Рано или поздно легкомыслие должно было привести в тупик. И их беспечное отношение друг к другу, к браку, к жизни потерпело бы крушение… Вот так и случилось – Ольгины новости его встряхнули.

Что если все же попробовать? Да, ему придется себя в очередной раз для этого уничтожить! Ведь свои нужды необходимо будет снова в себе подавить. К тому же это выглядит как очередной Ольгин каприз. И он всегда ее капризам потакал, стараясь сделать все, что пожелает, лишь бы она не прикасалась к его мнимой свободе.

Если бы не исчезновение Олега, все можно было бы решить совершенно иначе. Даже юридически. Но ситуация повернулась вновь против Кости, так надеющегося на благоразумие других людей. Все равно расхлебывать придется ему…

Решительно взяв со стола мобильный, Костя набрал Ольгиного врача.

– Эдуард Максимович, по серьезному вопросу намерен обратиться.

– Слушаю вас, Константин.

– Думаю, вы в курсе ситуации с Ольгой относительно ее «интересного» положения, поскольку знаю точно: в некоторых вещах вы более сведущи, чем кто-либо другой… – по молчанию собеседника он понял, что прав. – Меня интересует ее психическое состояние… то есть, проще говоря, насколько Оля представляет себе последствия того, что мне придется воспитывать ее ребенка? Понимаете, о чем я? Ведь обстановка в любой момент может кардинально измениться, а я возьму на себя ответственность! Насколько есть необходимость создавать полноценную семью, когда чувств у нее ко мне нет, как и у меня к ней? И не обернется ли это против нее самой?

– Константин, к сожалению, я не имею права посвящать вас во все нюансы, поведанные мне ею, но могу сделать акцент на одном моменте: для нее сейчас невероятно важна именно ваша поддержка, поскольку сейчас гарантией хоть какой-то защиты для нее вы и являетесь. От этого зависит и ее уже порядком расшатанное психическое здоровье и даже ее жизнь. Она нуждается в этом ребенке, Константин, как в шансе выздороветь и избавиться от тех приступов, которые ее тревожат. Нервные срывы стали привычными, но случай с потерей памяти – это уже серьезное нарушение деятельности мозга. Если сейчас после ухода Олега она потеряет и вас, то, сами понимаете, чем это может закончиться. Рискну предположить, что от вас зависит сейчас жизнь человека. Если не двух людей.

Нечто подобное Костя и ожидал услышать. Куда уж может быть лучше, с его удачей-то?

– А вам не кажется, что беременность и материнство могут ухудшить ее состояние? – прямо спросил он.

– Не исключено. Тут палка о двух концах. И что-то прогнозировать однозначно невозможно. Потому что психика – вещь весьма непредсказуемая.

В таких случаях говорят обычно «выбора нет». Но Костя так не считал. Выбор был, и он знал, что сейчас ему просто предстоит определиться – искалечить жизнь себе или кому-то другому.

Вечерние сумерки нахрапом надвигались на их коттедж, утопающем в теплом уличном освещении. Поднявшиеся ворота во двор явили ему Ольгу, ожидавшую его на крыльце и съежившуюся от холода под шерстяным пледом. Сейчас в ней чувствовалось столько бережности!

Подойдя к жене, он посмотрел в обеспокоенные глаза, так настырно вытягивающие из его души немедленный ответ на свою просьбу. Он понимал всю важность происходящего для нее. И осознавал, что не решится разрушить ее надежду, оставив на своей совести неизвестно какие последствия.

Безмолвно он притянул ее к себе, заботливо коснувшись щекой её виска.

– Спасибо, Кость, – всплакнула Оля, отдаваясь в его объятия.

Она просто очень хотела, чтобы кто-то что-то сделал для нее, мечтала чувствовать себя хоть чуточку нужной. И Костя это понимал. Возможно, необходимо жертвовать собой в моменты, когда кто-то нуждается в жизни больше, чем ты.

Но создать полноценную семью после нескольких лет брака оказалось непосильным заданием. Многие недомолвки оставались на прежнем уровне, теперь их лишь задвигали разговоры о малыше и планах. Этих обсуждений стало настолько много, что Костя порой не знал, чему прежде всего уделять время даже в течение рабочего дня. Но его радовало, что Ольгу эти хлопоты осчастливили.

Не придавая значения поверьям о преждевременном приготовлении к рождению малыша, она потребовала и ремонт в детской комнате, и немедленную покупку всего необходимого.

Нередко Костя заставал Ольгу перебирающей крохотные пинетки или ползуночки и все время спрашивал: «А если мальчик будет?», – ведь в одежде пестрили девчачьи цвета. «Тогда еще раз скупимся», – хохотала она, бросая на него счастливый взгляд.

И он втянулся в эти хлопоты настолько сильно, что почувствовал себя их частью. Наверное, все это время Косте просто невероятно хотелось ощутить необходимое сердцу семейное тепло. И это ему удавалось, ибо энергия, исходившая от Олиного животика, затмевала собой все одолевавшие его сомнения.

И Константин позволял всем приятным заботам овладеть собой, от чего получал немыслимое удовольствие. Да, вероятно, он просто устал от легкой и беспечной жизни. Наверное, он уже давно готов к созданию такой полноценной семьи, просто некогда было над этим задумываться.

И пусть Костя не мог знать, что чувствуют будущие отцы, ожидающие рождения своих кровных детей, но он радостно признавал в себе волнение при мысли о будущем малыше.

Хотя некоторые странности ему тяжело было принять. К примеру, стало непонятным чтение Ольгой детских книг вслух, и он даже проконсультировался с её врачом по поводу адекватности этого действа. Оказывается, это нормально. Ну да, известно, дети до определенного момента воспринимают жизнь инстинктами, но тем не менее…

Чтобы ознакомиться с нюансами внутриутробного развития, Костя перелопатил соответствующую литературу – от психологической до духовной. И пришел к поразительному выводу, что от эмоций ребенка в утробе зависит его жизнь до самой старости. А ведь правда, душа возраста не имеет, но чувства испытывает уже с момента своего появления в теле, а значит, все запоминает с этого периода. И он, как человек верующий, не исключал возможности данного факта.

Все это заставило его за считанные недели изменить напрочь свое отношение – пусть этот малыш плотью и кровью не его, но он может стать сродни его душе. Потому Костя прикипал к нему, как к своему. Представлял его себе. Просматривал ролики по уходу за детьми. Строил планы. Разумеется, планы, в которых видел мальчишку. И главное – это был счастливый мальчишка…

– Костя-а-а-а! – надрывистый крик в трубку заставил его подскочить и наскоро сбросить в папку все необходимые документы и ноутбук, ибо становилось понятно, что дорабатывать ему придется дома.

– Оленька! Я еду! – крикнул он, но та будто его не слышала.

В трубке стоял рёв, настолько громкий, что его сердце обрывалось – как тяжело в такие минуты находиться на расстоянии. Пусть даже в несколько десятков километров.

– Оль! – прикрикнул он, и она стихла. – Я выезжаю! Слышишь? Я лечу! Постарайся себя успокоить. Сейчас позвоню Эдуарду…

– Нет! Что мне его россказни? – рыдала та.

– Хорошо, милая, – он садился в автомобиль. – Я в пути. В пути. Сделай вдох. Глубокий вдох. И успокойся, пожалуйста. От тебя зависит состояние ребенка. Ты ведь помнишь?

Сам себе поражаясь, как он этому сумел научиться, Костя продолжал успокаивать ее умиротворенным голосом, от которого в какой-то момент уснуть захотелось даже водителю его авто. Когда от твоих действий зависит целиком и полностью жизнь маленькой крохи, то научишься даже тому, на что считал себя неспособным.

Продолжая ее успокаивать по телефонной связи, он уже бежал по лестнице на второй этаж, пытаясь найти следы Ольгиного местонахождения. Дверь в его кабинет оказалась открытой.

Зачем-то зашторенные окна создали непривычный мрачный тон, драматизируя общую картину: Ольга лежала на полу посреди разбросанных бумаг, открыток и фотографий, согнувшись и всматриваясь в монитор. Костя не сразу понял, что привело ее к очередному припадку.

– Он написал, чтобы я отстала от него! – всхлипывала она, показывая на экран. – Слышишь, Кость? Я ему пишу о нашем ребенке, о беременности… о том, как малыш ножками бьется… А он… Костя… Ему все равно!

Принимая ее в свои объятия, он с досадой посмотрел на открытую страницу в соцсетях. Значит, старался только он?.. Сама же Ольга все это время думала о том, что на его месте должен быть другой. Усмирив в себе негодование, могущее лишь осложнить ситуацию, Костя попытался ее успокоить.

Когда она немного стихла, он подошел к шкафу, ключом открыл его и достал успокоительное, которое ей прописывали принимать только в крайних случаях.

Ничего комментировать, спрашивать, уточнять ему не хотелось, потому как создавшаяся атмосфера сама по себе все объясняла. И Косте внезапно стало понятно: в сознании Оли он никогда не будет отцом этому ребенку, потому что она не собирается жить иначе. Хотелось даже думать, что она его использует.

Но тут скрывалось нечто другое – его использовала стремительно развивающаяся болезнь Оли, основанная на частых депрессиях по причине искалеченных детства и юности под давлением отца-тирана.

Разумеется, в этом месте Косте захотелось вернуть все обратно, именно туда, где он дал свое согласие на кардинальные перемены в жизни. Но насколько это целесообразно? Глядя в ее блуждающие глаза, он понял, что в данный момент – эта женщина будто его крест, который по какой-то причине ему пока придется нести, ибо других путей просто не существует.

После визита врача Костя дал супруге отдохнуть, продолжая работать в домашнем режиме, поскольку решение основных вопросов никто не отменял, а доверенное лицо за год руководства в компании ему выбрать еще не удалось. Все потому, что доверял он только себе.

Когда Оля немного отошла, он все же спросил у нее:

– Милая, скажи, а какие у тебя ко мне чувства?

Это звучала требовательность – «я даю, и я хочу получать!»

Ее молчание прервалось слабым:

– Я стараюсь, Кость.

– Зачем тогда ищешь Олега?

– Я разозлилась, когда Элька прислала мне фотку, где ты с Надей из вашей бухгалтерии. Ты ведь был вчера с ней, а не на ужине у Максима, как говорил мне.

Константину не хотелось признавать, но приходилось. Не получалось у него пока быть добросовестным мужем. Да, требовалась разрядка, отдых от постоянного напряжения, в котором он находился. И ведь кому объяснишь, что у самого крыша едет наряду со всеми событиями, психической неуравновешенностью супруги и напрягом на работе. Но да, нужно стараться менять жизнь полностью. Это помогло переключиться с ее вины на свою.

– Я покончу с интрижками, – однозначно пообещал он. – А теперь давай начистоту… Ты ведь искала Олега все это время?

– Да, – виновато отвела взгляд Оля. – Кость, меня не покидала надежда, что он все же вернется. Он ведь родной отец…

– Оленька, – всеми силами удерживая в себе негодование, он посмотрел на нее с мягкой строгостью, – ты понимаешь, что я готов на жертвы во имя малыша? Я меняю свою жизнь полюсами, и мне это дается нелегко. Но мне нужна уверенность, что попытки создать настоящую семью не напрасны.

– Я все понимаю, Костенька. Вряд ли кто-то другой поддержал бы меня, – она смотрела на него сквозь пелену слез. – Я постараюсь забыть, но не требуй этого от меня слишком скоро. Это ведь не простуда, от которой есть панацея. Тебе тяжело понять сущность любви, ведь ты разве что легкомысленно влюблялся. А тут целая трагедия в сердце. Ты не представляешь!

– Прости, Оль, мне и правда тяжело понять тебя. Но я тоже очень стараюсь. Просто не игнорируй мои попытки, Богом молю. Если я потеряю надежду, то не в силах буду потом себя заставить.

Не стал он уже затрагивать тему ее подруги: Эльвира Коробейко, работавшая несколько лет в их компании, старательно выводила его из себя. Скользкая особа, окрутившая его дядю и сумевшая уже несколько лет восседать на троне почетной и несменной любовницы. Костя чувствовал себя крайне неловко, когда Оля приглашала ее на день рождения, и присутствовавшая при этом Валентина Ордынцева, супруга дяди Вани, вынуждена была выдерживать такт, дабы не сцепиться с той в перепалке. Ведь обо всех похождениях мужа она прекрасно знала. Но все же Константин поставил перед собой цель мягко препятствовать этой непонятной дружбе двух совершенно разных женщин – Оли и Эли, чтобы постепенно свести их общение на нет.