Аня молча слушает материнский бред. Неужели она и вправду верит во все это?

– В общем, я оформляю на Женю дачу. Уже есть покупатель. Представляешь как удачно?! – в голосе матери неподдельный восторг от того, как чудненько все складывается. – Анюта, нужна твоя подпись. Женя договорился встретиться у нотариуса сегодня в половине первого.

Аня поднимает брови и округляет глаза. Такой наглости она не ожидала даже от брата. То есть он считает, что, если ему нужно, то все, сей же момент, должны все бросать и радостно скакать галопом, что бы отказаться от причитающейся им по закону собственности в пользу наглой, эгоистичной пиявки?

– Я против, – ледяным тоном говорит Аня. Родительская шикарная дача этому аферисту и вруну. С какой стати? Не столько жалко дачу, сколько возмущает просто беспредельная наглость брата. Дальше что? Попросит мать квартиру на него переписать?– И вообще, я работаю. Вот так среди дня никто меня никуда не отпустит, даже если бы я согласилась на эту безумную аферу.

– Аня! Ну, какая афера? Что ты такое говоришь? – голос матери, полный трагизма и страдания звенит обидой и негодованием. – Это твой брат! У него неприятности! Ему нужна помощь!

– У него всегда неприятности. И ему всегда нужна помощь. С четвертого класса, когда он школьный журнал сжег и утверждал, что это было самовозгорание, и он сам чуть не погиб, – буркнула Аня.

– Аня! Ну, что ты говоришь глупости? Женя тогда был ребенком, что теперь всю жизнь ему припоминать детские ошибки? Почему ты такая злая?! – голос в трубке начинает дрожать, слышатся всхлипывания.

– Мам! Он вертит тобой, как хочет, а ты идешь у него на поводу. Он, как всегда, профукает все деньги, а потом опять прибежит к тебе с новой слезливой историей, – сделала дочь попытку достучаться до, ослепленной материнской любовью, родительницы. Она знает, что это не даст результата, но все-таки стоит попробовать. Хотя бы для очистки собственной совести.

– Аня! – голос матери становится холодным и строгим. – Не знаю, зачем ты говоришь такие вещи. Это жестоко по отношению к Жене и несправедливо. Мы самые близкие друг другу люди и должны друг другу помогать, – в трубке сопение и новые всхлипывания, видимо относящиеся к тому, какую жестокую и бессердечную дочь она вырастила. Естественно, мать только изображает, что плачет. Психическая атака. Аня знает, что это игра на публику. Мать ждет, когда в дочери проснется совесть, и она даст согласие помочь брату. Аня сдается, ей просто все надоело: «Пропади оно все…»

– Ладно. Только пусть перенесет встречу на вечер. Днем я не могу.

– Женечке вечером неудобно, у него какие-то важные дела. Ну, что у тебя на работе не люди? Что, если ты отпросишься, небо рухнет? Каждый поймет, что дела семьи имеют первостепенное значение, – щебечет мать жизнерадостно-ласковым голосом. Молодец дочка. Хорошая девочка. Повыкаблучивалась, но, в конце концов, порадовала мамулю, пошла навстречу, не примкнула к многочисленному лагерю ставящих палки в колеса и плетущих интриги вокруг несчастного Женечки.

Аня в очередной раз испытывает желание заорать на мать. Сейчас она даже согласна быть нехорошим человеком. И еще ей ужасно хочется придушить родного брата. Самовлюбленного, эгоистичного, лживого мерзавца Женечку.

– Отправьте мне смс-кой адрес нотариальной конторы, – деревянным голосом говорит Аня и нажимает отбой. Еще секунда, и она бы не выдержала, сорвалась и все-таки накричала на мать. Выложила бы все, что думает, в том числе и свои фантазии о том, как становится братоубийцей.

Сквозь стеклянную перегородку кабинета Аня видит, как в офис, подобно небольшому урагану, врывается шеф. Хозяин фирмы скачет от стола к столу, делая сотрудникам замечания и раздавая указания. Маленький, подвижный, с торчащими в разные стороны жесткими рыжеватыми волосами он просто невероятно похож на сатира. «Наведя порядок» и загрузив, прямо на ходу, персонал работой, злобный сатир влетает в комнату, занимаемую его помощницей. Скачущей походкой он подходит вплотную к ее столу. Темные глазки подозрительно пробежались по комнате, как будто в попытке отыскать притаившихся недругов или парочку шпионов. Хорошенько все осмотрев и не обнаружив ничего подозрительного, взгляд начальника останавливается на помощнице, замирает двумя буравчиками, проникая прямо в душу. Аня уверена, что директор фирмы безумен. Эта вечная маниакальная подозрительность, нервозность. Боязнь каких-то заговоров, того, что сотрудники сливают информацию конкурентам. Постоянные проверки и слежка, вплоть до того, что просматриваются сайты, на которых побывали сотрудники. Самая настоящая паранойя.

– Доброе утро, Анна Владимировна. Как у нас дела? – приветствует шеф, снова забегав глазками по комнате и, даже, слегка наклонившись, заглядывает помощнице за спину. А вдруг она собой прикрывает какого-нибудь вражеского лазутчика?

– Доброе утро, Валерий Владимирович. Все в порядке, – отвечает Аня, уже успевшая привыкнуть к странному поведению параноика начальника. Сейчас ее больше всего беспокоит мысль, что придется отпрашиваться. И от этой мысли просто жить не хочется. Шеф, конечно, ее отпустит, но будет долго сверлить своими полусумасшедшими глазками и прочтет длинную лекцию, что личные проблемы нужно решать в свободное время, а не за счет работы. Рабочее время целиком и полностью должно быть посвящено делам фирмы. И т.д. и т.п. А в конце перейдет на крик и будет багроветь и наливаться кровью, по мере того как воздух в легких будет заканчиваться от непрерывного ора, выпученные глазенки тоже нальются кровью и совсем вылезут из орбит. «Нужно увольняться, – уже в стотысячный раз за время работы с маленьким психом, подумала Аня. – Только куда?»

– Через пять минут зайдите ко мне. Нужно составить несколько писем и внести изменения в некоторые договора, – распорядился, ничего не подозревающий о крамольных мыслях подчиненной, шеф и вприпрыжку направился к дверям своего кабинета. Аня даже не сомневается, что под дорогими ботинками скрываются маленькие острые копытца.

Четыре письма, три договора, десяток «важных мыслей на будущее», куча всевозможных распоряжений и пометок «для исполнения». Голова уже идет кругом. Аня с тоской посмотрела в окно. За огромным стеклом, от пола до потолка, раскинулся шумный многолюдный город. С тридцать шестого этажа, на котором располагается офис фирмы, открывается широкая панорама. Дома, машины, люди, кажущиеся маленькими букашками, снующими по улицам. Чистое безоблачное небо, освещенное ярким апрельским солнцем. Накатывает непреодолимое желание вырваться из этой клетки из стекла и бетона. На свободу. Сбежать от маленького, до чертиков надоевшего человечка. Аня уже больше полутора часов слушает неиссякаемый поток слов. А шеф и не думает останавливаться. Разнообразные идеи сыплются из его головы, как всякая дребедень из шляпы фокусника. Безостановочно выплескиваются пожелания, проекты, замечания. Шеф говорит быстро, отрывисто, перескакивая с темы на тему, яростно жестикулируя руками. Аня все записывает. Шеф, навряд-ли, потом вспомнит и спросит. Но может. И обязательно именно то, что она не записала, посчитав ненужным и не важным, короче полным бредом. Сегодняшний день, явно, дурно на нее влияет. «Когда же ты уже заткнешься, наконец?» – крутится в голове одна и та же мысль на протяжении уже, наверное, получаса. Когда сил слушать, беспрерывно скачущего по кабинету, не замолкающего ни на минуту шефа уже совсем не остается, сознание, как будто, отключается и на смену агрессивно-вопросительной мысли является новая, депрессивно-риторическая: «Господи, как надоело все! Разве об этом я мечтала? Ведь такие планы строила, такой интересной свою жизнь представляла. А в результате, тоска полнейшая. Бессмысленный идиотизм изо дня в день. Как все изменить? Что делать со своей жизнью?» – становится жалко себя. Кажется, что жизнь не только не удалась, но уже практически закончилась. Что так, как сейчас будет всегда. Мысли лезут в голову, глупые и бессмысленные, жалость, злость, раздражение. Все совершенно не ко времени. Они толкаются в голове, наползают одна на другую, вытесняя собой слова шефа. У Ани уже рябит в глазах от его беготни. Она даже чувствует, что ее слегка подташнивает. Она не может больше ни слушать, ни видеть его. Если сейчас он не замолчит, она встанет и просто уйдет. Плевать, что будет потом.

– Так. Ну, вроде все, – Валерий Владимирович обводит взглядом кабинет. То ли снова мания преследования, то ли попытка вспомнить еще что-то важное, отыскать затерявшуюся мысль. Так или иначе, но он, наконец-то, иссяк. Выплеснул все, что накопилось. Слава Богу! Маленькие безумные глазки устремляются на помощницу. Смотрят с некоторым сомнением и подозрительностью. Взгляд на несколько секунд становится неподвижным и даже пугающим. Аня напрягается, но к счастью, шеф отводит взгляд от нее и даже изображает подобие улыбки. Хорошо поработали. Он доволен. Набегался, наговорился.

– Вам все понятно, Анна Владимировна? Знаю, знаю, Вы отличный работник. Это я так спрашиваю. По привычке, скорее. В Вас я не сомневаюсь. Вы, кадр надежный, проверенный, – снисходит до похвалы шеф и даже посмеивается, радуясь собственному остроумию и красноречию.

– Да, Валерий Владимирович, я все поняла и записала. Все документы подготовлю.

Аня вскакивает с кресла с такой поспешностью, как будто ее должны выпустить из заключения, и она до смерти боится, что тюремщики передумают и оставят ее и дальше сидеть взаперти. Все еще остается один вопрос. Неприятный, но необходимый. Аня глубоко вдыхает, и, ослепительно улыбаясь, говорит, как можно более проникновенным тоном:

– Валерий Владимирович, мне нужно уйти…

Как и предполагалось, вслед за ее просьбой состоялась лекция о дисциплине, обязанностях работников соблюдать интересы компании, и еще о многих вещах уже связанных не столько с работой, сколько с личностными качествами – порядочность, ответственность, чувство долга и даже интеллигентность и воспитание. Затем Аня стала свидетельницей удивительной смены всех оттенков спектра красного на лице шефа, от поросеночно-розового до, темно-бордового. В конце концов, когда, наоравшись и отдышавшись, психоватый руководитель дал добро на ее отлучку с рабочего места на два с половиной часа, с последующей отработкой, Аня уже не могла с уверенностью сказать, кого она ненавидит больше, сумасшедшего начальника или родного непутевого брата, из-за которого ей пришлось все это вытерпеть.

Два с половиной часа, естественно, нужно будет отработать в вечерние часы. Вмазать-бы, как следует братишке, чтобы мозги встали на место, и припадочному шизанутому начальнику тоже. Он уже окончательно извел и ее, и всех остальных сотрудников фирмы.

С хмурым видом Анна Владимировна Свиридова направилась к лифту. Худший день в жизни! Все одно к одному. Хуже просто и быть не может! Мелодичное позвякивание возвестило о том, что приехал лифт. Двери бесшумно разъехались, пропуская молодую женщину внутрь просторной, сверкающей зеркально-хромированными поверхностями кабины. Взглянув на вытянутую панель с множеством светящихся кнопок, Аня ткнула пальцем в ту, на которой значилась единица. Створки дверей плавно соединились, лифт устремился вниз. Утверждение, что хуже и быть не может, было, естественно, вызвано расстроенными чувствами от навалившихся за этот день многочисленных неприятностей. На самом деле всегда может быть хуже. Вопрос только в том, насколько…