И они остались втроём в светлой, залитой белым снежным светом, пустой квартире.

– Эркин, – Женя повернула его к себе, заглянула в лицо. – Эркин, что с тобой?

Эркин вздохнул и помотал головой, будто просыпаясь.

– Нет, ничего, Женя. Всё в порядке. Женя, это… это наш дом, да?

– Ну, да, ну, конечно. Господи, Эркин, – она поцеловала его в щёку и потащила на кухню. – Ты посмотри только! Газовая плита! Это ж с ума сойти! – и ахнула: – Алиса! Не смей!

– Ты же крутила! – возмутилась Алиса.

И тут же получила шлепок. Не больно через пальто, но очень обидно. Пока она раздумывала, стоит ли реветь, Женя заставила Эркина достать зажигалку, и они теперь зажигали и выключали газ. Что тоже оказалось достаточно интересно, тем более, что и пламя было совсем странное – не красное, а голубое. А когда они, уже втроём, изучали горелку в духовке, пришёл комендант.

Бумагами, за которыми он ходил, были та самая книга учёта фонда, ещё одна регистрационная, куда он, ловко пристроившись на подоконнике в кухне, вписал их данные из удостоверений, расчётная книжка платы за квартиру и ещё какие-то ведомости. Женя везде расписалась, взяла книжку.

– Спасибо. Значит, мы прямо сейчас можем въехать?

– Конечно. Держите ключи.

Женя бережно, будто они стеклянные, приняла на ладонь связку из трёх пар ключей.

– Спасибо, большое спасибо. А… а скажите, на завод как лучше пройти? Ну, после оврага куда свернуть?

– А зачем через овраг?

Комендант стал объяснять дорогу на завод. Эркин слушал внимательно, сведя брови к переносице. Он ни о чём не спрашивал, говорила только Женя. Алиса стояла рядом, крепко держась обеими руками за его ладонь и строго глядя на коменданта.

Когда комендант, терпеливо ответив на все вопросы Жени, отдав ей газовый ключ и показав, как перекрывать и открывать газ и воду, забрал свои книги, ведомости и ушёл, Алиса подала голос:

– Мам, мне жарко. И я в уборную хочу.

– Сейчас-сейчас, – откликнулась Женя. – Сейчас всё сделаем.

Она стала раздевать Алису, а Эркин вышел в прихожую. Осторожно потрогал замки на входной двери. Два замка, верхний и нижний. В Джексонвилле были такие же, почти такие же. Он мягко повернул квадратный шпенёк, выдвигая засов. И на нижнем замке.

– Эркин, – позвала его Женя.

Он сразу обернулся к ней.

– Да, Женя, что?

– Эркин, надо поесть. И на завод ещё, и на вокзал.

– Я сейчас в магазин схожу, – сразу решил Эркин. – Куплю чего-нибудь.

– Да-да, – закивала Женя. – Купи молока, хлеба и чего-нибудь для бутербродов.

– Я мигом.

Эркин поправил шапку, застегнул куртку и вышел. И только захлопнув дверь, вспомнил о ключах. Вся связка у Жени. Ну, ничего, он постучит. По коридору он прошёл направо, спустился по лестнице и вышел уже у центральной башни. Так, теперь налево, вдоль другого крыла и… так это дорога на завод, а ещё левее, вон он, зелёный домик с вывеской. И тропинка к нему утоптана. Комендант говорил, что с часу до двух перерыв, а сейчас… Эркин посмотрел на часы и побежал.

В магазин он вбежал за пять минут до закрытия. Толстая женщина в меховой шапочке и белом халате поверх пальто недовольно нахмурилась.

– Приспичило тебе?! До двух подождать не можешь! – и сердито грохнула на прилавок водочную бутылку. – Три сорок семь с тебя. И выметайся. Обед у нас.

– Водка? – удивился Эркин. – Зачем? Мне не надо.

За спиной женщины открылась маленькая дверь и выглянула другая женщина, тоже в халате поверх пальто и вязаной шапочке.

– Чего там, Маня?

– Смотри, Нюр, водка ему не нужна. А коньяка мы не держим. Так чего тебе?

Эркин сдержанно улыбнулся ей.

– Молока.

– Ого! – Нюра тоже подошла к прилавку. – И всё?

– Нет, ещё хлеба. И, – Эркин обвёл взглядом прилавок и полки на стене, – и вот это, – он забыл, как это называется по-русски.

– Колбасы-то?

Они положили перед ним буханку хлеба, короткую толстую палку колбасы, бутылку с молоком.

– Ещё две, – попросил Эркин.

– Это ж, сколько вас, питухов таких? – засмеялась Маня, щёлкая костяшками счётов. – Два девяносто шесть с тебя.

Эркин полез за бумажником, достал и положил на прилавок трёхрублёвую бумажку, и ответил:

– Трое. Я, жена и дочь.

– Приехали только, что ли? – спросила Нюра.

– Да, – кивнул Эркин, забирая и засовывая в карман мелочь, собрал в охапку покупки, улыбнулся на прощание и вышел.

За его спиной щёлкнул замок. Магазин закрылся.

Эркин шёл, прижимая к груди покупки. Маня и Нюра. Что ж, ему и Жене в этот магазин часто ходить. Магазин хороший, всё есть. Те трое индейцев, видно, такую память по себе оставили, что по ним, сволочам, и о нём теперь судят. Ну, ладно, лишь бы Женю не трогали, а ему наплевать. Снег по-прежнему сыпал, но ветра не было. И белый дом наплывал на него, вздымая центральную башню. Вот и его подъезд… И только поднявшись на второй этаж, Эркин с ужасом понял, что не посмотрел на номер на двери. Он остановился, судорожно соображая, что делать. Крикнуть, позвать Женю? Нет, ещё напугает, и вообще. Что же делать? Так, а мимо этой ручки он проходил. Когда? Это когда комендант их вёл. Эркин повернулся и пошёл обратно, внимательно разглядывая двери. Так, и этот коврик он видел. А здесь… здесь комендант остановился и… и либо эта, либо следующая. Ну, если не туда, то извинюсь.

Эркин плотнее прижал к себе покупки и постучал носком сапога. И… и услышал за дверью голос Жени.

– Эркин, ты?

– Да-да, это я! – выдохнул он.

Щёлкнул замок, и перед ним открылась дверь. Женя, уже без пальто и платка, в своём тёмно-синем платье, улыбнулась ему.

– Ну, что же ты встал? Входи.

Из-за Жени вынырнула Алиса, тоже в одном платье, радостно взвизгнула:

– Э-эрик! Мама, Эрик пришёл!

Эркин перешагнул порог, спиной прихлопнул дверь, и Женя стала выбирать из его охапки покупки.

– Молоко, хлеб, а это что? Колбаса? Ой, ты молодец, Эркин, раздевайся и иди на кухню. Сейчас поедим.

Эркин огляделся. От прежних жильцов осталось несколько кривых гвоздей, небрежно вбитых в стену у двери. На них и висели пальто Жени и Алисы. Эркин расстегнул и снял куртку, повесил на свободный гвоздь, пристроил ушанку, зацепив её за узел, стягивающий уши, повёл плечами, с наслаждением ощущая тепло. Да, в квартире тепло, и это тепло уже… живое. Он бы и разулся, но пол уж очень грязный. Уборки здесь… ну, это совсем не страшно.

– Эркин, – позвала его Женя из кухни.

– Иду.

И, войдя в кухню, удивлённо заморгал: что с плитой?

– Представляешь, Эркин, она с крышкой. Я её смотрю, а крышка как бухнет, я даже испугалась вначале. А так, как удобно, – рассказывала Женя, разворачивая колбасу. – Эркин, дай нож, я нарежу, и мой руки. Только осторожно, я горячую воду пустила, чтоб молоко согреть. Представляешь, в ванной пробка, она и сюда подходит, или лучше в ванной вымой. Алиса, не хватай, сейчас молоко согреется. Жалко, все вещи на вокзале, пить прямо из горлышка придётся.

Женя говорила быстро и весело. И под этот говор Эркин сходил в ванную, вымыл под краном в раковине руки, старательно не посмотрев на душ – тело так и чесалось, но это он вечером, перед сном. И, вытирая руки носовым платком, вернулся на кухню. На белой блестящей крышке уже стояли согревшиеся бутылки с молоком, а на обёртке от колбасы лежали бутерброды.

Только откусив хлеб с колбасой, Эркин почувствовал, как проголодался. Розовая колбаса с белыми пятнышками жира, ноздреватый тёмно-коричневый хлеб с чёрной корочкой, прохладное молоко… Он ел молча, наслаждаясь каждым куском и глотком. Молока он давно, очень давно не пил. В лагере молоко давали только детям.

Алисе пить из горлышка очень понравилось, хотя она и сразу облилась.

– Ну, ладно, – не стала сердиться Женя. – Вечером всё принесём, переодену и отстираю. Только не размазывай. Эркин, сейчас на завод пойдём.

– Да, – Эркин посмотрел на часы. – Оттуда на вокзал за вещами и в Комитет. Помнишь, говорили?

– Да, конечно. Алиса, ешь аккуратно, не заглатывай.

– Женя, – Эркин встревоженно посмотрел на окно. – Снег идёт.

– Да, – сразу поняла его Женя. – Конечно, Алиса останется дома.

– Что?! – возмутилась Алиса. – Я с вами! Мы вместе!

– Нет, – твёрдо сказала Женя. – Там холодно и снег.

– Ну и что?

– А-ли-са!

Когда мама говорила таким тоном, спорить уже было бесполезно. Алиса вздохнула и покорилась. Женя сделала ещё два бутерброда и стала мыть бутылки.

– Алиса, захочешь есть, возьмёшь себе сама. Дотянешься или… нет, молоко я поставлю вниз, здесь ещё полбутылки. А эти на окно. Вот так.

Эркин с удовольствием смотрел на прежнюю хлопотливую Женю, делающую сразу несколько дел. Всё как раньше. Но и Алиса вспомнила. Она уже не спорила, а только молча смотрела на них, очень серьёзно и внимательно.

– Ну вот, – Женя, уже одетая, нагнулась и обняла Алису. – Будь умной девочкой. Плиту и краны не трогай. И замки́. Будут стучать, никому не открывай. Всё поняла? Ну, умница, – она чмокнула Алису в щёку и выпрямилась. – Эркин, ключи у меня, запрём снаружи.

– Вы на работу, да? – дрогнувшим голосом спросила Алиса.

– Да, маленькая.

Эркин уже открыл дверь, пропустил Женю вперёд и вышел следом, улыбнувшись Алисе на прощание. И запирая снаружи дверь, они не услышали тихого убеждённого Алисы:

– Вас же там опять убивать будут.

Но за дверью уже тихо. Она осталась одна. Совсем одна. Даже Спотти с ней нет. И Линды. И мисс Рози. И даже Дрыгалки. А Тедди ещё тогда разрезали. И не стали брать с собой, так там и бросили. Алиса вздохнула и вернулась в кухню. Окно большое, и за окном как маленький дворик. А подоконник неудобный, не залезть. А в других комнатах? Алиса снова вздохнула и отправилась в путешествие по квартире.

Снег продолжал идти, но по-прежнему слабый и мелкий. Женя взяла Эркина под руку, и он уже уверенно повёл её вдоль дома и мимо магазинчика.

– Вот туда я ходил. Там Маня и Нюра.

– Ага, – кивнула Женя. – Ты не заметил, посуда там есть?

– Н-нет, – неуверенно ответил Эркин. – Вроде, нет.

– Тогда в городе купим. Чайник, кастрюлю и сковородку, – перечисляла Женя. – И ещё веник, ведро, совок, чтобы уже сегодня подмести. Ведь спать на полу придётся.

Эркин кивнул.

– Да, конечно. Мы ведь с завода на вокзал пойдём, увидим магазин и купим, – он говорил бодро, хотя на языке вертелось: «Если возьмут на завод».

Дорога разметена, идти удобно, но Эркин с тревогой поглядывал на черевички Жени.

– Тебе не холодно?

– Нет, что ты.

Здесь им не пришлось идти через лес или парк, как на Цветочной. Дома начались быстро, настоящая улица, дома в два-три этажа, на первых этажах магазины или ещё что. Эркин не понимал этих вывесок, да особо и не приглядывался. Идти легко, ощущение мороза на лице даже приятно. Дом у них уже есть. Тёплый, просторный, как Женя хотела. Женя счастливо оглядывалась по сторонам. Эркин шагал широко, и, разумеется, идти с ним ногу она не могла, но он так ловко ведёт её, что ей удобно и легко. Как хорошо! И город… милый, и… и это уже завод, да?

– Эркин, смотри, уже забор.

– Да, теперь налево и вдоль забора, – ответил Эркин.

Они несколько раз по дороге уточняли маршрут у прохожих и шли уверенно. Но вот и выдвинувшаяся на тротуар коробка проходной, широкие ступени, дверь. Женя открыла её, и они вошли.

Пожилой вахтёр с красной повязкой на рукаве сразу у дверей за невысокой стойкой.

– В отдел кадров? Налево, третья дверь.

– Спасибо, – улыбнулась Женя.

Эркин молча кивнул. Женя пошла вперёд, и ему сразу стало некуда девать руки. Он сдёрнул с головы шапку, попробовал по привычке сунуть её в карман куртки, но ушанка туда не влезла, и он неловко зажал её под мышкой.

Отдел кадров оказался небольшой комнатой, похожей на Комитет или лагерную канцелярию. Только всего три стола. За одним маленький щуплый мужчина в очках, за другим девушка в вязаной кофте и тоже в очках, а третий стол у двери, пустой.

– Здравствуйте, – храбро улыбнулась Женя. – Мы из Комитета. По заявке.

– Здравствуйте, – ответил мужчина каким-то натужным скрипучим голосом. – Давайте заявку.

Женя поглядела на Эркина. Он молча достал пакет с их «дорожными» документами и протянул его мужчине. Тот недоумевающе посмотрел на пакет.

– Ты что, неграмотный? – Эркин кивнул. – Так, понятно.

Мужчина быстро просмотрел содержимое пакета, вынул заявку и открыл большую книгу, похожую на ту, что Эркин видел у коменданта, отметил там что-то, достал из ящика и протянул Жене две желтовато-серые картонки.

– Заполняйте пока. Вон там, чернилами.

– Спасибо.

Женя взяла картонки и улыбнулась Эркину. Вдвоём они отошли к пустому столу у двери и сели. Эркин расстегнул куртку, Женя расстегнула пальто, сбросила на плечи платок и достала из сумочки пакет с остальными документами. Придвинула поближе к себе чернильницу с двумя ручками, придирчиво оглядела ручки, выбрала одну и стала писать.

Сидя рядом, Эркин молча следил, как Женя пишет. Как этот сказал ему, что он неграмотный, даже не с насмешкой, с презрением, будто… не знает, что рабу этого не позволялось ни под каким видом, а если и не знает, то, что из того? Да, неграмотный, так он работу грузчика просит, а грузчику грамота ни к чему. Ладно. Пусть только возьмут. А там… Вот они обустроятся чуть-чуть, и Женя его научит. Читать. И писать. Женя в колледже училась, так что…

– Ну вот, – Женя отложила ручку, быстро просмотрела написанное, убрала документы в сумочку и встала.

Встал и Эркин. Вернулись к столу очкастого, и Женя отдала ему карточки. Тот тоже просмотрел их, кивнул, положил перед собой и взялся за телефон.

– Алло, Лыткарин? К тебе направляю. Мороз Евгения Дмитриевна. Да, машинистка, может чертёжницей. Нет, там кончала. Да, от Комитета. Хорошо. Конечно, – положил трубку, сделал пометку на карточке и поднял глаза на Женю. – Выйдете в понедельник, в полдевятого, в машбюро. Заводоуправление, второй этаж. Спросите Лыткарина, Лазаря Тимофеевича, он вам всё покажет.

Женя счастливо кивнула. Очкастый отодвинул её карточку и снова стал звонить.

– Алло, Семён? Да, я. Медведев у тебя? Разыщи его. Так, жду. Ну да. А ты как думал? Медведев? Кончил уже? Вот поэтому и зайди. Так, ладно. А это уже без разницы. Порядок общий. Ладно, – положил трубку и посмотрел уже на Эркина. – Придётся подождать. Сейчас зайдите оба в соседний кабинет, там у нас моментальная фотография. В двух экземплярах сделайте. И сюда.

Эркин молча кивнул. Рука Жени легла на его запястье и мягко потянула за собой. Они вышли в коридор, и Эркин вытер рукавом куртки ставший мокрым лоб.

– Ничего, Эркин, – тихо сказала Женя. – Всё будет хорошо.

– Да, – не сказал, а как-то выдохнул он. – Женя, если нужны фотографии, значит, нас берут, да?

– Ну, конечно, милый. Пошли.

Моментальная фотография оказалась маленькой тесной будочкой. Ещё в кабинете были стулья у стены и зеркало над ними. Женя, внимательно изучив висящий на стенке будочки рядом с дверцей текст, сказала:

– Всё ясно, – и решительно сбросила на стул пальто и платок.

Глядя на неё, снял куртку и Эркин.

– Значит, так, – Женя, глядя в зеркало, поправляла волосы. – Заходишь, закрываешь за собой дверь, садишься и ждёшь. А она всё сама делает. Не ёрзаешь и вообще, – она прыснула, – не шевелишься. Потом там зажжётся свет, и получишь фотографию. Встанешь, снова сядешь и всё по новой. Понял? – Эркин не слишком уверенно кивнул. – Давай, я тебе волосы приглажу, вот так. И не сиди хмурым, улыбайся. Давай, Эркин, я пока волосы переколю. Удачи!

Эркин кивнул, заставил себя улыбнуться и вошёл в будочку, за спиной щёлкнул замок.

В первый момент ему неприятно вспомнился шкаф-карцер в питомнике, но… но нет, это совсем другое. Он сел на маленькое откидное сиденье, под ним что-то щёлкнуло, вспыхнул свет, ещё щелчок, лампы погасли, осталась только одна, над дверцей, что и в начале. Жужжание и прямо перед ним выдвинулся маленький ящичек. Эркин достал из него квадратик фотографии, встал снова сел. И всё повторилось.

Когда он вышел, бережно неся на ладони две свои фотографии, Женя уже переколола узел и даже губы подкрасила.

– Ты очень хорошо получился, – одобрила она снимки. – А теперь я.

Положила на стул сумочку и шагнула в будку. Эркин сел на соседний стул, перевёл дыхание. Пока… пока что ему не сказали: «Нет», – но… но это пока. Женю берут, это точно, а его… но если б не брали, то не послали бы за фотографиями, так что… Из будочки вышла Женя, отдала ему свои фотографии и стала одеваться.

– Ну, как я вышла?

– Очень хорошо, – ответил Эркин и встал.

Женя взяла у него снимки, он оделся, и они вернулись в отдел кадров. У них взяли фотографии, и девушка в очках наклеила их на карточки и пропуска.

– Держите. Это пропуска, а это, – очкастый протянул им по жестяному кружку с выдавленными цифрами и пробитыми отверстиями.

– Табельные номера? – обрадованно спросила Женя.

– Да, – улыбнулся очкастый. – Ваша проходная номер три. А…

Дверь распахнулась, и в кабинет вошёл высокий мужчина в белом овчинном полушубке и мохнатой рыжей ушанке.

– Ну, и зачем звал, Антоныч?

– Здравствуй, Медведев, ты говорил, что зашиваешься без людей. Вот тебе в бригаду.

Голубые глаза с холодной насмешкой прошлись по Эркину.

– Ага. И надолго?

– Хочу навсегда, – как и коменданту, ответил Эркин.

– Так, посмотрим. Работал уже грузчиком?

– Да.

– И где?

– На станции.

– А чего ушёл?

– Так получилось, – глухо ответил Эркин.

Судя по недоверчивому тону и вопросам, здесь об индейцах тоже… по той тройке судили. Хреново.

– Ну, ладно, – кивнул Медведев. – Людей всё равно не хватает. Когда приехал, сегодня?

– Да, – кивнул Эркин.

– Ладно. День на устройство. Выйдешь в четверг. Смена с семи. Первый рабочий двор, запомнил? – и уже не глядя на Эркина. – Ладно, Антоныч. Посмотрим, что ты к моему берегу прибил. Бывай.

Когда за ним закрылась дверь, Антоныч, будто ничего и не было, продолжил:

– Твоя проходная номер два. Придёшь без четверти семь.

Эркин кивал, внимательно слушая. Антоныч объяснил им, где находятся проходные, они спрятали пропуска и табельные номера, попрощались и вышли.

На улице Женя посмотрела на Эркина и улыбнулась.

– Ну вот. И работа есть. Теперь всё будет хорошо.

Эркин ответно улыбнулся.

– Да, теперь всё будет хорошо. Теперь в Комитет? Да, Женя?

– Да, – Женя огляделась по сторонам и удивлённо засмеялась. – Смотри, уже вечер. Это мы столько здесь были?

Действительно, воздух вокруг наливался синевой, даже снег казался голубоватым. Эркин посмотрел на часы.

– Женя, ещё четырёх нет.

– Всё равно, – Женя потянула его за рукав. – Идём скорей. Сейчас спросим, где вокзал.

– Ага, – кивнул Эркин. – Подожди, Женя, сейчас я соображу. Ага, пошли.

Народу вокруг заметно прибавилось, светились витрины и окна, и уже медленно загорались уличные фонари. Они шли рядом, Эркин вёл Женю под руку и… и никто ничего, ни одного злого или пренебрежительного «белого» взгляда. Да… да ради одного этого он на всё согласен. Ну, ничего, он докажет, что может и умеет работать. Сила есть, а смолчать и стерпеть он сможет, двадцать пять лет этому учился, смог выжить там, значит, и здесь сможет. Бригадир – это как главный в ватаге, ему тоже абы кто в ватаге не нужен. И Арч, и Одноухий свои ватаги сбивали крепко, этот… Медведев не дурнее же их. И снег совсем не мешает, и не так уж холодно, как кажется.

– Ой, – удивилась Женя, – смотри, Эркин, уже вокзал. А вон и Комитет. Сначала туда, ладно?