– Да нет, вроде… вообще-то я ушла, когда он заснул, я всегда так делала, – недоуменно посмотрела на «ежика» Марина. – Он сначала всегда очень суетился, волновался, что-то пытался мне рассказать.., а потом, как фенозепам начинал действовать, то речь его становилась, ну, как вам сказать, такая смешная, он слова ронял из фразы, путал имена и получалось очень смешно… А потом вообще засыпал… И я всегда уходила спокойно домой, закрывала дверь снаружи на ключ, чтобы он был спокоен.

– У вас есть ключ от этой квартиры? – снова стал проявлять интерес к рыжей Соловьев.

– Ну а как же! – с вызовом подтвердила «лисичка». – Я же с самого начала сказала, что у меня всегда хранился второй ключ – мало ли что… И Наталья Николавна мне говорила, что так спокойнее: мало ли что – вдруг приступ какой с Маратом Арадьевичем приключится, и он до двери дойти не сможет. А тут я прибегу, лекарства накапаю. И ему так спокойнее было…

– Где сейчас этот ключ? – спросил Соловьев.

– Да вот же он, – рыжая сунула руку в карман халатика и выложила на стол большой винтовой ключ. – А как бы я иначе поняла, что случилась беда?! Ведь я сегодня с утра решила позвонить Марату Аркадьевичу: узнать, как самочувствие, не нужно ли чего в магазине купить. Я всегда так делала после его приступов. Ну вот, – рыжая положила ногу на ногу и с силой запахнула халатик, – позвонила я, позвонила, а трубку никто не берет. Я еще через полчаса – может, подумала, он в ванной… А когда и через час он опять трубку не взял, я уже заволновалась. Сначала, конечно, сбегала позвонить в дверь – ничего, тишина. Потом набрала Наталью Николавну на даче, она сказала, что тоже с утра не может дозвониться. Ну мы подумали-подумали, и она попросила меня открыть квартиру и проверить, дома ли его портфель – может, в издательство поехал, а мобильный забыл… А тут вон какой кошмар, – Марина вновь запахнула халатик с такой силой, что чуть не задушила сама себя.

– Скажите, Марина Витальевна, – Репнин достал из нагрудного кармана целлофановый пакетик, в котором что-то темнело, и поднес поближе к рыжей, – вам эта штуковина ни о чем не говорит?

– Что это? – с опаской глянув на содержимое пакетика, произнесла молодая женщина.

– Это было найдено на груди Марата Аркадьевича. Скорее всего, какой-то талисман или предмет ритуальной атрибутики… Мы пока не знаем, эксперты будут разбираться… Скажите, этот предмет вы видали раньше в квартире Заволжских? – Репнин сосредоточенно вглядывался в лицо рыжей.

– Не-ет, никогда не видела, – пролепетала та.– Вы извините, мне что-то нехорошо, может, я домой пойду? А то голова кружится и знобит.

– Да, да, конечно, – забеспокоился Репнин, – вот здесь распишитесь, пожалуйста, – он придвинул к ней листок бумаги. – Если что, мы вас вызовем, Марина Витальевна, мало ли какие вопросы могут возникнуть. – Он натужно улыбнулся. – Все-таки вы обнаружили тело, да и покойного знали хорошо. Так что у меня к вам большая просьба – пока не уезжайте из города.

***

– Жене уже сообщили? – поинтересовался Соловьев у Репнина, когда «лисичка» покинула кухню-«избу».

– Да, Олег Сергеич, она уже едет сюда, – ответил «ежик».

– Как она?

– В шоке. Я, правда, не стал говорить, в каком виде мы нашли тело ее мужа.

– Вполне резонно. Думаю, что такие подробности сообщают не по телефону, – согласился с ним Соловьев.

– Олег, а эту…, – Яна запнулась, потом справилась с волнительным воспоминанием, – голову, ну, как ее оттяпали? Сразу?

– Ты знаешь, – задумчиво произнес Соловьев, – эксперты считают, что, судя по срезу на шее Заволжского, голова была отсечена одним ударом. Может, я и ошибаюсь, но скорее всего убийца очень силен и, вероятно, имеет кое-какие навыки в области восточных единоборств. Это там практикуют борьбу на мечах…

– То есть, шею не пилили, – решила уточнить Маргоша.

Быстрова метнула на подругу взгляд «38 калибра», но было поздно. Пучкова решила занять некоторую пустоту в разговоре и продолжила, как ни в чем не бывало:

– То-то я смотрю, брызги по всей кровати. Даже на стенах, потолке и полу.

– Марго, нельзя ли без этих подробностей? – Яна зло посмотрела на подругу.

– А что, собственно, я такого говорю не такого? – тут же ощетинилась Маргоша. – Можно подумать, здесь слет общества по вышиванию крестиком, а не расследование убийства.

– Ты, Маргарита, молодец, – решил разбавить накалявшуюся обстановку Соловьев, – все верно определила. Вот помогла бы ты нам еще с соседями контакты наладить. Совсем бы хорошо было! Понимаешь, – он доверительно посмотрел ей в глаза, и Пучкова сразу же начала таять, – я давно заметил, что с женщинами соседки откровеннее себя ведут, чем с полицейскими. То ли формы пугаются, то ли ответственности… А с женщинами убалтываются буквально до потери пульса. Может обойдешь несколько квартир, вдруг зацепочку какую найдешь? Доверяю тебе, как самому себе, – наддал следователь и добился желаемого результата. Маргоша деловито поднялась со стула, одернула свитерок, который был ей мал чуть не на два размера (поскольку был из Яниных закромов) и молча удалилась.

– Спасибо, Олег, – улыбнулась Яна. – Нейтрализовал Маргошу. Она сегодня какая-то взвинченная с утра. То ли не выспалась, то ли наоборот, переспала…

– Ничего, ничего, – рассмеялся Соловьев. – Думаю, сейчас она соседок дожмет. Энергии у нее хоть отбавляй! Чего надо и не надо вызнает. Всю, так сказать, подноготную Заволжских.

– Олег Сергеич, – подал голос Сергей Репнин, который выходил вместе с Маргошей из кухни и вернулся немного озадаченный, – там жена Заволжского приехала. То есть уже вдова… На ракете что ли прилетела… Уж очень быстро. Она же на даче была.

– Ну, не у всех же дачи за сто километров от Москвы, – хмыкнул Соловьев, весело посмотрев на Яну, – давай ее сюда. Она одна? Или с детьми?

– Одна, одна. Дочь уже взрослая, но она на юге с мужем.

– Ну, давай, зови.

Но сразу разговора со вдовой  не получилось. Когда в кухню вошла статная, красивая, но невероятно напуганная и нервная женщина и узнала, что мужа ее действительно убили (оказывается, она все еще не верила в случившееся, пока возвращалась с дачи), то бессильно рухнула на стул и прорыдала не менее пятнадцати минут. Яна отпаивала ее сначала валерьянкой, потом валокордином, чаем и даже холодной водой.

Соловьев, потерявший терпение, вышел в другую комнату, чтобы переговорить с оперативниками и сделать кое-какие распоряжения.

Оставшаяся один на один с плачущей женщиной Яна, как могла, старалась успокоить несчастную. Наконец, ей это удалось. Вдова секунду смотрела невидящим взором в окно, потом глухо произнесла:

– Задавайте свои вопросы. Я в порядке.

Поняв, что у нее в запасе всего каких-то несколько минут (Яна была уверена, что новая волна истерики долго не заставит себя ждать), Быстрова решила самостоятельно начать предварительный допрос. Единственное, что пришло ей в голову, было следующее:

– Наталья Николаевна, скажите, в последнее время ваш муж опасался кого-то или чего-то? Может, ему кто-то угрожал?

В глазах убитой горем вдовы мелькнула какая-то искорка, но тут же погасла.

– Не могу вам ничего сказать по этому поводу, – монотонным голосом проговорила она, – дело в том, что мы с Маратом Аркадьевичем в основном обсуждали хозяйственные проблемы, – она немного смутилась, – понимаете, мы как раз решили сейчас перестраивать наш загородный дом – дочь с мужем собрались ребенка заводить. И мы планировали жить все вместе… А квартиру эту собирались определить под рабочий кабинет для Марата… Марат так хотел… – Из глаз женщины снова потекли слезы, и Яна испугалась, что истерика не заставит себя долго ждать.

– Наталья Николаевна, – решила она сбить с «курса» Заволжскую, – а вы полностью доверяете Марине, вашей соседке?

– Мариночке? – вскинула полные слез глаза Заволжская. – Ну, что вы, конечно, она славная девушка. Всегда помогала нам. Марат Аркадьевич, знаете ли, был очень добр к ней, когда Мариночка осталась сиротой. Он ведь ее с раннего детства знал…

– А она вроде бы сирота с детства… Не в курсе случайно, что произошло с ее родителями? – настороженно поинтересовалась Яна.

– Да я толком-то и не знаю, то ли в автокатастрофе они погибли, то ли в авиа… Давно это было… Мы еще тогда с Маратом даже не были женаты.

В кухню вернулся Соловьев, укоризненно поглядел на Быстрову, но ничего не сказал. Подошел к вдове, взял под локоток.

– Наталья Николаевна, давайте мы с вами, не спеша, пройдемся по квартире, посмотрим, ничего не пропало, может, украли что-то… Это очень важно для следствия.

– Да, да, конечно, пойдемте, – женщина разом поднялась, потом вдруг, сцепив руки, дрожащим голосом спросила:

– А… Марат… он где? Здесь? В квартире? Я могу его увидеть?

– К сожалению, это пока не возможно, Наталья Николаевна, – как можно мягче ответил Соловьев. – Тело увезли на экспертизу. Потом, разумеется, вы получите такую возможность…

– Тело, – словно эхо, – гулко повторила женщина, но потом, видимо, сдержала эмоции и произнесла почти ровным голосом, – ну что ж, пойдемте, пойдемте…

После того, как вдова Заволжского констатировала, что, кроме старинного самурайского меча из оружейной коллекции мужа, ни одна из ценных вещей не пропала, Соловьев предложил Яне выйти во двор, так сказать, на свежий воздух. Внешний вид Быстровой говорил о том, что ей лучше покинуть квартиру Заволжских. Она была бледна, малоразговорчива и часто и глубоко дышала.

***

Могли бы и меня подождать, – ворчливо произнесла Маргоша, выходя из подъезда и с завистью поглядывая на разложенную еду вокруг сидящих на лавочке Соловьева и Быстрову.

Сергей Репнин по заданию шефа сбегал в соседнюю палатку со смешным названием «Крошка-картошка» и притащил оттуда целый пакет с едой и напитками в пластиковых стаканчиках, а сам понесся снова в квартиру, где произошло убийство. Олег с удовольствием поедал салаты, уложенные прямо в размятый горячий картофель, а Яна, стараясь не глядеть на еду, посасывала из трубочки кока-колу со льдом, наотрез отказавшись от горячего кофе.

– Садись, Маргарита! – Приветливо показал Соловьев на место рядом с собой. – Давай, присоединяйся, еды на всех хватит. – Ну что, смогла что-нибудь интересненькое выведать у соседей? – он с улыбкой придвинул ей пакет с едой, но Маргоша, раздосадованная тем, что трапезничать начали без нее, стояла, надув губы. Наконец, когда ноздри ее стал щекотать аромат свежезапеченного картофеля, она сменила гнев на милость и принялась уничтожать салаты, сэндвичи и хрустящие гренки, не забывая при этом выдавать информацию, как говорится, на гора:

– А из восьмой квартиры Зоя Антоновна, такая мрачная тетка лет шестидесяти, в бигудях, сообщила мне, что рыжая Маринка в последние дни буквально не вылезала от Марата. Носилась по лестнице то туда, то сюда. Вся расфуфыренная… Короче, тетка намекает на то, что у Маринки что-то было с убитым… Правда, думаю, что из зависти сочиняет много… Она ведь живет одна, без детей, без мужа… Вот и выдумывает, что ни попадя…

– Молодец, Марго, интересная информация… Будем проверять. А еще с кем-нибудь удалось переговорить? – Соловьев закурил и с наслаждением выпустил дым.

– А как же! Еще Ариадна Павловна из шестой квартиры нашептала мне, что в последнее время между супругами Заволжскими случались громкие перебранки. Дочь-то у них уже взрослая, Тамара, так ее почти не было дома весь прошлый месяц. С женихом уехала отдыхать на море. А вот Наталья Николаевна и Марат Аркадьевич, да домработница Глаша сидели все время дома и собачились… До тех пор, пока Наталья Николавна и Глаша не уехали на дачу. То есть собачились-то хозяева. Домработница не в счет. А Ариадне Павловне этой все через стенку слышно… Ведь она рядом живет… А стенка-то между ними из гипсокартона, не настоящая значит…

– Как это не настоящая? – удивилась Яна.

– Когда-то, во времена перестройки, семья Ариадны очень нуждалась в деньгах, а Заволжские расширяться захотели, вот и продала она им одну комнатку. А теперь с удовольствием подслушивает, наверное…

– Так она наверняка должна была что-то услышать из вчерашней кровавой бойни, – вставил свое слово Соловьев, все это время внимательно прислушивающийся к болтовне Маргоши.

– Так должна-то она была должна, – причмокнула губами Маргоша, чтобы картофель не выпал у нее изо рта, – но не слышала… Сама, по-моему, себе этого простить не может – вчера на весь день уезжала к сестре в гости, вернулась лишь к девятичасовой программе «Новостей».

– Да, жаль, однако… Ну, тогда, кстати сказать, неплохо было бы пообщаться с этой домработницей, как ее, Глаша что ли, – заметил Соловьев, выпуская клубы дыма изо рта.

– Приедет с дачи – пообщаемся, – деловито заявила Маргоша. – Ну, так вот. А самое интересное рассказал мне один дядечка пожилой. Кажется Савелий Рудольфович или Эдуард Семенович, я что-то запуталась в этих сложных «Фридрихах Карловичах и Пульхериях Андреевнах», живущих в «сталинке».

– Ты давай, Марго, по существу, по существу, – поторопил разглагольствующую Пучкову Соловьев.

– Ну да, это и вправду не важно. Важно то, что старик живет здесь всю жизнь. В седьмой квартире. И помнит, как здесь появилась эта Маринка-то. Значит так, – Пучкова деловито нахмурилась и даже временно прекратила жевать, – отца Маринки этой никто не видел. Кажется, и не было его у нее вовсе. То есть, конечно, он где-то был, но Маринка появилась вне законного брака. И сразу же стала круглой сиротой – мать ее скончалась в роддоме. Здоровьичко вроде как у нее слабое было, поэтому и роды не перенесла. А поскольку в квартире этой никого больше не было, то соседи и не сразу-то узнали, что дите сиротой осталось. А потом вдруг через какое-то время Маринку маленькую какая-то тетка привезла из роддома. И стала с ней тут жить. Назвалась Полиной Сергеевной, сказала, что дальняя родственница Малиновых. И Марат Аркадьевич проявил заботу и, кажется, даже помогал материально им.

– А как же тогда Маринка нам говорила, что родители ее погибли в автокатастрофе? – спросила Быстрова и под влиянием гастрономического азарта Пучковой рискнула взять хрустящую гренку из бумажного пакета.

– Как, как, – крякнула Маргоша, – почти все дети без отцов уверены в том, что их папы космонавты или капитаны дальнего плавания. На крайний случай, для тех, кто не слишком верит в эти сказочки, говорят, что отцы их погибли в катастрофах…

– Ну ладно, эту историю мы тоже проверим, – Соловьев аккуратно затушил о край лавочки сигарету и кинул в кусты неподалеку. – Сереге Репнину предстоит побегать по паспортисткам. Паспортистки все знают. А не скажут паспортистки, по картотеке проверим. Может, и узнаем, что за «капитан дальнего плавания» участвовал в рождении Марины Витальевны Малиновой.

– Думаешь, Заволжский? – Яна посмотрела на него с недоумением.

– А что? – пожал плечами Соловьев. – По возрасту он вполне мог оказаться ее отцом. Как говорится, седина в бороду… А иначе чего бы это он стал так опекать девчонку? Не отдал ее в детский дом после гибели матери, нанял нянечку, помогал во всем. Доверял. Маринка-то даже ключ от его квартиры имела при себе! Обязательно проверим.

– Но тогда версия с рыжей Мариночкой, первой обнаружившей труп, глухая, – задумчиво произнесла Быстрова, – не будет же дочь убивать собственного папашку, тем более, что он помогал ей всю жизнь. А отпечатков ее пальчиков в квартире полно – она ведь почти каждый день там торчала. Вообще мне кажется, что обычная женщина не может убить мужчину вот таким зверским способом, тем более без особых на то причин.

– Тем более самурайским мечом! – Маргоша стряхнула крошки со свитера и деловито подбоченилась, – это же надо, какая дикость – башку человеку отсечь! Да это сколько силы-то надо! Не каждому доступно мечом размахивать! Я бы, например, и поднять этот меч не смогла…Не то, что по шее кого-то бабахнуть! Кровь рекой! Обезглавленное тело! Жуть!..

– Марго! Ты опять за свое! – с укором посмотрела на нее Яна, опасавшаяся, что гренка, которую к этому времени ей удалось проглотить, вернется обратно. – Ну, неужели нельзя без спецэффектов!

– Ладно, девчонки, не собачьтесь, – Олег решил увести разговор от этических противоречий в другое русло, – скажите лучше, помогать будете? А то мне, боюсь, без вашей помощи тут труднехонько придется. И текучка опять, зараза… Ведь московские преступники не ждут, пока я это убийство раскрою – они каждый день душегубствуют… А в этом деле особый подход нужен… Сдается мне, что убийство это имеет какую-то мистическую подоплеку. А вы такие дела любите. Ну так что? Будем дружить?

– А то! – деловито поднялась со скамейки Пучкова. – Ты главное, нам «зеленую улицу» обеспечь, чтобы нас не третировали с нашими «частносыщицкими» пропусками.

– Я скажу Сереге, чтобы он позаботился о том, чтобы вас везде, где нужно, пропускали. А будут проблемы – звоните, я всегда помогу, – на полном серьезе ответил Соловьев. – Быстрова! Очнись! Я пошел! Марго! Присмотри за ней. Она что-то неважно себя чувствует, по-моему.

– Ладно уж, пригляжу, – Маргоша свысока поглядела на свою бледную подругу и снова села на скамейку, – мы тут пока посидим еще, воздухом подышим, а ты иди, «наша служба и опасна и трудна!»

Проследив немного грустным взглядом за удалявшимся следователем, Маргоша развернулась всем корпусом к Яне и примирительно пробасила:

– Да ладно, подруга, не грузись ты так. Ты же детектив, а не кисейная барышня. Между прочим, обилие крови вокруг трупа говорит о том, что голову отрубили живому Заволжскому, а не мертвому. Вот я тут думаю, – она деловито поерзала на лавочке и хитро прищурилась, -а я ведь не все Олегу рассказала.

Быстрова с удивлением воззрилась на нее. Даже тошнота сразу прошла.

– Да, нечего их баловать, сами раскроем, у меня тут идейка одна появилась. – Маргоша отломила сухую веточку с соседнего куста и стала что-то царапать ею на песке.

– Ну, давай, выкладывай свою «идейку», – поторопила Яна подругу, – а то ведь не май месяц, замерзнем тут, пока ты с мыслями собираешься…