Глава вторая. В Храме Великих

Селина

Несмотря на нежданный подарок, надвигающуюся истерику и общее плохое самочувствие, уснула я довольно быстро. Только голова коснулась мягкой подушки, наволочки которой ненавязчиво пахли лавандой, как глаза закрылись сами собой, и я провалилась в крепкий сон.

Вопреки ожиданиям и тревогам, мне совершенно ничего не приснилось. Я не блуждала по длинным коридорам Академии, выискивая то, что на самом деле никогда мне не принадлежало; не бродила по огромным садам, задыхаясь от густого и навязчивого аромата цветущего жасмина; не рыдала в жалкой комнатёнке постоялого двора под пристальным и злым взглядом Леонарда. Всё это было в прошлом, забыто и надёжно похоронено. Просто темнота, которая поглотила разум, давая мне возможность отдохнуть и прийти в себя без лишних тревог и забот.

Закрывая глаза, я видела темноту осенней ночи. Лишь угли камина тлели, и периодически едва слышно трещали дрова. А когда открыла, то всё было таким же. Картинка совершенно не изменилась. Такое ощущение, что я вообще не ложилась, и общее самочувствие было соответствующим.

– Доброе утро, госпожа, уже пора вставать, – тихо произнесла Конни, которая продолжала касаться моего плеча.

– Уже? – прошептала я хриплым ото сна голосом и села в кровати, потирая глаза кулаками и стараясь сдержать рвущийся зевок.

Никогда не вставала так рано. Но уснуть уже не смогла бы, даже если бы захотела.

Этот день пришёл.

А дальше всё завертелось так быстро, что у меня не было времени подумать о веточке жасмина в своей спальне и о том, чем это может закончиться.

«Какая разница, – думала я. – Он ничего не сможет сделать, просто издевается. Дерек всегда любил надо мной издеваться и теперь поступил так же. Всё в прошлом и забыто».

Сначала была ванна. На этот раз вода была едва тёплая, совсем как в прохладных водах озера Гароу, расположенного в Нарговии совсем недалеко от академии Искрящих. По преданию, именно там совершили первое омовение Великие Отец и Мать.

Я вздрогнула, когда нежная кожа, еще теплая после мягкой постели, окунулась в прохладную воду. Но всё равно заставила себя сесть, обхватив плечи руками, склоняя голову и отчаянно кусая губы, чтобы не дрожать. В комнате пахло специальными маслами и благовониями. Запах был тяжелым и даже резким. От него кружилась голова и хотелось чихать. Но всё желание пропало, когда Конни начала медленно лить из ковша воду на мою голову.

На мгновение даже дыхание перехватило от холода, а зубы лязгнули в тишине. Я сжалась еще сильнее и впилась ногтями в кожу на предплечьях.

«Так надо… надо… надо. Небольшое испытание перед грядущим».

Ковшей было ровно три.

После этого Конни сразу помогла мне выбраться, укутывая в тёплый халат и вручая небольшой стаканчик с кильяром ( прим. автора: кильяр – священное вино, которое даётся новобрачным и прихожанам во время служб в храмах Великих. На большей части Киа (название мира) исповедовали троебожие: Отец – защитник, воин и учитель; Мать – жизнь и смерть, любовь и ненависть, счастье и горе; и Сын – шут, плут и насмешник, который любил играть жизнями других. Также они символизировали собой небо и солнце, землю и воду, легкий ветер между ними).

Горькая настойка обожгла гортань и вызвала неконтролируемый кашель. Да такой сильный, что у меня выступили слёзы на глазах. Зато сразу стало тепло, и я забыла о холодной ванне.

Короткий отдых, и пришла очередь причёски. Волосы оставались мокрыми, когда Конни заплела их в толстую косу, украшая жемчужными нитями, и надела на голову золотой обруч со священными письменами.

Когда с этим было покончено, в покои, предварительно постучав, вошла специально нанятая хамиби – дородная женщина с удивительно тонкими пальцами. Мисс Понс была самой лучшей в столице свадебной художницей. Именно ей предстояло тоненькой кисточкой очень аккуратно нарисовать специальной хамой (прим. автора: хама – краска из высушенных листьев лавсонии. Рисунок держится до трёх недель и, в зависимости от добавок, обладает различными оттенками, от светло-оранжевого до тёмно-красного и чёрного), на моих висках «узор невесты» – священные цветы и завитки, которые ленточкой соединялись на лбу и опускались к переносице затейливой капелькой.

Говорят, столетия назад узорами из хамы покрывали всё лицо невесты, делая его похожим на уродливую маску, чтобы злые духи не могли украсть её красоту и сглазить будущую счастливую жизнь с мужем. Сейчас украшались лишь виски. А также раньше девушки проходили первый свадебный обряд совершенно обнаженными. Лишь длинная ниточка речных жемчужин украшала их тело и венок из ярких дурманящих полевых цветов на голове.

Матушка называла это дикостью и тут же требовала принести нюхательные соли.

– Сейчас всё намного пристойнее. И слава Великим, – бормотала она, обмахиваясь веером. – Это же чудовищно. Без одежды, с какими-то бусиками. Ужасно. Варварство.

Моя одежда на это утро тоже была необычной и даже провокационной. Во-первых, никакого белья. Совсем. Ни сорочки, даже самой легкой из фреольского шелка, славящегося своей красотой и невесомостью, ни тем более панталон. Только я.

Лиф платья красивого молочного цвета, украшенный тонким кружевом и крохотными жемчужинками, плотно облегал грудь. Прозрачное кружево тонкими полосками поднималось вверх ажурными лямками. Прямо от груди платье мягкими складками опускалось вниз до самого пола. Ни корсета, ни подъюбника – ничего. Я каждой клеточкой ощущала мягкость ткани и осознавала свою обнаженность и беззащитность. Знали об этом и остальные. Я даже представить боялась реакцию Эйдана. Боялась и в то же время предвкушала.

Завершали образ легкие туфельки без каблуков из белой кожи, украшенные искусственными цветами. Они были нужны мне лишь для того, чтобы добраться до храма и потом выйти оттуда. В священный сад входили без обуви.

– Вот и всё, госпожа, – прошептала Конни, застёгивая последнюю крохотную пуговичку за спиной. – Вы такая красивая.

– Спасибо.

Я смотрела на себя в зеркало и не узнавала.

– Нам пора идти, – прошептала девушка, подавая длинную, до пят, белую шубку с широким воротником, которая должна была скрыть меня от любопытных глаз.

Тоже дань традициям предков. Сомневаюсь, что в такую рань и темноту, когда до восхода оставалось еще больше часа, кто-то может разглядеть моё лицо.

Дом спал, и мы с Конни смогли беспрепятственно выйти на улицу через чёрный вход. Карета ждала нас у самого порога, но я всё равно успела замерзнуть. Или эта дрожь по телу была не от холода, а от предвкушения и ожидания.

Сказать сложно.

В карете меня уже ждали матушка и Леонард. Отец решил не ехать, сославшись на гостей, которых было необходимо развлекать. Но знала, что ему было просто незачем и неинтересно отправлять дочь в путь. Свой отцовский долг лорд Честей Торнтон выполнил, найдя мне хорошего жениха и обеспечив богатым приданым. Матушка, наверное, тоже бы осталась дома. Она очень не любила ранние подъемы, но её присутствие было обязательно. А Лео… Старший брат просто был, и причины его поступков знал лишь он сам.

– Вот и ты, дорогая, – улыбнулась родительница, хватая за руки, стоило мне сесть в карету и поудобнее расположиться в мягком кресле, положив ноги на укрытые горячие кирпичи, которые поставили специально для нас. – Волнуешься?

– Немного, – призналась я.

– Ничего. Сейчас пройдём первую церемонию в храме, получим благословение богов и вернёмся домой. Тогда и начнётся самый главный праздник, на котором ты будешь блистать.

– Да, я знаю, – ответила ей, совершенно никак не отреагировав на восторженные нотки в голосе матери и мечтательно заблестевшие глаза, и выглянула в окно.

Мимо нас проплывали лишённые листьев деревья. Киа готовилась к зиме, а природа к спячке.

Путь от нашего загородного поместья до главного столичного храма, расположенного на самой верхней точке столицы – крутом склоне, на вершине которого была еще резиденция королевской семьи, – занял приблизительно минут сорок. Уже светало, и я спокойно смогла взобраться по скользким от инея ступенькам, не рискуя при этом сломать себе шею.

В храм было три входа. Первый – самый главный, с широкой лестницей и высокими ступеньками, им ежедневно пользовались граждане, которые искали здесь покой, утешение или помощь у Богов. А по бокам было еще две не такие приметные двери, с восточной и западной стороны. Для невесты и жениха.

– Великие с нами, – прошептала я, почтительно склонив голову перед жрецом, который встречал нас у восточных дверей.

Невысокий седовласый мужчина с длинной окладистой бородой и в просторных одеяниях насыщенного желтого цвета с зелёной каймой кивнул в ответ, отвечая:

– Отныне и вовек. Здравствуй, дитя.

Я ступила ближе, беря его морщинистую руку и прислоняя к своему лбу, склонившись при этом в низком поклоне.

– Я пришла просить богов о милости одобрить союз двух любящих сердец.

– Боги услышат твои молитвы, идём, дитя.

Здесь было темно, лишь тусклые факелы на каменных стенах освещали наш путь вниз, в самое сердце древнего храма. Матушка и брат остались ждать нас на первом этаже. Им путь сюда был воспрещён. А я шла вслед за жрецом, неотрывно смотря на его ровную спину, и старалась не думать о том, что всё это уже когда-то было.

Не у всех хватало денег и средств на главный храм. Для бедняков всё было не так пафосно и красиво. Совсем не так. Пред глазами всплыло деревянное корыто с прозрачной водой, две перекрещенные веточки священного дерева и солнечный лучик, который озорно блестел на пожелтевшей от времени ленте на запястьях.

Старец остановился у огромных створчатых дверей и пристально взглянул на меня:

– Готова ли ты, дитя?

– Да, – прошептала я и затаила дыхание.

Пути назад не было.

Двери медленно распахнулись перед нами, открывая землю небывалой красоты. Священная обитель Великих.

Напротив одновременно с нашими плавно открылись точно такие же двери, впуская внутрь круга Эйдана. Но я не видела этого, полностью сосредоточившись на появившемся передо мной кусочке вечного лета.

Здесь волей Великих всегда было тепло и по-летнему уютно, а также немного влажно. Мягкий зелёный мох устилал поверхность ярким ковром, озорно звенел ручеёк, протекающий через всю поляну и теряющийся в корнях могучего дерева с раскидистой густой листвой. Всюду, куда ни падал взгляд, цвели цветы, наполняя воздух приятным ароматом. Некоторые растения были особенными и встречались только в главных храмах по всей Киа. Например, светящийся в темноте голубой карбунук. Именно его тяжелые круглые соцветия вместе со стайкой озорных светлячков, кружившихся в воздухе, освещали небольшое помещение приглушенными светло-желтыми огоньками.

Именно на этой поляне как нигде больше чувствовалось присутствие великих, каменные статуи которых стояли рядышком у стены. Суровый Отец с огромной секирой на плече упирался другой рукой о рукоять меча, который висел у него на привязи. Короткая борода лопатой, густые брови и пронзительный предупреждающий взгляд. Защитник и настоящий воин.

Рядом Богиня-мать, красивая девушка или женщина. Понять было трудно, почти невозможно. Её густые волосы были прикрыты легким покровом. Простое платье перетянуто обычным ремешком из ракушек, на груди длинная нитка из речного жемчуга. Лицо вроде девичье, юное и такое красивое, а взгляд мудрый, горький и даже жесткий. Губы сложены в легкую полуулыбку, но осознание тревоги не уходит. Жизнь или смерть? Любовь или боль? Что прячется за божественной волей этой вечной девы, матери всего сущего?

И последний по очереди, но никак не по значению и величию – Сын. Узколицый, с острым подбородком и тонкими губами, над которыми располагались небольшие усы. Улыбка кривая, а взгляд такой хитрый, что сердце замирало от тревоги. Шутник, озорник и главный насмешник нашего мира. Любитель развлечься за счёт неприятностей других. Но, с другой стороны, мудрый, сильный и помощник отличный, поддерживающий науку, развитие и стремление расти. Если Отец и Мать были за спокойствие, устойчивость и стабильность, то Сын всегда подгонял нас, простых жителей Киа, заставлял напрягаться и находить пути решения. Именно Сын дал некоторым из нас искру.

Прерывисто вздохнув, я скинула на пол шубку, затем туфельки.

Сложив по прямой раскрытые ладони одна на другой, соединив их в запястьях, при этом левая от сердца сверху, я сделала первый шаг, ощущая босыми ступнями влажную мягкость мха, который приятно пощекотал кожу. Потом еще один – по импровизированной дорожке, которая довольно быстро закончилась, переходя в неглубокий ручеек с кристально чистой водой. Не глядя и не медля ни мгновения, я ступила в воду. Какой же теплой и ласковой она была, а камешки на дне такие твёрдые и гладкие. Снующие туда-сюда крохотные красные рыбки, чешуя которых блестела в свете карбунука, не боясь касались наших ног. Намокший подол приятно утяжелял платье, всплывая на поверхности и окружая меня, будто облако. Здесь было неглубоко, вода не поднялась даже до колен.

Наши две дорожки ручейка сошлись у самого дерева, позволив впервые разглядеть друг друга в сонном сумраке утра. На Эйдане были свободные светлые штаны и легкая молочного цвета длинная рубаха с рукавами. На вид обычная, если бы не пуговицы из драгоценных камней. Светлые волосы немного растрёпаны, что придавало молодому мужчине шарма.

Я видела, как загорелись его глаза, когда жених оглядел меня с ног до головы, и улыбнулась в ответ, протягивая Эйдану левую руку.

На душе было так легко, как никогда. Сами Боги спустились с небес, чтобы приветствовать нас.

Так, плечом к плечу, держась за руки, мы и предстали перед нависающим над ручейком алтарём, который находился прямо под деревом. Алтарь представлял собой огромную плиту из цельного серого камня с белыми вкраплениями и чёрно-зелёными прожилками, на верхней части которого были выбиты священные письмена и стоял большой золоченый кубок, украшенный крупными рубинами. Рядом лежала белоснежная шелковая лента и круглый каравай, от которого вкусно пахло свежей выпечкой.

Дерево тоже было необычным и состояло из двух стволов, которые самым причудливым образом переплелись между собой, пытаясь стать единым целым. И соединялись они так плотно, что между ними был только один – совсем небольшой – просвет. Через него в строго определённое время, как раз на рассвете, когда озарялся оранжевым цветом шпиль храма, с помощью специально установленных зеркал появлялся первый лучик солнца, который должен был осветить нас.