– Зайду, – кивнула Рая. – У меня телефона сейчас нет. Разбился или где-то там… Не важно. Зайду, куплю новый, номер восстановлю. Это сейчас не проблема. Вот поэтому я не могла связаться с Олегом. А он где сейчас? Как мне его найти?
– Олежек сейчас в больнице, с Ангелиночкой. Не знаю, что там с ней, но вроде она не при смерти, и то хорошо. Такое горе у бедной девочки… я уже в курсе – она в положении. А тут… – Любовь Петровна опять принялась промокать глаза платком. – Вот… это адрес. Олежек продиктовал.
– Я поеду, – мрачно произнесла Рая, взяв листок с адресом. – Всего доброго, Любовь Петровна.
– И тебе. Ты уж держись сама…
– Конечно.
В этот раз Рая решила воспользоваться общественным транспортом – она знала, что автобус идет от остановки, что у дома свекрови, – прямо к той самой больнице. Не так давно ездила по этому же маршруту, проведать одну из продавщиц по просьбе Олега…
Рая села в автобус, нашла свободное местечко в конце салона, забилась туда, прямо за дверь, за перегородку.
Только сейчас на Раю напало то самое неприятное ощущение, называемое в народе отходняком, когда после всех потрясений наступает наконец минутка тишины и возникает осознание произошедшего.
Автобус ехал медленно, то и дело останавливаясь перед светофорами и на остановках. Рая покачивалась на сиденье и боялась заснуть. Глаза щипало после бессонной ночи. Олег жив, и это главное, теперь можно расслабиться, но как тут расслабишься, бедный Никита…
Рая вспоминала вчерашний вечер, как Никита радовался всем и вся, а уж новость, которую преподнесла ему жена в качестве подарка, и вовсе взбудоражила мужчину. Он, такой осторожный, позволил себе даже выпить бокал шампанского. «Но это не он виноват в аварии, это точно. Нелепая случайность, плохие погодные условия. Я помню, Никита вел машину очень осторожно, да и бокал шампанского, наверное, к тому моменту уже давно выветрился. Как же жаль – такой молодой, на пике счастья… Второй ребенок… А я, дура, завидовала. Кому завидовала – вдове, да еще в положении…»
Автобус подъехал к больнице; Рая чуть не пропустила остановку, выскочила в последний момент.
За высокой железной оградой находилась территория больницы. Дорожки, выложенные плиткой, были уже сухие, а рядом, на газонах, еще лежал снег. Вернее, лед – черно-серой бугристой коркой, из которой торчали веточки кустов. Было холодно, но светило яркое солнце. «Забыла очки от солнца… ну да ладно, тоже мне страдания…»
Перед зданием больницы, занимавшей старый, наверное, еще до революции построенный особняк, со ступенями, колоннами и каменными львами на возвышениях, располагалась небольшая площадка с клумбой и скамейками.
На одной из скамеек… сидел Олег. Откинувшись назад, руки в карманах куртки, глаза закрыты. Рая бросилась бежать к нему, чувствуя, что опять готова разреветься.
– Олег…
– А?! Ты… Рая… – Он заморгал, поднялся, обнял ее.
– Милый. Мой милый. Самый лучший.
– Ну все, все, не плачь.
– Я ничего не знала о тебе, что с тобой…
– Какое горе.
– Знаю. Я была у твоей мамы.
Некоторое время они стояли, обнявшись.
– Как Ангелина?
– Сложно сказать. Вроде ничего, и с ребенком все хорошо, но сама понимаешь…
– К ней уже можно? – спросила Рая.
– Я сейчас пойду к лечащему врачу, поговорю еще с ним, потом, надеюсь, меня пустят к Ангелине.
– Я с тобой.
– Зачем? – страдальчески поморщился Олег.
– Как… зачем? Поддержать ее, – растерялась Рая.
– Она еще не знает, что Никиты больше нет. Я не смог ей сказать. Что с ней тогда будет…
– Конечно, конечно… – забормотала Рая. – Надо подождать, пока она окрепнет.
– А у тебя все на лице написано. Ты войдешь к ней, и она все поймет.
– Ты прав.
– Так что я пока сам со всем этим буду разбираться.
– Хорошо, – покорно произнесла Рая.
– А ты иди домой, отоспись. – Олег поцеловал Раю в лоб, уколол заодно выросшей за ночь щетиной. – Иди.
– А когда тебя ждать?
– Я не знаю.
– Жалко Ангелину, – прошептала Рая.
– Просто нет слов. Она вообще… нелегко ей в жизни пришлось. Мне Никита рассказывал, что в школе ее физрук домогался. А она даже пожаловаться никому не могла.
– Я не знала, – растерялась Рая. – Вот гады бывают… И кто таких в школу пускает работать?!
– Я должен теперь поддержать ее. Сам… сам все организовать. Похороны и все такое. Там же еще ребенок, Серафима… И денег у Ангелины на самом деле не так много. Это мы шикуем, а они… – Олег не договорил, замолчал.
– Ну да, у тебя – семьдесят пять процентов, а у Никиты – всего лишь двадцать пять…
Олег усмехнулся. Потом произнес, глядя куда-то в сторону, щурясь на ярком мартовском солнце:
– А ты знаешь, Рая, а это ведь я во всем виноват.
– Почему ты?
– Я не отговорил его. Никита не должен был садиться за руль, особенно выпив.
– Один бокал шампанского!
– Вот именно. Кто знает. Реакция могла быть другая. Дело одной секунды. И все.
– Ты пытался отговорить Никиту. И я отговаривала, – напомнила Рая.
– Значит, плохо мы его отговаривали. И даже если предположить, что дело вовсе не в том злосчастном бокале, мы могли бы спасти его. Просто тем, что не поехали бы той дорогой, в то же время. Это были все знаки, знаки нам, а мы не понимали, не видели… Сама судьба пыталась нас остановить! Ну все, иди, иди уже. Тяжело.
Рая еще раз обняла мужа и побрела прочь.
На выходе, у железной ограды, где росла сирень (пока еще даже почки не набухли), в голых ветвях резвилась стайка воробьев. Птицы задорно чирикали, прыгали с ветки на ветку, то взлетали, то вновь садились на куст.
Эта воробьиная возня, такая веселая и беззаботная, напоминала о том, что в городе уже весна. Еще чуть-чуть, и окончательно сойдет снег, пробьются в земле ростки, и запахнет дождем, нагретым асфальтом и еще чем-то таким, свежим, терпким, напоминающим о счастье…
Только вот Никита уже не увидит, не услышит этого, не ощутит тепла… И никогда не поднимет на руки своего ребенка. Того, что носила сейчас под сердцем Ангелина.
Рае от этих мыслей стало настолько плохо, что она опять чуть не заплакала, когда садилась в автобус – на этот раз едущий прямиком к ее дому.
Сошла на остановку раньше, у торгового центра, там купила себе новый телефон, приобрела новую сим-карту с тем же ее, прежним номером. Была бы Раина воля, она бы и номер сейчас сменила, легко, чтобы уж ничего ее не связывало с тем страшным событием, которое произошло ночью.
Уснуть так и не смогла. Лежала на кровати и все думала, думала… О том, что такое смерть. Как она нелепа, безжалостна и неотвратима. И забирает самых любимых.
Теперь Рая не чувствовала к Ангелине никакого раздражения. Одна нежность и еще жалось. И правда, бедная девочка… Что с ней будет, когда узнает правду о муже. Вдова. Такая юная и уже вдова!
Как хорошо, что все хлопоты об этой осиротевшей семье взял на себя Олег. Он настоящий друг. Сколько бы он там ни потратил на помощь Ангелине – не жалко. «Даже спрашивать не стану, поддержу его во всем!» – решила Рая.
Все-таки ей удалось уснуть, и проспала она до следующего утра. Проснулась, схватила новый телефон: Олег не звонил? Нет.
Сама звонить мужу Рая не стала, не захотела его беспокоить.
Сварила себе кофе, а потом сидела над чашкой в задумчивости. Из головы опять не шла Ангелина и то, что рассказал о ней вчера муж. Что к Ангелине, когда она училась в школе, приставал учитель физкультуры. А она молчала и никому не могла пожаловаться.
С детьми так случается: они терпят то, что нельзя терпеть, и молчат. Возможно, именно эти преследования со стороны учителя и сделали Ангелину такой… немного странной.
Рая встала, взяла пластиковую бутылку с отстоявшейся водой и вышла на лестничную площадку перед лифтом. Полила стоявший там цветок. Пусть все живое живет.
…Олег появился дома только следующим утром. Бледный, с уже заметно отросшей щетиной, с новыми морщинками на лице, залегшими возле губ.
– Как ты? – бросилась его обнимать Рая.
– Погоди. Устал. – Он отстранил ее. – Все время на ногах. От следователя только что. Рассказывал, что тогда произошло на дороге.
– Это тебе чем-то грозит? – испугалась Рая.
– Да ну. Перестань. Эти вечные твои страхи. Мне ничего не грозит, и никому тоже, ты словно не замечаешь самого главного… Человека больше нет! А все остальное – так, ерунда.
– Ты прав, – съежилась Рая. – Но я тревожусь за тебя. Где ты, как. Что с Ангелиной? Что ее врач говорит?
– Ой… ну что говорит. Я половину не понял. Короче, с ней все в порядке. Ребенок не пострадал, и нет никаких признаков того, что она его потеряет. Я так понял, если она его не потеряла сразу, то и потом ничего страшного не будет. Как-то так. А вообще – она же кесарево тогда делала, помнишь, когда с Серафимой? И вот типа если бы был сильный удар, то швы на матке могли бы разойтись, кровотечение и чуть ли не смерть… Уф, не могу про все это. Короче – все нормально и есть шанс, что ребенка она не потеряет.
– Ты так и не сказал ей? Про Никиту?
– Сказал, – мрачно буркнул муж и упал прямо в одежде на диван. – Пришлось. С доктором, конечно, посоветовался. Тот сказал, должна выдержать. Таблеток, конечно, ей навыписывали, уколы делали…
– И… как она?
– Рая. Ну как она может быть, – страдальчески застонал муж. – Хреново, конечно. Я от нее не отходил. Завтра буду заниматься организацией похорон, а сейчас хочу отдохнуть.
– Хорошо, – кротко произнесла Рая и ушла в другую комнату.
Она ничуть не обижалась на мужа за то, что тот разговаривал с ней раздраженно. После такого вряд ли кто сможет держать себя в руках. Но… червь сомнения все равно грыз Раю.
Получается, Олегу она не просто была не нужна, а даже мешала. Ей, по-хорошему, надо отойти сейчас и не будоражить мужа лишними вопросами. Ему и так нелегко.
Но, с другой стороны… Почему он поехал в больницу с Ангелиной, а не с ней, своей женой? Почему он даже не поинтересовался о ее, Раином, здоровье – тогда, вчера, когда она прибежала к нему в больницу? Она ведь, Рая, тоже сидела в той самой машине, кувыркавшейся в воздухе, словно мячик. Он не звонил ей, не искал ее.
Она сама пришла к нему, она сама разыскала его… И теперь муж морщится от ее вопросов. Как странно все. Хотя глупо и в высшей степени эгоистично в такое время обижаться, выставлять счета и выкатывать претензии. Не ревнует же она мужа – к Ангелине? Нет, конечно, ерунда какая.
Олег проспал часа два, затем перекусил наскоро и опять ушел. Рая ему только одно сказала: что, если нужна помощь, она готова, только скажи… Но муж лишь головой покачал в ответ. Потом ушел и вернулся опять лишь к вечеру. Уже не такой измученный, а скорее собранный и целеустремленный. Видимо, ему удалось сделать все то, что он задумал. Уж Рае ли не знать Олега…
– Как Ангелина? – спросила она осторожно.
– Выписалась.
– Но как?!
– Вот так. Угрозы для жизни и здоровья матери и ребенка – нет. Она сама захотела. Мы с доктором пытались ее отговорить, но… К тому же завтра с утра прощание, затем поедем на кладбище. Я все устроил, заказал, договорился.
– Ты молодец. Ты настоящий друг и… ты герой.
– Ай, перестань, – отмахнулся муж. – Так вот, Ангелина собирается во всем этом участвовать. Говорит, что не может просто так остаться лежать, тем более она именно потому и потребовала себя выписать.
– Мне надо ехать на прощание?
– Конечно! – изумился Олег. – Или Никита для тебя ничего не значит?
– Дело не в этом. Я боюсь сделать что-то не то, лишнее, я боюсь огорчить тебя.
– Раечка, ну как мне надоели твои вечные страхи…
– Хорошо, не буду, – кивнула Рая. – Ты просто говори мне, что делать. Куда, когда, где и что. Давай мне инструкции, а я буду молчать.
– Тебе обязательно выяснять отношения сейчас? – с тоской спросил Олег.
– Прости.
Он помолчал, потом подошел к Рае, обнял ее, положил ее голову себе на плечо. Все Раино беспокойство куда-то исчезло…
– Я все время вспоминаю тот наш разговор, – прошептала она. – Я знаю, сейчас не время, но…
– Какой разговор?
– Тогда, на дне рождения Никиты. Ты сказал мне, что и нам пора родить своего ребенка. Я так хочу…
– Рая! – Муж резко отстранил ее, посмотрел ей в глаза с каким-то ужасом. – Сейчас действительно не время.
– Я понимаю. Согласна. Просто ответь мне – ты не передумал и мы еще обсудим это? Потом, конечно. Я просто успокоюсь и не стану приставать к тебе с этими разговорами.
– Ты в состоянии думать сейчас о детях? Я – пока нет.
– Ты все время думаешь о детях – о Серафиме и другом ребенке, том, которого сейчас ждет Ангелина.
– Да потому что они уже существуют, а нам о чем беспокоиться? – разозлился Олег. – Ну ты даешь, в такой момент… Я просто поражен твоей бесчувственностью!
– Прости. Прости.
– Ладно. Уже поздно. Давай спать. Завтра очень сложный день.
…Последний день марта.
Опять дождь и мокрый снег. Но в отличие от той ночи уже теплее. Сырой, промозглый ветер. Под ногами – жидкая грязь, которую коммунальщики не успевали убирать.
Рая добиралась до места встречи одна: Олег вышел из дома чуть свет. Сказал, что ему надо заехать сначала за Ниной Филипповной, потом за Ангелиной.
Рая вызвала такси, потом спохватилась – а цветы? Попросила таксиста остановиться у цветочного киоска, купила букет из десяти красных гвоздик.
Наконец оказалась у серого здания морга. Зашла внутрь. Там, в узком коридоре, уже все собрались: несколько незнакомых мужчин, Ангелина, вся в черном, и Нина Филипповна, опирающаяся на палочку.
– Сейчас будет отпевание, потом поедем на кладбище. – Олег отвел Раю в сторону, наклонился к ее уху. – Мы все поедем в автобусе, а ты вызови такси и вместе с Ниной Филипповной поедешь.
– Места мало?
– Дело не в этом… Нина Филипповна все время плачет, это негативно действует на Ангелину. Ты же видишь, она держится, но ни к чему ее нервную систему раскачивать. Нине Филипповне, чтобы она не обижалась, скажешь, что с ее больной ногой удобнее в такси, в автобус трудно забираться.
– Хорошо. А ты с кем?
– Я с Ангелиной. Она сейчас только меня слушается. И держится молодцом, пока я рядом.
– Поняла. А Серафима?
– Господи, Рая, ну ей же три всего, куда ее… Бедная девочка, она не выдержит всего этого. Я нашел няню, сейчас с ребенком она.
Рая кивнула.
Началось прощание. Запах ладана, позвякивание цепочки, на которой висело кадило, монотонная и протяжная молитва, которую читал батюшка, пожилой и солидный. Никита, как помнила Рая, был при жизни атеистом, но так полагалось.
Рая держала под руку Нину Филипповну, уже совершенно обессилевшую от слез. В конце прощания помогла той дойти до гроба, чтобы она смогла поцеловать в последний раз Никиту.
Стали садиться в автобус, Рая вызвала такси – оно прибыло быстро. Нина Филипповна залезала в салон долго и мучительно: мешало больное колено… Наконец, все разместились и поехали.
Ехали долго. Затем оказались у ворот кладбища; Рая опять вела Нину Филипповну под руку и боялась, что не удержит пожилую женщину и та упадет. Что тогда делать, Рая не представляла. Поэтому буквально волокла на себе Нину Филипповну, не давая даже возможности той завалиться.
– И почему я еще живу, – бормотала Нина Филипповна с отчаянием. – Хотя я знаю почему. Ради моей дорогой Серафимочки, кровиночки моей родненькой.
– Да, вы нужны ей. Как она без бабушки… – с мрачной горячностью согласилась Рая. – Никита, я уверена, хотел бы, чтобы вы вырастили его дочь. И второго ребенка.
– Да, да, – истово согласилась пожилая женщина. – Я все смогу. И второго ребенка мы тоже поднимем. Я должна. Я должна! Вот операцию на коленном суставе сделаю и опять как новенькая буду бегать. Все ради его памяти, ради моего Никитушки…
Рая не плакала. Она чувствовала, что если начнет плакать – то все, пиши пропало, держать Нину Филипповну она не сможет.
Место на кладбище, разрытая земля. Вокруг – могилы и кресты. И темно-серое небо, из которого сыпался дождь вперемешку со снегом.
Никого вокруг, только работники кладбища. И какой-то мужчина неподалеку. Странного вида. Хотя почему странного, просто он был рыжий. Темно-рыжие, слегка вьющиеся волосы, довольно длинные; маленькая рыжая бородка, соединенная с рыжими усами. Ничего клоунского, но и не вычурно, не так, словно хипстер и только что из барбершопа… Просто рыжий человек, и все. С бородкой, аккуратно подстрижен. Правильные черты лица. Хорошая кожаная куртка, узкие джинсы. Еще молодой, но не слишком. Лет тридцати пяти, наверное. Этот мужчина стоял в стороне, у соседней могилы, одна рука в кармане, в другой он держал над собой черный широкий зонт и пристально смотрел… почему-то на нее. На Раю. Или ей показалось, что мужчина наблюдает за ней? Потому что она сама уже не могла смотреть на рыдающих людей вокруг, на разрытую черную могилу. Только и осталось сил, чтобы глядеть на незнакомца, стоявшего напротив.
Суббота. Богдан, только проснувшись и выглянув в окно, сразу ощутил тоску. С утра дождь со снегом. Над городом повисла, и, судя по всему, надолго, свинцовая туча, сквозь которую теперь не мог пробиться ни один солнечный лучик.
Как странно. Он-то – дома, в тепле и уюте, а она – там, одна. Посреди холода, мрака и всей этой весенней непогоды.
Вообще это бред какой-то. Мама всегда, сколько помнил себя Богдан, жила рядом с ним, тут. А прошлой осенью, по какому-то глупому недоразумению, по несправедливости судьбы, – ее вдруг отвезли в какое-то неприятное место на окраине города и там оставили навсегда.
Кому, зачем это понадобилось? Богдан до сих пор злился и недоумевал. Ему не хватало мамы. Она всегда по утрам варила ему кофе, он просыпался от этого аромата. Мама звонила ему по телефону, когда он уходил из дома, на работу. В последнее время по выходным они с мамой ходили в театры или музеи. Шлялись по торговому центру, затем набирали продукты в тележку – домой, запас как раз на неделю. Смотрели по вечерам кино и иногда пили по рюмочке шоколадного ликера (его мама обожала).
Некоторые считали Богдана «маменькиным сынком», чуть не в глаза говорили – стыдно в тридцать шесть лет жить в одной квартире с матерью, но Богдану на все эти рассуждения было плевать. Он думал только о себе, о своем удобстве. Ему было удобно с мамой. Всё. Остальное не имеет значения. Не важно, как и каким образом человек творит свое счастье. Если он чувствует, что ему хорошо в данных условиях, в данных обстоятельствах, то нет смысла делать как надо. Сейчас время свободы, и необязательно жить по тем жестким правилам, по которым существовало человечество раньше.
Богдан быстро собрался и вышел из дома. Выехал из подземного гаража и направил свою машину туда, где теперь находилась мама.
Прибыв на место, оставил машину на стоянке и дальше уже пошел пешком, перешагивая через многочисленные лужи. Один участок, другой, третий… Вот и мамин участок. Она вон там, если идти по этой дорожке…
Дальше Богдана ждал неприятный сюрприз. Рядом с тем местом, где теперь находилась мама, грохотал маленький экскаватор, копая землю и нещадно чадя. Клубы сизого дыма летали вокруг.
– Эй… Блин, тут что происходит? Вы охренели?!
– А что такого? – оглянулся работяга в местной униформе, стоявший рядом с ямой. – Могилу копаем.
– Вы же тут все порушите! Посмотрите, тут же люди рядом лежат! – указал Богдан на то место, где теперь покоилась мама. – Сейчас ограду ведь заденете…
О проекте
О подписке