– Не волнуйтесь, мы осторожно. Привычные. Все будет в порядке, – попытался утихомирить его рабочий.

Но Богдана так просто было не успокоить. Поначалу он ругался, спорил с работягами, затем, поняв, что на процесс повлиять не сможет, устроился неподалеку – чтобы следить за всем. И в случае чего сфотографировать возможные бедствия и потом уже явиться в администрацию кладбища – с жалобой на конкретные безобразия.

Экскаватор уехал, рабочие еще чего-то там поправили лопатами и тоже ушли. Богдан решил стоять до последнего. Ведь потом работяги будут обратно все закапывать?

«Я здесь, – мысленно обратился он к маме. – Я рядом и не позволю, чтобы тебя побеспокоили, мамочка!»

Через некоторое время, довольно скоро, появилась процессия из скорбящих. Несли гроб. «А, это они…» – несколько успокоился Богдан, смирившись. Чужое горе смягчило ему сердце.

Процессия остановилась рядом с соседним участком. Плакали, что-то говорили. В основном говорил мужчина, женщины вытирали слезы, давились в рыданиях.

Не плакала лишь одна женщина.

Она была похожа на ворону. Или галку, что ли, кто в них разберется, в этих птицах… Вся в черном, с черными длинными волосами, вроде собранными на макушке, а вроде и разбросанными по плечам. Причудливая такая прическа, надо сказать. Сверху была накидка.

Эта женщина привлекла внимание Богдана потому, что уж очень необычной, ненатуральной даже, казалась ее внешность. Высокие скулы, длинный прямой нос. Губы тоже интересной формы. Глаза – и те какие-то необычные. «Пластическая хирургия? – даже задумался Богдан. – Нет, не похоже… Она сама по себе, эта особа – вот такая, не как все!»

В интересе Богдана не было никакого сексуального подтекста. Он просто ощущал любопытство из серии, как это сделано, почему привлекает внимание, в чем особенность данной конструкции. Ну, как архитектор, прикидывал.

Кого хоронят, Богдан, прислушиваясь, скоро разобрал. Какого-то мужчину, погиб в автомобильной аварии. Кто провожает его в последний путь? Вон тот товарищ образцово-плакатного вида (такие обычно в советском кино играли главных, положительных героев), лучший друг покойного. Та пожилая дама с палочкой – его мать. Вот эта девица с белокурыми кудрями и ротиком-вишенкой, напоминающая приторно-хорошеньких барышень, нарисованных на конфетных коробках, – жена. То есть вдова теперь. А вот кто эта молодая женщина-птица, поддерживающая за локоть пожилую даму с палочкой? Сестра покойного? Какая-то родственница? Знакомая, коллега?

Зачем это надо было ему знать? Ну как, ведь эти люди теперь – практически соседи. Мамины соседи.

«Они, кажется, неплохие, – мысленно обратился к матери Богдан. – Ты знаешь, думаю, они не слишком назойливые и вполне интеллигентные. Не станут тебе докучать, мам!»

Он опять уставился на женщину-птицу, не в силах разобраться, красивая она или, наоборот, крайне уродливая, неприятная. Но чем-то она завораживает: когда поворачивает голову, машинально прикасается свободной рукой к волосам, прикрытым полупрозрачной кружевной накидкой черного цвета. Что-то испанское, средиземноморское в ее внешности, пожалуй. Подобный женский типаж Богдан терпеть не мог.

Руки, кстати, у нее красивые. Узкие запястья, длинные пальцы – на вид сильные, изящные. Все увешаны браслетами, фенечками, множеством разнообразных колец.

К ней кто-то обратился по имени: Рая. Значит, Рая ее звали. Раиса. Старомодное, непривычное имя. Из тех далеких времен, когда «починяли примусы», когда женщины мыли полы, подоткнув юбки и передвигаясь на карачках. Раиса – имя женщины, которая жила в коммуналке. И в комнате у которой стоял комод, покрытый белой салфеткой, жесткой от крахмала, а на салфетке, выстроившись в ряд, стояли семь слоников. Это имя пахло нафталином и едкими духами «Красная Москва»…

Словом, в сегодняшние реалии это имя никак не вписывалось.

В какой-то момент эта самая Раиса, вероятно, почувствовала, что за ней наблюдают. Повернулась, уставилась на Богдана. Прямо в упор, не мигая.

Глаза зеленоватого оттенка, скорее даже болотного. Уголки у висков чуть приподняты. Взгляд не человека, а какого-то существа. Богдану стало вдруг жутко, аж мурашки по спине побежали, между лопаток, и он отвел взгляд.

«Мама, мне эта особа не нравится. Я не хотел бы, чтобы она сюда приходила!»

* * *

После все поехали в ресторан – поминать.

Для этих целей Олег арендовал небольшой зал.

Рая наконец «сняла со своих рук» Нину Филипповну, усадила ту в кресло.

Сели за стол, официанты понесли поминальные блюда. Олег все время говорил и говорил что-то: каким замечательным и необыкновенным был его друг и что это невосполнимая потеря… Нина Филипповна слушала Олега, не отрываясь, то и дело кивала. И повторяла в паузах непрерывно, словно саму себя уговаривая, что теперь ее жизнь полностью посвящена внукам, и внуков – Серафиму, и того, нового, еще не рожденного малыша – надо всем миром поставить на ноги.

Ангелина же сидела молча и неподвижно, словно статуя. Она о чем-то напряженно думала, сведя брови. Наверное, о том, как ей жить дальше. Рая пыталась несколько раз с ней заговорить, но молодая вдова словно не слышала ее и продолжала думать о чем-то своем.

Рая ей сочувствовала – ну просто невозможно как. Не знала, что еще можно сделать для Ангелины, как себя вести. Для себя Рая решила, что теперь будет помогать бедной молодой женщине чем угодно.

Единственное, что немного мешало Рае, – это то, что муж не отходил от Ангелины. Раи же словно не существовало, была одна Ангелина. Нет, Рая не являлась настолько эгоистичной и инфантильной, чтобы в такой день требовать к себе внимания, нет… Но Олег ее совершенно не замечал. Они были не вместе. Рая – пустое место для него сейчас. Изредка просил о чем-то: что-то сделать, устроить, но так, словно Рая являлась чем-то вроде обслуги, чья задача – выполнять поручения, и только.

Всю свою нежность и заботу Олег отдавал Ангелине. В сущности, именно Ангелина являлась центром всего в этот день. Начиная речь о Никите, Олег сводил все к Ангелине, упоминая о Нине Филипповне – опять возвращался к Ангелине.

Нет, понятно – судьба и будущее именно Ангелины – теперь волновали всех, но…

Рая ревновала Олега к Ангелине и саму себя ругала за эгоизм и глупость.

К середине вечера неожиданно появился Лев.

Возник в дверном проеме, оглядел кабинет, сидящих за столом. И первым делом направился к Ангелине. Обнял, прошептал ей что-то на ухо. Затем обнял поднявшегося к нему Олега, и они стояли так, неподвижно сцепившись, довольно долго… Потом Лев долго целовал руки Нины Филипповны.

Наконец, сел, официантка поставила перед ним тарелку с поминальными блинами.

– Думал, не смогу сегодня, – сказал Лев. – Но получилось. Выкрутился, хоть на поминки успел.

– Спасибо, Левушка, – тяжело вздохнул Олег. – Ну, давайте, не чокаясь…

Выпили. Сегодня уж никто не собирался садиться за руль…

– Как ты доехал тогда в аэропорт? – не выдержала, спросила Рая Льва.

– Раечка, ну зачем об этом сейчас? – страдальчески прошептал Олег и отвернулся.

– Да-а, не самая лучшая погода тогда была, – задумчиво произнес Лев.

– Не-на-вижу нашу погоду! – отчеканила громко Ангелина.

Олег опять метнул на Раю недовольный взгляд, который означал: «Думай, о чем говоришь! Не расстраивай Ангелину!»

Нина Филипповна начала вспоминать, каким Никита был в детстве. Все слушали, склонив головы. Ангелина тихонько встала из-за стола, отошла к окну. Лев тоже встал, подошел к ней. Рая заметила, что Олег внимательно смотрел за ними, потом, видимо, понял, что с Ангелиной сейчас все более-менее в порядке, и отвернулся, принялся дальше слушать Нину Филипповну.

Рая же все наблюдала за Ангелиной.

Ангелина стояла спиной к окну, сложив руки на груди. Лев сел на подоконник, приобнял ту за плечо, что-то шепнул на ухо. Ничего необычного. Ангелина усмехнулась, повернула лицо ко Льву и сказала ему что-то. Тот наклонил голову, приподнял брови, словно удивляясь. Ангелина опять ему что-то сказала – уже с насмешкой в лице. Лев опять поднял брови удивленно.

Ангелина уже шептала ему что-то быстро и неудержимо. Много-много слов.

Лев слушал ее очень внимательно. Потом спросил о чем-то. И опять, в ответ, поток слов от Ангелины.

Лев усмехнулся. Опять приобнял Ангелину, поцеловал ту в плечо. И ответил той буквально одной фразой.

Ангелина посмотрела на него холодным, даже яростным каким-то взглядом. Потом ответила тоже какой-то очень короткой фразой. И опять села за стол – с каменным, неподвижным лицом, опустив вниз глаза. Никто не обратил внимания на диалог Льва и Ангелины. А что такого, старый друг утешает вдову. Поцелуи – не в губы же. Они всегда и все в их компании обнимались и целовались при встречах и прощаниях. Да и вообще, именно Льву словно дозволялось вести себя чуть более фамильярно, ну вот такой он анфан террибль…

Рае же этот диалог показался каким-то необычным. Словно Ангелина на какое-то время забыла, что случилось недавно и по какому поводу они все собрались здесь. «Наверное, Лев пытался отвлечь ее, но, похоже, разозлил, – решила Рая. – Но Олег почему-то не делает Льву замечания, одной мне достается… Это неприятно, но нормально, кстати. Что в трудную минуту мужчина срывается именно на жене. Мне надо быть более терпеливой. И молчать побольше, правда, ну чего я всюду сую свой длинный нос!»

…Лев опять уехал раньше – на этот раз торопился попасть на рейс в Милан. Рая повезла Нину Филипповну домой, Олег решил сопровождать Ангелину.

У себя дома Рая оказалась только около девяти вечера. Мужа еще не было, но Рая не стала ему звонить – к чему лишний раз дергать человека.

Она приняла душ и сразу легла спать, не дожидаясь мужа: не исключено, что тот останется у Ангелины. Рая и ревновала, и нет. Повода не было. Секс в день похорон с несчастной беременной вдовой? Невозможно! Но… она все равно ревновала мужа к тому вниманию, которое он уделял Ангелине.

Хлопнула входная дверь.

Рая вздрогнула, проснулась. Минут через десять муж вошел в спальню. Не зажигая света, разделся, лег в постель.

И тут Рая не выдержала. Ну не могла она все время держать себя в узде. Повернулась, обняла мужа.

– Что ты делаешь. Не надо, – устало произнес муж.

– Я ничего не делаю, – ответила она. – Я просто тебя обнимаю. Как хорошо, что ты у меня есть. Самый любимый и самый хороший.

Она обняла его сильнее, поцеловала в шею.

– Ты с ума сошла. В такое время… Я не знаю, что там у тебя в голове, но у меня сейчас траур, – мрачно произнес Олег. – Мы сегодня были на кладбище, а сейчас ты просишь о близости!

– Ничего я не прошу, – вздохнула Рая и отодвинулась назад, на свою половину кровати. – Кстати, у Пушкина, у нашего всё: «И пусть у гробового входа младая будет жизнь играть…»

– Рая!!!

– Все, я молчу. Да, а чего ты не остался с Ангелиной?

Олег помолчал, верно, пытаясь обуздать свое раздражение, а затем ответил:

– Она просила оставить ее на время. Ей хотелось побыть одной. Не до людей ей сейчас!

Вся следующая неделя прошла в относительной тишине и спокойствии. Олег все время пропадал на работе, приходил поздно и рассказывал о том, как прошел день. Рая сидела за переводами, и никто ее ни о чем не просил.

…Она проснулась от колокольного звона. Неподалеку была церковь. «Прямо с утра звонят. Опять какой-то праздник. Какой, интересно?» Рая не отличалась особой религиозностью.

Рая села в кровати, обняла сама себя за плечи. Ее охватило то самое, прежнее, чувство пустоты. Безвременья. Она вдруг представила, что носит в своем теле дитя. Потом роды. Она кормит ребенка грудью. Тяжесть на ее руках – это спит младенчик.

– А… а… – согнулась Рая. Ее буквально душило что-то. Она слишком ярко, осязаемо представила своего ребенка, потому что в следующую же секунду, когда поняла, что все это – лишь наваждение, испытала уже тоску. Не было у нее никакого младенчика, да и откуда ему взяться сейчас, когда муж ни о чем не думает, кроме Ангелины.

– Рая, будешь завтракать? – позвал с кухни муж.

Рая вышла из спальни минут через десять.

– Ты что, опять плакала?

– Ну а что мне, веселиться… – пробормотала она. – Что сегодня за праздник? Звонят прямо с утра.

– Сейчас погуглю, – ответил Олег и уткнулся в свой телефон. – Тэ-экс… Седьмое апреля сегодня. Благовещение, оказывается! Марии сегодня ангел принес благую весть – у нее будет ребенок.

Рая сделала неопределенный жест рукой, отвернулась. Ей опять стало не по себе.

– Ну вот. Я так и знал, – огорченно произнес Олег. – С тобой ни о чем нельзя говорить, ты все переносишь на себя! Дети, опять дети. Идея фикс у моей женушки. Да будут у нас дети, угомонись, дай только время на то, пусть все устаканится.

В этот момент телефон у Олега звякнул, сообщая, что на него пришло сообщение.

– Погоди. Это от Ангелины. – Олег опять уткнулся в экран. Рая посмотрела на него: лицо у мужа постепенно менялось. Мрачнело, бледнело, опять эти скорбные морщинки в углах губ прорезались!

– Что-то случилось?

Олег, не говоря ни слова, вскочил, едва не опрокинув обеденный стол, куда-то помчался. Рая – за ним. Олег лихорадочно одевался в гардеробной.

– Ты куда?

– Ну что ты все спрашиваешь! – нервно ответил он. – Ангелина пишет, что у нее случился выкидыш.

– О нет, – вздрогнула Рая. – Ужасно. Конечно, ее нельзя оставлять одну. Ты к ней, в больницу?

– Пишет, что дома… Я не знаю, я ничего не знаю! – плачущим голосом воскликнул Олег. Помчался в прихожую, схватил куртку с вешалки и выбежал из квартиры, хлопнув дверью.

…Олег появился в доме вечером – усталый, измученный.

Увидел выражение лица Раи, сразу начал рассказывать:

– Ну что. Был выкидыш. Дома. Несколько дней назад. Ходила к врачу потом – к счастью, никаких последствий, в больницу ложиться ей не надо. Какие-то там исследования сделали, УЗИ или что там… Все в порядке. Хотя, конечно, какой порядок, если ребенка она потеряла… Как врачи говорят, возможно, на нервной почве. И ведь сколько дней молчала, скрывала от меня. Только сегодня решила признаться. Эх, не надо было мне ее одну оставлять! Но она буквально отталкивала меня тогда, после похорон: «Уходи, уходи, хочу побыть одна!» И вот, допрыгалась.

– Ты не можешь быть ответственным за все, – тихо произнесла Рая.

– Я мужик! Я единственный мужчина среди вас, женщин!

– Но ты не бог. У тебя нет власти над всем и вся.

– Ой, начиталась модных психолухов… Это был ребенок Никиты, возможно, мальчик, его повторение… А она – такая молодая, и уже столько испытаний, потерь! У меня сердце от жалости к ней разрывается!

Рая ничего не ответила, легла спать.

Следующие дни прошли в молчании. Олег нервничал, куда-то постоянно бегал, отвечал на звонки, звонил сам, у себя в кабинете раскладывал папки с какими-то документами… В очередной раз убежал, ничего не говоря Рае, а потом, минут через пять после его ухода, в кабинете раздался грохот. Рая испугалась, зашла туда. Оказывается, это бумаги, находившиеся стопкой на столе и, верно, кое-как наваленные, – рухнули на пол.

Рая принялась поднимать их, складывать обратно на стол и на этот раз – аккуратной стопочкой, но вдруг какое-то слово в напечатанном тексте привлекло ее внимание. Слово это – Ангелина.

Рая начала читать весть текст. Обычно она не рылась в документах мужа, никогда не лазила в его телефон, но сейчас не удержалась. Поначалу ничего не поняла из написанного. Потом еще раз перечитала, и еще, спотыкаясь на юридических терминах и путаясь в официальных оборотах.

И похолодела.

Из данного документа (со всеми печатями и подписями, кстати, заверенного в нотариальной конторе) вытекало следующее: Олег передавал Ангелине двадцать пять процентов своей доли. Теперь Олег и Ангелина являлись компаньонами фирмы на равных правах (учитывая то, что у Ангелины было двадцать пять процентов, которые должны были перейти ей по праву наследования от мужа). Нина Филипповна, помнится, еще раньше говорила, что никак не участвует в этих делах, как-то так это было все юридически устроено без нее… Впрочем, не важно. Важно то, что у обоих теперь, у Ангелины и Олега, по пятьдесят процентов от дохода, который приносила сеть магазинов.

Рая принялась читать и другие документы, и они тоже шокировали ее, хотя не так сильно, как договор с Ангелиной.

Согласно этим документам, Олег потратил весьма значительные суммы на похороны, покупку участка на кладбище, на установку там будущего памятника, и вот еще уже оплаченный чек на весьма недешевую ограду для могилы… Так, а это что? Это бумаги из какой-то клиники. В которой, как поняла, Нине Филипповне предстояло делать операцию по замене коленного сустава.

От этих сумм Рае стало тоже нехорошо.

Хотя, конечно, это дело мужа, тут лучше промолчать, но передача двадцати пяти процентов бизнеса Ангелине… Тут уж точно нельзя молчать!

…Олег вернулся поздно вечером.

Рая спать не ложилась, ждала его.

– Ох, устал. Чаю сейчас выпью и на боковую.

Рая пошла за мужем на кухню.

– Ты отдал Ангелине часть бизнеса? – спросила она спокойно.

– Что? Откуда ты… – Олег замолчал и сделал вид, что страшно занят приготовлением чая.

– А почему ты со мной не посоветовался? – все так же спокойно спросила Рая. – Мы же с тобой семья. А это важное решение – передать двадцать пять процентов бизнеса Ангелине. У нас теперь меньше доход…

– Ну да, с Никитой было семьдесят пять на двадцать пять, теперь с Ангелиной пятьдесят на пятьдесят. И что, вот скажи мне, ты голодать стала? Тебе не на что одежды купить? Ты даже ведь не почувствовала этой разницы!

– Дело не в этом. Почему ты не сказал?

– Да потому что ты опять начала бы ворчать и возмущаться! – закричал Олег. – Ты посмотри на себя – вечно ходишь с надутым лицом, все тебе не так и не эдак… Впечатление, что я у тебя в рабстве и ни на что у меня нет прав. Я могу что-то сделать или сказать только с твоего одобрения!

– Я потому и недовольна, что ты там живешь какой-то своей, отдельной жизнью! Ладно, не хочешь ни о чем говорить – не говори… Но передача части бизнеса – это серьезное решение. Ты должен был поставить меня в известность.