Даже посреди самого лютого невезения случаются моменты везения, поистине сказочного. Всесторонне рассмотрев безумный план Германа, Леонид обратился к человеку, занимающемуся – по благословению настоятеля Голгофо-Распятского скита отца Амвросия – сбором групп для работы на Анзере, через день получил по электронной почте ответ и пошел собирать манатки. Герман ему помогал, Аркадий проводил инструктаж.
Нора мерила шагами спальню сестры, нервно сжимая пальцы, ибо имела все основания полагать, что ее в эту экспедицию не возьмут.
– Ну что ты психуешь? – добродушно спрашивала Лера, сидящая в кресле с чашкой горячего чая и мятным пряником. – Они же только подвезут Леньку к причалу на Долгой губе, дождутся отплытия группы и вернутся назад. Сама знаешь, из-за волнения на море рейс могут задержать на несколько часов, а то и вовсе перенести на завтра. Им нужно убедиться, что катер ушел.
Все это Нора, конечно, знала. Пролив Анзерская салма пользовался дурной славой. Капитаны отказывались выходить в море при ветре и дожде, потому что даже в самые погожие дни вода бурлила и волновалась из-за быстрых течений. Паломники рассматривали переход от Долгой губы до Капорской как одно из испытаний на пути к Богу. Даже летом. Зимой же добраться до Анзера было и вовсе невозможно. По двум причинам. Первая – очень короткий световой день; и вторая – очень мощные течения, взламывающие лед и превращающие пятикилометровый пролив в адскую мясорубку. Навигация открывалась только после таяния льдов, обычно в начале календарного лета, и продолжалась до ноября-декабря. Именно труднодоступность острова делала его сейчас таким привлекательным для Германа и Леонида.
Вертолет? В принципе, да. Кольцов-старший сможет позволить себе этот вид транспорта. Если узнает, где скрывается беглец. Если…
– Я боюсь, что Герман в конце концов не выдержит и рванет на Анзер вслед за Ленькой.
Ну вот она и произнесла эти слова. Озвучила свой главный страх.
– Ты кем его считаешь? – поинтересовалась Лера. – Идиотом, да? Нельзя ему туда, и он это понимает.
– Нельзя? Почему?
– Он слишком заметный. Без него Леньке будет проще смешаться с толпой. Да-да, Ленька тоже не похож на простого работника… когда стоит посреди площади, выпрямив спину, расправив плечи и приподняв подбородок, освещенный лучами восходящего солнца. Но он умеет вести себя тихо, когда ему это нужно. Он не дурак.
– А Герман? Он не умеет вести себя тихо?
– Они не умеют вести себя тихо, когда они вместе, – подумав, сказала Лера. – К тому же у Германа полно работы. Он говорил, что должен закончить все чертежи того проклятого дома у подножья Секирной горы к следующей среде, в крайнем случае – к пятнице.
Закончить к среде. Да, точно.
Всю прошлую неделю, когда они еще проживали в поселке, Герман занимался архитектурными обмерами очередного памятника деревянного зодчества, подлежащего реставрации, а теперь приступил к работе над чертежами. Сразу после завтрака он устраивался в гостиной Белого дома с ноутбуком и сигаретами, запускал AutoCAD и с головой уходил во всевозможные планы, разрезы, узлы, детали. Время от времени Лера приносила ему на подносе чай с лимоном, печенье или кусок пирога. Нора тоже заглядывала в гостиную, чтобы молча полюбоваться своим сокровищем. Не отвлекать, просто посмотреть. Закатанные рукава его белой хлопковой рубашки подчеркивали загар мускулистых предплечий, распахнутый ворот открывал изящную смуглую шею, на которой поблескивала золотая цепочка. Как же она любила целовать эту шею… и впадинки над ключицами, и чуть заметную ямочку на подбородке, и…
Спокойно, спокойно. Не сейчас.
Нора кашлянула.
– А почему ты называешь тот дом проклятым?
Она не впервые слышала от сестры это словечко, но всякий раз что-то удерживало ее от вопроса.
– Дом? Ах, дом… – Лера осторожно поставила чашку на подлокотник кресла. – Он принадлежал довольно зажиточному по здешним меркам семейству, и все у них было хорошо, но однажды младшая дочь завела интрижку с проезжим молодцом, причем никто толком не знал, откуда он взялся, и отец посадил ее под замок. Он запер девицу в мансарде, предварительно заколотив единственное окно. Сестры, старшая и средняя, три раза в день подавали ей пищу и воду. Спустя некоторое время обе сестры признались сначала друг другу, а потом и матери, что, поднимаясь по лестнице с подносом, часто слышат странные звуки, напоминающие голоса, иногда смех. Мужской и женский. За той самой дверью, где томится младшая сестренка. В следующий раз мать поднялась с ними вместе, и все три женщины услышали низкий тихий голос, явно не женский, во всяком случае не принадлежащий запертой в мансарде девушке.
– И что было дальше? – взволнованно спросила Нора.
Эта в общем даже не оригинальная история ее совершенно очаровала. По необъяснимой причине.
– Было принято решение рассказать обо всем отцу. Глава семейства лично поднялся в мансарду, осмотрел заколоченное окно… доски держались крепко… обыскал убого обставленное помещение, допросил опальную дочь. Но не обнаружил ровным счетом ничего. Никаких следов пребывания постороннего мужчины. И ничего вразумительного не услышал. Испуганно моргая глазами, девушка повторяла: «Здесь только я и ветер, я и ветер». Но это и так все видели.
– Может, она была… ну… чревовещатель или как это называется…
– Слушай дальше, – строго сказала Лера. – Несколько ночей подряд хозяин дома, его сын и брат дежурили под дверью импровизированной темницы, и когда наконец услышали доносящийся изнутри низкий голос, ворвались внутрь с фонарями, топорами и вилами, крича, что убьют вора на месте, если он окажет сопротивление. Они увидели бледное, искаженное ужасом лицо девушки, сидящей в постели и обеими руками натягивающей одеяло на грудь, услышали ее пронзительный крик… и после этого все фонари разом погасли. Несколько минут мужчины бестолково метались по комнате, опустив топоры и вилы, чтобы не поранить друг друга в темноте, наконец брат хозяина закричал: «Я поймал его! Скорее сюда! Я его держу!» Хозяин и его сын кинулись в ту сторону, откуда доносился призыв, столкнулись лбами… точнее, их столкнули чьи-то сильные руки… упали на пол, вскочили и, вне себя от ярости, принялись наносить удары направо и налево. Мужские и женские крики смешались в дикий, душераздирающий хор. Когда мать семейства и две дочери, ожидавшие развязки драмы у подножья лестницы, примчались на шум с зажженными фонарями, их взорам открылась страшная картина. Хозяин дома и его брат лежали посреди комнаты в огромной луже крови. У одного топором был проломлен череп, у другого вилами пробита грудная клетка. Сын стонал в углу, зажимая ладонью правый глаз, которого, судя по струящейся крови, лишился. Никаких чужих мужчин в пределах видимости не наблюдалось.
– А девушка? – спросила Нора, заранее зная ответ.
– Девушка лежала бездыханная на своей постели. На ней не было ни царапины.
– От чего же она умерла?
– Прибывший из Архангельска врач констатировал смерть от сердечного приступа.
– Ветер? – задумчиво произнесла Нора. – Возможно, девушка не лгала.
– Что ты имеешь в виду?
Но она пока не могла сформулировать это четко и внятно.
Кажется, Сократ говорил, что душа – это ветер…
Ветер.
Когда у Германа день рождения? Пятого февраля. Что это за день? Пятнадцатый градус Водолея, точка Ангела.
– Помнишь, во времена твоего увлечения астрологией ты рассказывала мне о четырех точках на зодиакальном круге, соответствущих четырем евангелистам и…
– …четырем мистическим фигурам, – подхватила Лера. – Точка Быка, точка Льва, точка Орла и точка Ангела. Помню, конечно! Их еще называют Вратами схождения Аватар или точками высвобождения космической энергии. А ты почему вспомнила о них сейчас?
– Если не ошибаюсь, человек, Солнце которого находится в одной из этих точек, считается обладателем выдающихся способностей или необычной судьбы… в индуизме аватара – это бог, воплотившийся в смертное существо ради спасения мира, восстановления закона или защиты своих приверженцев.
– Но при чем тут девушка и ветер? – допытывалась Лера. – Не вижу связи.
Нора только вздохнула. Слишком сырые мысли, чтобы ими делиться. Может быть, позже.
К ужину они успели. Нора уже сидела за столиком в обеденном зале общей столовой на первом этаже Барака. Ей хотелось расспросить Германа поподробнее о поездке на Долгую губу, но не хотелось делать это в присутствии Аркадия, поэтому она вежливо отклонила предложение хозяев отужинать в Белом доме и, шепнув своему ненаглядному, чтобы он поторапливался, пошла занимать место в столовой.
Этот столик в самом дальнем углу возле окна, занавешенного сейчас тяжелыми портьерами, она облюбовала уже давно. Приятно было сидеть спиной к стене и, отдавая должное жареной рыбе с картошкой и луком, наблюдать за жизнью питомника доктора Шадрина, как однажды в сердцах она окрестила ферму со всеми ее обитателями. «Интровертище махровое», – высказался по этому поводу Герман. Но возражать против размещения в углу не стал. Ему было все равно.
Когда он появился в дверях – высокий, стройный, гибкий, – и помахал Норе, все головы, как по команде, повернулись к нему. Опять он привлек всеобщее внимание. Улыбнулся уголками губ, кивнул и направился к раздаточной линии.
Машинально улыбнувшись в ответ, Нора поймала на себе взгляд сидящей неподалеку Леси. Почувствовала неловкость. Вот как теперь общаться со всеми этими юными феями, которые сохли по Герману с первого дня знакомства, а он, появившись на ферме после трех лет отсутствия, взял и спутался с женщиной много старше себя. В отеле на них поглядывали, да… Нора никогда не умела накладывать макияж так, чтобы выглядеть моложе своих тридцати семи.
– Привет, Мышастик, – хрипловато произнес Герман, проходя с подносом мимо столика Леси, Даши и Влады. – Что?.. Потерпи полчасика, ладно? Нам с Норой надо пошептаться.
– Ты загорел, – заметила Нора, пока он расставлял тарелки и усаживался за стол.
– Это шутка? – Он метнул на нее хмурый взгляд исподлобья. – Сегодня худший день в моей жизни. – Отправил в рот кусок жареной рыбы, вяло, словно бы нехотя, прожевал. Поморщился. – Черт, как же выпить хочется.
– После ужина сбегаю к Лере, у нее всегда есть в запасе бутылочка красненького. Устал? Ладно, ешь… я подожду.
Но Герман, зная, что она умирает от любопытства, решил делать то и другое одновременно.
На внедорожнике Аркадия они без происшествий добрались до залива Долгая губа, где у маленького причала покачивались на воде катера и бродили ожидающие посадки трудники и паломники, разыскали руководителя группы, познакомились, задали несколько вопросов, касающихся условий проживания на Анзере, и присоединились к остальным. Леонид молчал как рыба, пряча глаза за темными стеклами очков. Слушая Германа, Нора живо представляла, как сияли на солнце его светлые волосы, растрепанные ветром, как длинные пальцы нервно теребили индейский браслет. Браслет из цветного бисера, который сплела для него Мышка Молли.
Наконец появился владелец одной из посудин, он же капитан, окинул взором всю компанию, предупредил, что может взять на борт двенадцать человек, но удастся ли попасть на Анзер, станет ясно только через час, когда по правому борту окажется валунная дамба, соединяющая Большой Соловецкий остров с островом Большая Муксалма, а по левому – вход в пролив. Рассаживаясь по местам, пассажиры хором читали акафист святителю Николаю (кто не знал, благочестиво помалкивал), а когда были отданы швартовы и включен двигатель, затянули Богородичное правило. Постепенно набирая скорость, катер отвалил от причала.
Прежде чем взойти на борт, Леонид обнял Германа и прошептал ему в самое ухо: «Если не увидимся больше в этой жизни, знай, что я тебя люблю». Герман кивнул. Оба были в курсе, что сотовой связи на Анзере нет.
После этого Герману и Аркадию пришлось еще три часа нести вахту поблизости от причала. Вдруг увиденное на входе в Анзерскую салму заставит капитана вернуться? Сидя на облупленной деревянной скамейке, они лениво отбивались от комаров и непрерывно курили, пытаясь за этими обыденными жестами спрятаться от чувства неловкости, вызванного длительным пребыванием наедине.
Аркадий не выдержал первым.
– С ума сойти. Я не знаю, о чем с тобой говорить.
– Тогда, может, не надо? – глядя на колечки табачного дыма, уплывающие к небесам, отозвался Герман.
– Он взял с собой пистолет? – спросил Аркадий после паузы.
– Какой пистолет?
– Который выбросил в море.
– А… – Герман усмехнулся. – Взял.
– Хорошо.
Еще одна пауза.
– Как ты собираешься ходить на работу? Тебе же нужно появляться там время от времени.
– Так же, как раньше.
– Ты считаешь, если Кольцов-младший теперь в безопасности, то и тебе ничего не грозит?
– То, что он теперь в безопасности, открывает мне пространство для маневра, скажем так, – подумав, ответил Герман.
– Значит, ты собираешься болтаться по острову, как ни в чем не бывало.
– У тебя есть другие предложения?
– Надо решать проблему, Герман. Решать, а не бегать как зайцы. Вы не можете бегать до конца своих дней.
– Согласен. Но я пока не знаю, каким образом Ленька собирается ее решать. И даже не знаю, знает ли он.
– Вы не говорили об этом?
Герман покачал головой.
– О чем же вы говорили, когда…
Аркадий умолк.
Герман внимательно посмотрел на него.
– Когда – что?
– Вы много времени проводили вместе.
Разговор принимал нежелательный оборот. Впрочем, это было предсказуемо.
– Возможно, ему следует уехать из России. Сменить фамилию…
– …сделать пластическую операцию, – подхватил Аркадий.
– …но это все потом. А сейчас он здесь, он не совсем здоров, и я хочу защитить его от людей, которых прислал сюда этот сатир, его папаша.
– Зачем тебе это нужно?
– В смысле? – не понял Герман. – Ты о чем?
– За последние недели тебе ни разу не приходило в голову, что твоя жизнь могла быть другой, если бы ты не принимал столь активное участие в судьбе сынка миллионера? И что еще не поздно ее изменить.
Герман поморщился.
– Аркадий, говори прямо.
– Я тоже хочу защитить Кольцова-младшего от мерзавца, подсадившего его на героин. Но когда он уедет из России, сменит фамилию, сделает пластическую операцию… или что он там сделает… в общем, найдет выход из положения, тебе не обязательно оставаться с ним. Однажды я уже предлагал. Попробую еще раз. – Доктор отчетливо выговаривал каждое слово, как будто перед ним сидел иностранец. – Я буду рад, если Новая Сосновка станет для тебя домом, как стала домом для меня. Я говорил с руководителем архитектурной мастерской, где ты работаешь по договору, он считает тебя квалифицированным специалистом и с удовольствием зачислит в штат. У тебя есть трудовая книжка?
– Ты не поверишь, док, – пробормотал Герман, – у меня есть даже военный билет.
– Поздравляю. Так что насчет моего предложения?
– Буду иметь в виду.
– Будешь иметь в виду. – Аркадий покачал головой, разглядывая его со смесью жалости и восхищения. Так смотрят на героя, изъявившего готовность отдать жизнь за правое дело, которого в глубине души считают идиотом. – Ладно, пойдем в машину, а то нас заживо сожрут. – Хлопнул комара на щеке. – Думаю, минут через десять можно трогаться в обратный путь.
О проекте
О подписке