Первые нормы гражданского права возникли в период разложения первобытнообщинного строя, когда появилась потребность в регулировании новых общественных отношений, развивающихся в связи с вытеснением коллективной собственности индивидуальной.
Как отмечает Е.А. Суханов, собственность как «определенное экономическое (фактическое) отношение» начинает складываться тогда, когда возникает необходимость общественного признания и закрепления присвоения человеком материальных благ, отвоеванных им у природы. Появление отношений собственности стало следствием «формирования рыночного хозяйства, основанного на товарно-денежном обмене»[29].
При этом коллективная собственность общины, обрабатывавшей землю и защищавшей полученные блага совместными усилиями всех ее членов, была исторически первой формой собственности на землю[30]. Как считают ученые, совершенствование орудий труда, в том числе переход к плужному земледелию, обеспечило утрату потребности в коллективной обработке земли и замену ее индивидуализацией труда, что в свою очередь изменило организацию производства. Коллективная форма хозяйствования постепенно вытеснялась индивидуальным хозяйствованием больших семей[31]. Совершенствование орудий труда, а позднее и возникновение частной собственности на землю позволили отдельной семье обеспечить свою выживаемость относительно независимо от общины, членом которой она являлась[32]. Не случайно поэтому собственность в цивилистике довольно часто рассматривается как причина проявления и развития человеческой индивидуальности. «Собственность не только обогащает, – писал дореволюционный ученый А.А. Борзенко, – но она создает независимого человека»[33].
Два взаимосвязанных факта человеческой истории: появление частной собственности и как следствие ослабление зависимости человека от общины оказали существенное влияние на эволюцию поведения человека и наряду с иными последствиями обусловили его выживаемость вне общины, а, следовательно, и саму возможность его антисоциальной деятельности.
Действительно, до тех пор, пока люди не могли выжить без помощи и поддержки себе подобных, совершение антиобщественных поступков было невозможно, поскольку действия против общества одновременно являлись действиями против себя самого. Как показывают научные исследования, жизнь первобытного человека была трудна: ему постоянно грозила смерть от голода, холода или нападения хищников, с которыми он не мог соперничать ни по скорости бега, ни по физической силе. Ученые делают вывод о том, что ископаемые люди смогли выжить и победить только потому, что с самого начала они выступали как коллектив[34]. При этом, по замечанию одного из основателей российской этнографии историка и археолога Н.Н. Харузина, именно роль общины в обеспечении выживаемости отдельного человека объясняет естественность ограничения свободы такого лица в интересах группы[35].
Надо сказать, что поведение члена первобытной общины не было спонтанным или неосознанным, но подчинялось определенным правилам, природа которых до настоящего времени в науке имеет дискуссионный характер. Например, дореволюционные русские этнографы полагали, что такие правила составляли обычное право. В советское время считали неприемлемым использовать термин «право» в отношении правил поведения, принятых в доклассовом обществе, поэтому такие правила рассматривались как нормы морали. Позже распространение получило мнение, согласно которому нормы поведения первобытного человека не являлись чисто моральными, но обладали чертами, свойственными как морали, так и праву. Для их обозначения А.И. Першиц ввел в науку термин «мононорма»[36].
Главной особенностью мононорм было то, что их соблюдение контролировалось общиной и обеспечивалось силой общественного мнения. При этом нарушение наиболее строгих правил поведения – табу влекло за собой применение жестких карательных мер к нарушителям[37]. Но в целом организация первобытной общины была такова, что общественного мнения было достаточно, чтобы сдерживать поведение ее членов, не допускать социально вредных отклонений. Данный вывод подтверждается и современными этнографическими исследованиями. Изучив австралийские первобытные общества, О.Ю. Артемова делает вывод о том, что в них существуют тесные связи между людьми, сильная взаимная зависимость. Аборигены всегда на виду друг у друга, все их поступки под пристальным вниманием других членов общины. Каждое действие быстро становится общеизвестным и широко обсуждается. Осуждение неправильных поступков высказывается открыто. Чувствительность к мнению других людей побуждает аборигена постоянно оценивать свое поведение с точки зрения их реакции на него. Как отмечает автор, боязнь общественного осуждения способствует тому, что поведение аборигенов, как правило, соответствует существующим в обществе требованиям[38].
Здесь уместно отметить, что сила общественного мнения еще длительное время после разложения первобытнообщинного строя являлась сдерживающим поведение человека фактором. Не случайно поэтому, что, например, в Древней Руси любой антиобщественный проступок выносился на суд всех и каждого при обсуждении его на вече, которое выступало как форма коллективного решения, в том числе и подобных проблем[39].
Таким образом, сильная взаимная зависимость первобытных людей, обусловленная борьбой за выживание, практически исключала их поведение, противоречащее интересам общины, а возможные единичные случаи подобного поведения не превращались в систему. Такая зависимость была настолько глубока, что силы общественного мнения было достаточно, чтобы обеспечить соблюдение членом общины интересов коллектива.
Как отмечается в научной литературе, первобытный человек подчинялся правилам, которые являются по своей сути природосообразными, обусловленными борьбой за существование. Индивид же становится личностью через социальный механизм, включающий в себя взаимодействие между интересами, потребностями и целями. Как только появляется частная собственность, личность осознает свой собственный интерес и начинает отграничивать его от интереса общности. Такой социальный интерес, который приобрел форму личного интереса, изменяет мотивационную структуру поведения человека, который обнаруживает стремление к обособлению от общности, выступлению против безусловного подчинения ей, поскольку это уже не соответствует интересам его личности[40]. В первобытном обществе начинается борьба двух тенденций: стремление к коллективизму и стремление «к индивидуальному присвоению продуктов труда, земли, скота»[41]. Так зарождается процесс атомизации личности.
В социологии под атомизацией понимается обособление людей друг от друга в результате распадения социальных и личностных отношений между ними. Сегодня социальная атомизация чаще всего происходит в периоды кризисов и катастроф, когда человек разочаровывается в общественной организации, и сопровождается резким увеличением числа антиобщественных поступков[42]. Однако в древности атомизация имела вполне естественные причины: переход от матриархата к патриархату, разделение труда и смена коллективного хозяйствования индивидуальным. Все это усилило обособление человека от общества, сделало возможным конфликт между ними, если, удовлетворяя свои потребности, индивид нарушал общие интересы. Конечно, процесс атомизации был достаточно длительным по времени и сложным по сути, но именно он стал одним из факторов, способствовавших росту числа антисоциальных действий в обществе.
В основе данного процесса лежало развитие частной собственности, которое давало человеку «возможность независимо от чьей бы то ни было воли, исключительно по своему усмотрению использовать материальные блага (имущество) для собственных нужд»[43]. Собственность, по сути, гарантирует бóльшую свободу человека в выборе вариантов поведения, необходимого для удовлетворения его индивидуального интереса. И не всегда такой выбор отвечает общим интересам.
Развитие средств индивидуального труда, производительной силы позволяло создавать избыточный в сравнении с потребностями поддержания жизни продукт, обеспечило прогресс первобытной общины. Возникло и получило развитие общественное разделение труда, сопровождавшееся имущественным неравенством[44]. На всем протяжении эволюции человечества имущественное неравенство и, как его результат – социальное расслоение общества, являлись теми негативными факторами, которые способствовали увеличению числа антисоциальных действий и как следствие угрожали безопасности государства[45]. Например, в Древнем Риме распространение латифундий, увеличивающее разрыв между богатыми и бедными, привело к началу народных смут[46]. Опасность этого явления осознавали и правители государств, которые с древнейших времен прилагали существенные усилия для устранения социальных конфликтов, порожденных имущественным неравенством[47]. В древнеримском государстве, например, законодательно уменьшались или даже прекращались все долги, контролировалось перераспределение публичных земель. Законом Лициния предписывалось использовать определенное количество свободных людей для обработки земель, чтобы обеспечить их занятость и тем самым исключить их антиобщественную деятельность[48]. В политических утопиях периода Афинской республики для решения проблемы предлагалось разделить собственность или приносимые ею доходы между людьми. Правда, предпринятая в 423 г. в Леонтинах попытка распределить землю между всеми гражданами оказалась неудачной[49].
В целом отмеченные выше социально-экономические факторы, сопровождавшие разложение первобытнообщинного строя, существенно повлияли на природу тех новых общественных отношений (а это были отношения собственности), которые начали складываться в данный период и составили в дальнейшем предмет регулирования гражданского права[50]. При этом с началом разложения первобытнообщинного строя эффективность присущих ему сдерживающих поведение человека механизмов снижается, а обеспеченное указанными факторами расширение свободы человека в выборе варианта поведения для удовлетворения собственного интереса и ослабление его зависимости от общины привело к тому, что изначально в данных общественных отношениях был заложен риск возможного антисоциального поведения их участников. Это, полагаем, составило специфику таких отношений, которая тесно связана с такими признаками общественных отношений, регулируемых гражданским правом, как имущественная самостоятельность и автономия воли их участников, более того, она во многом обусловлена ими при всем их, безусловно, положительном значении.
Здесь нельзя не обратить внимание на то, что структура предмета гражданского права не остается неизменной на разных этапах развития государства и права и во многом зависит от состояния политического, общественного, экономического и социального строя. Данный вывод иллюстрируется общеизвестными примерами изменения подхода законодателя к определению предмета гражданско-правового регулирования. Личные неимущественные отношения были включены в предмет гражданского права Основами гражданского законодательства Союза ССР и союзных республик 1961 г.[51], Гражданским кодексом РСФСР 1964 г. (ст. 1)[52]. Это стало результатом дискуссии о роли гражданского права, которая имела место в середине 50-х гг. XX в. и позволила теоретически обосновать расширение предмета гражданского права связью личных неимущественных отношений с имущественными[53]. Развитие современного гражданского оборота и усиление в нем роли новых субъектов права – корпораций стало объективной причиной необходимого включения в предмет гражданского права корпоративных отношений (п. 1 ст. 2 ГК РФ). Таким образом, состав имущественных и личных неимущественных отношений[54], регулируемых гражданским правом, не остается постоянной величиной.
Однако полагаем, что исходные признаки, позволяющие включить те или иные общественные отношения в предмет гражданского права, являются неизменными, поскольку обусловлены назначением гражданского права и не могут не соответствовать ему. Данная отрасль права в силу имеющегося у нее инструментария способна регулировать строго определенную группу общественных отношений, обладающую особенностями субъектного состава, объекта и содержания. Поэтому независимо от существующей в данный конкретный временной период структуры предмета гражданско-правового регулирования развитие составляющих его общественных отношений всегда сопровождается риском того, что их участники будут нарушать публичные интересы, если это покажется им необходимым для удовлетворения собственного интереса. Такая обусловленность антисоциального поведения участников гражданско-правовых отношений заложенной в природе данных отношений спецификой во многом объясняет неудачи, которые терпит законодатель, закрепляющий с целью охраны публичных интересов новые запреты и ограничения. Такие меры оказываются способными лишь смягчить негативные последствия антисоциальных действий, но не разрешить проблему полностью[55].
Надо сказать, что с момента своего становления гражданское право, изначально враждебное, по замечанию С.А. Муромцева, родовому быту с присущим ему общинным началом[56], возникшее, как считал Р. Зом, с осознанием человеком своей индивидуальности[57], не могло не учитывать и не реагировать на риск возможного социально вредного поведения участников регулируемых им имущественных отношений. Именно поэтому гражданское право с древнейших времен предусматривало меры, устанавливавшие пределы поведения субъектов в публичных (общих) интересах. При этом содержание таких мер менялось в зависимости от этапа социального и культурно-исторического развития человечества.
В целом объективная детерминированность гражданско-правовой охраны публичных интересов спецификой регулируемых гражданским правом общественных отношений, в которых как итог процесса атомизации человека был заложен риск его антисоциального поведения, объясняет, почему вопреки традиционному в цивилистике взгляду гражданское право на всем протяжении своего развития с необходимостью обеспечивало не только частные, но и публичные интересы. Последний вывод легко подтверждается с помощью даже небольшого экскурса в историю развития гражданского права.
О проекте
О подписке