Мужчины обошли территорию вокруг вагона. Не так уж много осталось места… Со стороны состава всё было наглухо завалено.
Небольшое пространство около открытых дверей и примерно такое же за вагоном. Как бы коридор, окружающий вагон с двух с половиной сторон.
– Может, попробовать пробиться… прокопать какой-нибудь лаз… – предложил Сергей, когда обе части разведгруппы собрались позади вагона.
– Давай попробуем, – согласился Саша.
Они присели на корточки и попытались сдвинуть обломки тоннеля.
Обломки практически не поддавались.
Сергей схватил увесистый камень, лежавший отдельно. Сначала слышался только стук камня о камень, а потом раздалось глухое ворчание, и часть камней осыпалась, едва не придавив Сергея и ещё больше сократив жизненное пространство.
– Стой, стой! – запоздало скомандовал Николай Васильевич.
– Нэ надо… – сказал Алик.
– Сам вижу, – отозвался Сергей, отряхиваясь. – Всё я вижу, не слепой.
– Кто здесь умеет шахты строить? – задумчиво спросил Николай Васильевич. – Специалист бы не помешал.
– И оборудование, – добавил Сергей.
– Разломать вагон, чтобы укрепить стенки… – предложил Саша. – Бывало ведь, люди из тюрем подкопы делали.
– Бетон кругом. Обломки большие. Ты же видишь, это не грунт, это завал. И неизвестно, что сверху.
– Может, в другом месте попробуем? – спросил Саша.
– А что толку! – махнул рукой Сергей. – Ежу понятно!
– Раз мы завалены, значит, и воздух не проходит? – не унимался Саша.
– Там в одном месте, вроде бы, пламя колебалось, – ответил Василич. – Я там метку поставил. Пошли глянем.
Они стояли вчетвером, едва освещённые колеблющимся пламенем зажигалки. Было не очень понятно, почему пламя колеблется. То ли от сквозняка, то ли от их затаённых дыханий, почти слитых в одно.
– Непонятно…
– Да что тут непонятного…
– Надо бы ещё по камням постучать. Может, кто услышит? – сказал Саша.
– Надо выбить «SOS»! – отозвался Сергей.
– Хоть «SOS», хоть пылэсос… – тихо произнёс Алик.
Сергей взвился, как ужаленный:
– Ты! Бери камень, стучи, ты!
– Сам бэри!
– Тихо вы! – Николай Васильевич взял камень и начал бить им по огромному, косяком стоящему бетонному обломку.
Его сменил Сергей, потом Алик, потом Саша.
А потом они все четверо стояли во тьме и слушали тишину, обступившую их со всех четырёх сторон.
– Будем ещё стучать, – решил Николай Васильевич. – Будем периодически выходить и стучать.
– И ждать, пока откроют, – усмехнулся Сергей.
– Предложи что-нибудь другое, – ответил ему Василич. – Ладно. Вира помалу. Возвращаемся в вагон.
– Ты же вроде не моряк, Василич.
– Моряк, не моряк… Жаль, что я не шахтёр…
Мне всё равно, сколько это продлится. Мне всё равно – даже если я умру. Потому, что я вместе с ним. Так, как я и хотела – вместе с ним, до самой смерти!
До самой смерти!
Смерти! Смерти? Неужели… вот она, так близко… неужели это смерть?
Нет! Нет! Я не верю! Я не верю, что мы можем умереть! Умереть сейчас? Сейчас, когда мы наконец нашли друг друга? Когда я наконец нашла его… его, единственного…
Тогда, когда я совсем отчаялась и думала, что уже никогда и никого не смогу полюбить… Мне тридцать восемь… И мужиков у меня было… штук восемь, и абортов… штук пять…
И тут появился он! Я ведь могу ещё родить! Для него родить! Мальчика или девочку, всё равно… Могу, могу… могла бы…
Нет, нет! Мы не умрём! Нет!
Я думала, что не смогу полюбить больше… А смогла… Я смогла полюбить, Господи! И пробыла с ним только месяц. Он, правда, из другого города. И даже из другой страны. Из бывшей России. Ну и что? Зато он разведён, а значит, свободен.
Боже мой, разве это могло хорошо закончиться? Разве у меня могло хоть что-нибудь, хоть когда-нибудь закончиться хорошо?
Нет, конечно. Опять всё будет так, как всегда. Боже мой! Неужели всё закончится, так и не начавшись?
Господи, не отнимай его у меня! Дай нам пожить немного вместе, Господи! Дай мне родить!
Милый мой, родной мой, единственный мой! Никому не отдам, никуда не отпущу от себя! Нет! Нет!
Господи! А-а-а…
Ишь как вцепилась в мою руку! Не отпускает! Думал ли я, что этим всё закончится? Мне прописка нужна, всего лишь прописка, регистрация. Фиктивный брак, со всеми удобствами. Алёна мне троих подобрала в этом районе, одиноких. С последующим разводом. Но денег-то не было, чтобы купить этот брак. Вот и пришлось дамочек одиноких подыскивать. Одна оказалась сущим крокодилом, а у второй оказался богатый ухажёр, не нам чета.
Эта оказалась самой подходящей. И втюрилась в меня, бедная, по самые уши. Еле устоял, под таким-то напором. Нет, мне её даже жалко, честное слово.
Жалко. Я даже думал… может, пора мне остановиться? И остаться с ней?
Может быть, мне надо остаться с ней? Ведь как влюбилась, а?
Но Алёна… Алёна как женщина интереснее гораздо. И в постели, и так. И вообще… Какой из меня благоверный муж? Ведь носило меня, как осенний листок… по жизни носило… Никак осесть не мог. И сейчас… еле-еле выдержал этот месяц.
Нет, жалко мне её… Ишь как вцепилась!
Какого чёрта потащила меня к тётке своей? Вот тебе и выехали пораньше! «У меня никого больше не осталось! Вот съездим – и пойдём заявление подавать. Считай, что это я тебя представляю своей семье!»
Представила! А вдруг и правда… не выберемся? Нет! Нет!
А если?
Хочешь не хочешь, а придётся остаться с ней. Так и остаться, прямо здесь. А что? Человек предполагает, а Бог располагает. Может быть, и лучше для нас обоих, если всё закончится прямо здесь?
Что, так и помереть? Здесь? С ней? Ну и ну! Как это мы в детстве писали на стенках? «Саша + Маша = любовь до гроба». Точно!
Вот и у меня так получится. Допрыгался! Любовь до гроба, что ли? Любовь до гроба…
Вот она какая, любовь до гроба. Сейчас за руку возьму её…
– Что ты сказал, Паша?
– Что?
– Мне показалось, ты сказал: «Любовь до гроба».
– Нет, милая.
– Мы не умрём, Паша? Скажи, мы не умрём?
– Нет, Надюша. Нет. Мы будем жить вечно.
– Нет, я не хочу жить вечно. Я хочу прожить с тобой лет двадцать… или тридцать. Нет, двадцати хватит. Как раз…
– Почему?
– Сыну будет двадцать лет. Он будет уже взрослым…
– Ты что? Ты беременна, что ли?
– Я не знаю, Паша. Мы только месяц живём. Мне кажется. Мне хочется, Паша. Я ведь… ещё не очень старая, правда?
– Ты – самая молодая, для меня.
– Мы не умрём?
– Нет.
В это время стоны наркомана усилились. Женщина в платке поднялась со своего места и в тусклом свете мобильника перебралась к лавке наркомана. Она присела на лавку, со стороны наркоманской головы, и прикоснулась к спутанным наркоманским волосам.
– Как ты?
– Как, как! Хреново, вот как, э-э-э!
– Да хоть не матерись ты! Люди же кругом! Как тебя зовут?
– А что люди?
– Люди как люди. Люди смотрят, люди видят. Люди слушают.
– Какое мне дело до людей? Мне надо, понимаете?! Надо мне, а то я тут загнусь. Ещё пару часов, и я загнусь на…
– Может, тебе можно помочь как-то? Как зовут-то тебя?
Пить хочешь?
– Зовут? Антон. Какая вам разница? А пить? Хочу пить.
Хочу, хочу!
– У кого есть вода? – спросила женщина слабо мерцающую тьму. – Человеку плохо.
– Мамо, у вас же есть минералка! Я ж вам в дорогу складывала!
– Та темно ж, Галю! Зараз!
– Подождите, подождите! – раздался голос мужчины из немолодой пары. Голос Паши, Павла. – Подождите с водой! Неизвестно, сколько мы будем тут сидеть! Нам надо вообще посмотреть, что у кого в сумках есть. Сколько у нас продуктов и сколько воды. Может, у нас есть больные… или беременные…
– Правильно! – поддержал Пашу адвокат. – Никто не виноват, что он наркоман. Он сейчас всю воду выхлебает, а мы…
– Что – мы? Что – мы? – спросила девушка из молодой парочки.
– А мы… мы скоро будем… от голода загибаться. Или от жажды! Или от нехватки воздуха! – ответил её парень. – Интересно, кто первый.
– Может, и ты! – сказал адвокат.
– А может, и ты! – отпарировал парень. – А кто беременный?
– Не твоё дело!
– Нет! Нас спасут!
– Может, спасут, а может, и не спасут!
– Ой лышенько! – заголосила тёща.
– А-а-а! – почти завизжала девушка из молодой парочки.
– Зачем я влез в это метро?! О-о-о! – закричал адвокат. Кажется, до него начала доходить серьёзность создавшегося положения.
Снова поднялся общий стон и общий вой. Люди кричали, вопили, стонали. Липкий и противный, почти ощутимый страх пополз в темноте, из углов подбираясь к тусклому свету мобильника. Вспыхнула зажигалка. В мерцающем свете прыгали уродливые тени.
– Тихо! Тихо! Замолчите все, наконец! – старался перекричать всех доктор, но у него это плохо получалось. – Давайте подождём, пока наши мужчины вернутся!
Стало тише.
– Пить! Пить! – в наступившей тишине продолжал настаивать наркоман.
– Потерпи. Потерпи, сынок. Я посижу с тобой. Меня Наталья Сергеевна зовут. Очень легко запомнить, – тихонько приговаривала наркоману женщина в платке. – Даст Бог, всё образуется. Я посижу с тобой да помолюсь за тебя. Потерпи, потерпи!
– А толку-то?
– В чём?
– Молиться за меня. Я пропащий давно. А ломку – её никакой молитвой не остановишь. А-а-а…
– А ты, Антон, не думай ни о каком толке. Ты терпи, а я буду молиться. За тебя. Бог – он всё видит и всё знает. Будет толк или не будет толка. Он от Бога, всякий толк. И вообще… если ты захочешь, я тебе адрес православного центра дам… при храме. Там помогают таким, как ты.
– И что, люди завязывают?
– Да, поверь. Правда.
– Не может быть.
– Может. Нет для Бога ничего невозможного.
– Правильно! Вот-вот! Хороша парочка! Наркоман и богомолка! Мракобесия тут только не хватало! Давай, давай, сюсюкай над ним, над этой падалью! – Солидного мужика явно задевало всё происходящее. Помимо ситуации его задевали ещё и люди.
– Ну и злой же ты, дядя! Интересно, где ты работаешь? И вообще, откуда ты такой взялся? – заступился за наркомана парень из молодой парочки.
– Правильно, Макс! – одобрила его подружка. – Ишь какой… чувак голимый…
– Я не взялся! Я москвич, коренной! А вот ты откуда взялся? И не только ты!
– Мы все взялись из одного места, – сказал доктор. – Успокойтесь же вы, наконец. Нас всех мама родила. Ну а если даже смерть нам угрожает… разве не нужно оставаться людьми? Коренной, не коренной…
– Перед Богом мы все равны, – поддержала доктора Наталья Сергеевна.
– Перед Богом, может, и равны. А на земле – вы меня извините! Вы ещё скажите, что вы с бомжом равны! Нет, может, вы и равны, а вот я – увольте, пожалуйста.
– Для смерти мы тоже все равны, – добавил доктор.
– Доченька моя! – очнулась и подала голос Лида. – Доченька моя! А как там, наверху? Что произошло? Может, оно там тоже… произошло? И там, наверху, уже ничего нет?
– На нас сбросили бомбу… А может, и не одну. А может, и ядерную, – предположил молодой парень, Макс. – И мы последние, кто остался в живых. На всей земле. Не слабо, а?
– А-а-а!
Нет, такого не может быть, чтобы мы остались последними… Нет! Как хочется вылезти отсюда! Мы выберемся. Конечно, выберемся! Нас спасут! Спасут!
А вдруг – правда? Вдруг это правда, что мы последние на земле? И мы со Светкой, как новые Адам и Ева, должны начать род человеческий! И правда, Светка – единственная тут… единственная, кто мог… кто могла бы ещё родить… то есть продлить его, этот самый род человеческий.
А эти две, что помоложе? В смысле, женщины, что помоложе остальных. Нет, ну одна – ещё ничего… А вторая – страшная, и космы торчат. Ничего себе альтернативочка…
О проекте
О подписке