очухался.

Это не было вопросом, и Гаор промолчал, ожидая дальнейшего. Хозяин щелчком отбросил в проблескивающую среди травы лужицу окурок и подошёл вплотную. Гаор напрягся, ожидая положенного удара. Его ударили вполне ощутимо, но явно не в полную силу. Он молча принял удар, даже не качнув головой.

– Этого тебе достаточно? – насмешливо спросил Ридург, – или добавить для вразумления?

– Достаточно, хозяин, – внешне спокойно ответил Гаор.

– Примем на веру, – улыбнулся Ридург. – Чего тебе сейчас дать? Пожрать или покурить?

«А того и другого нельзя?» – мысленно ответил Гаор, но вслух сказал:

– Как хотите, хозяин.

Ридург рассмеялся.

– Хитёр. Ну, пожри сначала.

Первый кусок новокупленному рабу хозяин должен дать из своих рук.

И потому Ридург отошел от него к фургончику, достал запечатанный пакет с бутербродами и протянул.

– Бери. Лопай.

Гаор осторожно, не приближаясь вплотную, подошёл и, протянув руку, взял пакет, сразу отступив на шаг.

– Спасибо, хозяин.

В его голосе не было и намёка на искренность благодарности, но у Ридурга это вызвало не гнев, а насмешливую улыбку. Парень настолько явно боялся его, что это даже льстило самолюбию.

Гаор вскрыл пакет и впился зубами в бутерброд. Есть он и вправду хотел сейчас больше, чем курить. Но глаза его, пока он перемалывал готовые сдвоенные бутерброды с непонятной прослойкой между тоненькими ломтиками хлеба, настороженно следили за каждым движением хозяина. Доев, он скатал промасленную бумагу в тугой комок и отбросил в ту же лужицу к окурку. По морде он получил, еду тоже, дальше что?

Ридург достал пачку и вытряхнул себе на ладонь сигарету, насмешливо глядя на раба. Парень открыто, даже демонстративно старается держать дистанцию, попробуем подманить на сигарету. Ишь ты, смотрит, не отрываясь, но не подходит. Чего же он так боится? Это отстойник или… Гархем! Да, если парень познакомился с некоторыми его привычками, то его страх понятен, и… ну, пусть ещё побоится, рабу полезно.

– Как назывался?

– Рыжий, хозяин, – ответил Гаор, с трудом отводя взгляд от сигареты.

«Дразнишь, сволочь? Так я не поддамся».

– Ладно, – кивнул Ридург, – оставайся Рыжим.

«Пошёл ты… думаешь, осчастливил? Хрен тебе я что попрошу, только сунься».

Ридург спрятал пачку, сунул сигарету в рот и закурил. Пыхнул дымом в сторону раба и удовлетворённо усмехнулся, увидев, как непроизвольно дрогнули ноздри. Ишь ты, и упрямый, и гордый. Да, тут одной оплеухой не обойтись, но и нахрапом я тебя брать не буду, сам упрыгаешься и по струнке ходить будешь.

– Садись за руль.

– Да, хозяин, – ответил Гаор, осторожно проходя мимо хозяина к машине так, чтобы между ними оставалась прежняя дистанция.

Вот аггел, ведь рядом, сволочь, сядет, но авось прямо за рулём лапать не полезет, аварии побоится.

Ридург дал ему завести машину и прогреть мотор и, докурив в две затяжки сигарету, выкинул большой окурок и сел в кабину.

– Поехали, выруливай на дорогу.

– Да, хозяин.

Выбравшись на шоссе, Гаор выразительно покосился на хозяина: дескать, теперь куда?

– Налево и прямо.

– Да, хозяин.

Ридург откинулся на спинку, с удовольствием ощущая, как уверенно управляется машина. Да, в этом он не прогадал: парень и в самом деле неплохой, скажем так, шофёр. А после училища и работы у Сторрама и в карте должен разбираться.

Гаор сразу оценил состояние машины. Работали с ней вполне профессионально, и если это сам хозяин, то… то такому очки не вотрёшь, придётся вкалывать по-настоящему. Но это-то пустяки, это он сможет, да он на всё согласен, лишь бы… лишь бы не то. Еды, конечно, было маловато, и с сигаретой его классически прокинули, показать показали, поманили и не дали, но, если этого хозяину будет достаточно… ладно, это всё пока побоку. А далеко как от Аргата отъехали, и, похоже, точно – на Дамхар направление. Скорость за восемьдесят, и явно мотор потянет и больше, но приказа не было, так что будем держать эту.

Лес то смыкался зелёными сплошными стенами, то отступал, открывая холмистую равнину с полями и далёкими поселками. В ясно-голубом небе отдельные облака клочками ваты и неразличимо чёрная точка плавающего в вышине коршуна. Вдоль дороги чуть запылённая, но ещё яркая зелень только что пробившейся травы. Может… может, и обойдётся. Он так хочет, чтобы обошлось. Мать-Вода, пронеси меня…

Ридург незаметно для себя задремал, откинув голову на спинку сиденья, настолько плавно шла машина. Всё-таки умотал его Аргат. Слишком уж многое намешано в этом городе. Да, финансы там крутятся большие, но большие финансы – это большой риск. А он не может рисковать. И так почти всё оставленное отцом, и нажитое, и родовое, пришлось пустить в ход. Но… но надо. Он должен думать не о себе, а о семье. Сыновья, дочки, жена – они, их благополучие, их будущее на нём и только на нём. Усадьба помогла выжить, но не поможет прожить. Двадцать рабов, да, вместе с новокупкой, двадцать, и с этим он должен наладить дело, которое сможет обеспечить его настоящее и будущее детей. Времена меняются, и только глупец цепляется за прошлое. Сейчас, чтобы выжить и прожить, семья должна быть единой, а значит, вкладывай капитал в обучение и воспитание бастардов, если не хочешь, чтобы сын и наследник оказался один на один с враждебным миром, собирай приданое дочкам, если хочешь породниться с надёжными семьями. Только последний идиот не понимает, что женщины сейчас играют куда большую роль, чем раньше. Да и раньше, хотя бы во времена королей… Кто правил страной? Как правило, доверенный слуга любимой жены короля, а то и советник королевской наложницы. А сейчас? Зачастую бастарды от одной матери преотлично сговариваются за спинами своих отцов. А рабы… если упустишь, не наладишь, то прогоришь на плате надзирателям. К каждому рабу надзирателя не приставишь, значит, раб должен считать себя членом семьи, а значит, давай ему отлежаться, если он заболеет, покупай и расти мальцов и малолеток, чтобы они считали этот дом своим, корми, одевай и не замечай мелких нарушений, если они не во вред хозяйству. Сторрам, кстати, это тоже понимает. Поэтому даёт рабам выходные и устраивает им праздники. И выбирай между карьерой и семьей, а выбрав семью, не тоскуй об упущенных возможностях. Да, хорошо быть наверху, но, когда начнётся обстрел и отстрел, первыми выбивают забравшихся слишком высоко. А самая льготная пенсия за потерю кормильца меньше заработка этого кормильца. Всё равно генералом тебе не быть, а шаг от капитана к майору уже требовал слишком больших вложений финансов, времени и сил, так что… выбор сделан и обратного хода нет.