Пробуждение и новые события

Было девять часов утра. В окно пробивался слабый лучик солнца. Мистер Челленджворс с трудом открыл тяжелые глаза, ощущая тупую боль по всему телу, смешанную с мерзким чувством разбитости. Он нашел себя на небольшой красной софе в углу незнакомой ему комнаты. Еще не до конца проснувшемуся, ему показалось, что он на корабле, потерпевшем кораблекрушение: вокруг в большом количестве было разбросано конфетти, ленты, какие-то бумажки и мишура, которые преобразовались в грезах полуспящего страдальца в обломки снастей и весел. Одна его нога находилась на спинке дивана, вторая – обреченно лежала на полу, а руки раскинулись в обе стороны. Окончательно проснувшись, аптекарь титаническими усилиями справился с затекшими конечностями. «Что со мной?» – такой была его первая фраза после пробуждения, которую он произнес в полный голос, со страхом озираясь по сторонам.

– Что здесь произошло? Как я… сюда попал?

– Кофе со сливками или без, сэр?

В дверь вошёл презентабельного вида слуга в белых перчатках и невозмутимо поставил поднос с напитком на маленький мраморный столик рядом с временным пристанищем растерянного гостя.

– Прошу прощения, уважаемый…гм, сэр.

Официант вежливо поклонился, но беспристрастное выражение не сходило с его лица.

– Я… Где я нахожусь? И простите, кто вы? И что вообще произошло?

– Вы находитесь в доме у мистера Роджерса де ла Льафш и его супруги. Вчера вы были на приёме, устроенном в честь видных предпринимателей нашего города и пожелали провести эту ночь здесь, что немедленно было удовлетворено, – быстро отрапортовал слуга, при этом ни разу не моргнув и не удостоив собеседника взглядом.

«Пожелал провести ночь? Что за чушь молотит этот оловянный солдатик? И какой к черту мистер де ла Льафш?» – мистер Челленджворс приподнялся и отряхнул помятый фрак, к которому прилипла сотня разноцветных конфетти.

– Послушай, любезный, мне не до шуток. Я прекрасно помню об этом приёме (тут мистер Челленджворс немного польстил самому себе), но не заставишь же ты меня думать, что я мог вот так провести здесь всю ночь, заснув в одежде прямо на софе в гостиной?! – почти перешёл на крик уже окончательно воспрявший ото сна Джон Челленджворс

– Вы вчера долго веселились, сэр. И да, кх-м, с вами была молодая леди. Не думаю, что мне позволительно давать какие-либо оценки, но она была очень красива. Вы заснули здесь, а она долго потом разговаривала со своей … яркой подругой. Да, в этой комнате. Выпейте кофе. Возможно, он поможет вам всё вспомнить, – отрезал слуга и, невозмутимо развернувшись, спокойно вышел в раскрытую дверь.

«Вот это дела, – задумался Челленджворс, обхватив голову руками, – да, сейчас как будто что-то начинает вырисовываться… Леди? Какая леди? Помню мерцание, песню, что-то темное и мягкое, а еще фиалки… Эти лица, странные лица, я никого не могу выделить… Музыка, да… она была очень громкой… приятной…Громкой… Тошнит от кружения… Что-то падает на голову, светится. Кто-то о чём-то говорит, смеётся… очень много, противно смеётся… А еще там были крабы, и я нюхал цветы в огромных вазах…»

Челленджворс тяжело встал с софы и еле-еле зашагал по комнате, обставленной в духе французского вельможи восемнадцатого века. Его не покидало пугающее ощущение, что он медленно, но верно сходит с ума. Эти роскошные предметы интерьера – как будто он прогуливается по старинному дворцу, этот странный архаичный слуга… Сначала в его голову закралась мысль, что, возможно, его просто разыгрывают, но физиономия дворецкого в перчатках и белой жилетке была такой непроницаемой, что мужчине сразу же пришлось отвергнуть это подозрение. Этот полузабытый фантасмагоричный бал, в котором он принимал участие, а главное – фантасмагоричный он сам, человек, который никогда еще за всю свою сознательную жизнь не проводил ночь вот так, на чужом мягком диване, в одежде и ботинках и с золотистой тонкой ленточкой во рту. От одной этой мысли мистеру Челленджворсу стало плохо и даже захотелось вызвать доктора, но ему пришлось тут же в отчаянии встряхнуть головой, осознав, что точный адрес роскошного особняка ему неизвестен. Тем не менее он уселся за столик и решил всё-таки в целях успокоения прихлебнуть немного кофе и попробовать румяную, правда слегка черствую булочку. Немного придя в себя, он бросил взгляд на круглые настенные часы.

– Господи помилуй, я… Аптека!

Всё, что произошло дальше, можно было уложить всего в пару минут. Вскочив как ошпаренный, мистер Челленджворс принялся лихорадочно осматриваться в поисках своих вещей, когда до него наконец окончательно дошло, что он не снимал ночью ни одного предмета своего парадного туалета. Быстро схватив портфель и плащ, которые лежали рядом с диваном, он выскочил в просторный тихий коридор и стал озираться в поисках выхода. В доме, казалось, не было ни души. Он метался от одной комнаты к другой (все они были прекрасны и пусты), случайно натолкнулся на небольшую кладовку и даже обнаружил миниатюрную комнатку, в которой вальяжно растянулся рыжий спаниель, но заветной двери так и не находил. Слуга-аристократ, как назло, куда-то испарился, и мистер Челленджворс уже готов был серьёзно выругаться, как, по его собственному потом признанию, откуда ни возьмись появилась отделанная золотом дубовая дверь, смутно напомнившая вчерашние приключения. Аптекарь тут же ринулся на улицу, даже не подумав попрощаться с хозяевами. Он подозревал, что дома их и не было.

Первый раз в своей жизни мистер Челленджворс опаздывал на работу. Это было немыслимо, невероятно, чудовищно и никак не согласовывалось с его системой ценностей, вымуштрованной годами. На ходу он попытался пригладить торчащие во все стороны волосы (вчера ему почему-то не пришло в голову положить в портфель расческу) и стыдливо-аккуратно проверял, все ли пуговицы на рубашке застёгнуты. Мужчина порывисто встряхнул рукой, чтобы посмотреть который час, но любимых часов на запястье не было. «Черт возьми! Неужели забыл у Роджерса?!» Делать было нечего –пришлось смириться с горькой потерей. Тонкий бежевый плащ без ремня продолжал развиваться на суровом ноябрьском ветру как парус: неожиданно резко похолодало, и в довершение ко всем неприятностям накрапывал мелкий назойливый дождик. Челленджворс посмотрел на небо и отшатнулся: тучи как будто грозились раздавить солнце и навсегда запретить людям на него смотреть. К чести нашего героя признаем, что такую погоду он ненавидел, даже не задумываясь, какую прибыль она приносит аптеке. Уже не первый год ему доводилось быть свидетелем щебетания своих ассистенток, предметом которого были «уютные темные вечера под пледом с чашечкой какао». «Как же это мило! – говорили они. – Как же это умиротворяет и расслабляет!» От таких разговоров аптекаря буквально бросало в дрожь. Он почти физически не переносил бездействия, и одни только мысли об отсутствии энергии и бодрости из-за погодных условий нагоняли на него такую невыносимую тоску, что, будь его воля, он вырвал бы все страницы в календаре после первого сентября. В то же время неистовый трудоголик прекрасно понимал, что, как бы он ни боролся с осенней апатией, хандра может неожиданно настигнуть и его, расстроив таким образом выработанный годами напряженного методического труда неукротимый рабочий настрой – то, что составляло если не цель, то важнейшую часть его жизни. Однако с удивлением для самого себя мистер Челленджворс отметил, что такой погоде в настоящую минуту он даже рад, так как дождь, бодрящий ледяной ветерок и угрюмое небо оказывают на его голову целительный эффект, угрожающе распухшую от пока еще не разгаданных калейдоскопов вчерашнего вечера и утреннего волнения. Сильный холодный ветер как будто очищал его сознание и прогонял назойливые эмоции, дождь смывал пелену еле различимых разговоров и вымученных фраз, как влага смывает пыль с улиц.

Мистер Челленджворс мчался как паровоз, метровым шагом пересекая улицы и забывая в целях безопасности смотреть по сторонам. В этот час уже было не так шумно: дети давно находились в школе, хотя изредка раздавались их громкие крики, от которых, как мы помним, мистер Челленджворс всегда подёргивался. Иногда мимо джентльмена проносились такие же обеспокоенные пешеходы, шлёпая прямо по лужам и окатывая его грязью. Время своего опоздания новоиспеченный директор магазина отмечал по их лицам: чем более хмурые и нервные физиономии ему попадались, тем неумолимее стрелка часов двигалась к страшной отметке. Наконец запыхавшийся взбудораженный мистер Челленджворс прибыл к месту назначения. Судорожное нажатие на дверную ручку, долгий вздох – и вот, он уже в «Доме».

– Эмили, это я! – мистер Челленджворс решил, что лучшим в этой ситуации будет широкая глупая улыбка. – Вот я и на работе! И да, здравствуйте, – закончил он фразу, снимая мокрый плащ и немного пошатнувшись.

Посетителей в аптеке не было.

– Мистер Челленджворс, – Эмили старалась говорить как можно более спокойно, – Доброе утро… Я вас ждала. То есть… я еще думала, что, может, теперь вы не захотите приходить так рано утром, ведь вы теперь директор и…Что с вами? Почему … Вы как будто испуганы, сэр?

– Боже, Эмили, я и забыл, кто теперь директор этого заведения!

– Забыли? Как это?

– А вот… так, – мистер Челленджворс растерянно, как ребенок, который в сугробе потерял любимую игрушку, посмотрел на ассистентку, – я, я… совсем забыл. Как будто это было … впрочем, что это я говорю?.. Пора нам приниматься за дела, – и он, немного помедлив, задумчиво направился к кабинету. Голос Эмили остановил его опять

– Ох, сэр… – Эмили не могла сдержаться и, преодолев смущение, продолжила неуверенно, – простите меня за любопытство, но… с вами, с вами ничего не случилось? Просто вы так странно, то есть так необычно выглядите…

Эмили смотрела на шефа широко раскрытыми глазами и не могла скрыть искреннего волнения. Мистер Челленджворс взглянул на неё: девушка сегодня была на удивление хороша и свежа, несмотря на недружелюбную ноябрьскую погоду. В её светлых волосах красовалась кокетливая голубая заколка в форме цветка, не из шелка или сатина, а из простого дешевого синтетического материала, но снобистскому вкусу мистера Челленджворса незамысловатый аксессуар показался сегодня очень милым и поднял настроение. Впервые за всё время работы Эмили аптекарь отметил, как она была одета: светло-коричневое полуприлегающее платье смотрелось просто, но элегантно. Серебряные дешевые сережки выгодно подчеркивали овал лица.

Сам мистер Челленджворс действительно выглядел, мягко говоря, необычно для рутинного рабочего утра: белая шёлковая рубашка серьёзно пострадала под натиском обстоятельств – две последние пуговицы безжалостно снёс шторм волнений, а беспощадность климатических условий заставила галстук-бабочку обреченно свешиваться с шеи на стойко преодолевшей все испытания шёлковой ленте. Помятые фалды фрака выглядели ничуть не лучше истрепанного и брошенного за ненадобностью галстука, а когда-то нескромно блестевшие ботинки сейчас с трудом угадывались под толстым слоем пыли и грязи, который мистер Челленджворс имел честь сегодня собрать на улице. Однако больше всего помощницу испугало его лицо, на нём отражалась смесь противоречивых и столь несвойственных этому человеку ранее чувств: волнение или, если быть точнее, какой-то болезненный ажиотаж вкупе с встревоженностью и странной растерянностью, как будто бы мистер Челленджворс первый раз видел собственное рабочее место. Девушка смотрела на патрона и, непонятно почему, осторожно улыбалась, опустив голову. С волос Челленджворса по-прежнему медленно стекали капли дождя, но, казалось, он не обращал на это никакого внимания.

– Ах, да, – он развел руками и невозмутимо обвёл взглядом свой костюм, – забыл вас предупредить. Ну что ж, бывает и такое. – От дальнейших объяснений он решил воздержаться и предоставил озадаченной девушке самостоятельно додумывать предысторию.

Как только её патрон скрылся в кабинете, бывшем тихом обиталище мистера Грейтгрина, Эмили подбежала к большой зеленой тетради на прилавке, чтобы еще раз проверить, правильно ли она подсчитала выручку за вчерашний день. Её очень удивило, что шеф даже не вспомнил об этом важном для неё поручении. Всё прошедшую ночь Эмили провела в волнении, думая об этом разговоре, поэтому сейчас буквально валилась с ног и была бы рада сегодня вовсе не общаться с покупателями. Кроме того, за последние дни она немного похудела и как-то осунулась.

Раздался звон колокольчиков у входной двери. Эмили подняла глаза и удивленно посмотрела на приближающегося к ней молодого незнакомого серьёзного человека, который явно пришёл не за лекарством.

– Добрый день, сударыня, – посетитель сдержанно поздоровался, и Эмили содрогнулась от его неестественно выпученных глаз. Она была уверена, что где-то этого мужчину уже видела, но никак не могла вспомнить где. – Могу ли я поговорить с мистером Челленджворсом?

– Здравствуйте, сэр. Мистер Челленджворс у себя в кабинете, и обычно он просит его не тревожить в этот час. Могу я узнать, какое дело вас к нам привело?

– Д-да, – ответил господин неуверенно, не глядя на девушку, – но я бы предпочел сказать ему об этом лично. Видите ли, дело очень серьёзное, и я думаю, мистеру Челленджворсу было бы приятнее узнать обо всём самому.

Не пытаясь скрыть своё волнение, Эмили попросила нежданного гостя присесть и почти побежала в кабинет начальника.

– Что это с вашим лицом, мисс Джинджер? Что-то стряслось?

Эмили готова была провалиться сквозь землю: мистер Челленджворс поспешно запахнул рубашку Грейтгрина, которую не успел застегнуть на все пуговицы.

– Сэр, я… извините… простите…

– Мисс Джинджер, разве я не говорил вполне определённо, чтобы ко мне не врывались вот так без стука, – по-прежнему испуганно держась за ворот, возмущался застигнутый врасплох мужчина. – Вы просто меня удивляете сегодня.

Эмили повернулась боком и поспешно добавила.

– Мистер Челленджворс, у нас тут фос-мажор!

– Форс-мажор, мисс Джинджер, ФОРC- мажор!

– Да, простите, сэр…я.

– Ладно, говорите. Что у вас там? Ну, всё, можете посмотреть на меня. Успокойтесь. Что случилось?

Эмили опасливо повернула голову.

– Пришёл какой-то настойчивый зануда. Говорит, что к вам. И уверяет, что дело срочное. Со мной говорить отказался. Просит личной встречи.

– Хм. Странно. Кого могло принести в такой ранний час?

– Уже двенадцать, сэр, – немилосердно напомнила Эмили.

– Ах, да, – потупился Челленджворс, – м-да… Хорошо, мисс Джинджер, я жду его в своём кабинете. Пригласите и… – мистер Челленджворс внимательно посмотрел на ассистентку, – и давайте возвращайтесь к работе.

Эмили тихо согласилась и скрылась.

Не прошло и тридцати секунд, как в дверь вежливо постучали. Мистер Челленджворс успел-таки за это время завершить свой запоздавший утренний туалет – ему повезло, что предусмотрительный мистер Грейтгрин всегда оставлял в кабинете запасную одежду.

– Добрый день, дорогой Джон, – таинственный посетитель сразу же медленно закрыл за собой дверь.

Отвыкший от такого обращения аптекарь моментально встрепенулся.

– Иван?

– Рад, что ты… – гость секунду помедлил, – …вы не забыли меня. Хотя с нашей последней встречи прошло не так уж много времени, – гость заулыбался, но как-то неприятно и странно.

Это был тот самый розовощёкий восторженный Иван, с таким жаром приветствовавший вчера мистера Челленджворса на балу предпринимателей. Сейчас же ничто в его облике не намекало на шумно проведённый вечер: он был гладко выбрит, причесан и светился чистотой и опрятностью. Разве что глаза по-прежнему странно выпучивались, хотя для этого, вроде бы, не было каких-либо объективных причин.

– Конечно, я не забыл, Иван, – мистер Челленджворс инстинктивно почувствовал недоброе, – но что же привело вас ко мне в такой час? Эмили, то есть мисс Джинджер, говорила что-то о серьёзном деле. По-моему, мы сегодня не заказывали новые ящики для медикаментов.

– Да, Джон… Или вам было бы приятнее «мистер Челленджворс»? – аптекарю вдруг стало неуютно – тон Ивана на что-то неизбежно намекал, и как же нервировала эта чопорная таинственность.

– Я думаю, мы можем продолжить, как начали. Называйся меня, как сами считаете нужным. Ведь не ради же этого вопроса вы сюда пришли?

– Не нервничайте, Джон. У вас еще будут на то причины, – мистер Челленджворс встрепенулся. – Я пришел с недобрыми вестями. Видите, как всё быстро может измениться, буквально за считанные часы,.. – Иван медлил и, казалось, смаковал каждое слово.

«А он уже не так лезет с объятиями», – отметил про себя проницательный аптекарь.

– Джон, вас вызывают в суд.

– Что вы сказали? В суд? Вы шутите?

– Вас – как главу этого предприятия, «Дом Асклепия». Кстати, до вас невозможно было дозвониться ни вчера вечером, ни сегодня утром, – Иван опять сделал раздражающую аптекаря паузу, – наверное, вас не было дома. Судебному приставу пришлось обзванивать коллег, с которыми вы недавно заключали сделки. Так он вышел на меня. Он позвонил полчаса назад, и я сразу же отправился сюда. Признаюсь, очень волновался, что не смогу вас застать.

Смысл сказанного поставщиком дошёл не сразу – мистер Челленджворс мог только машинально прокручивать в голове слова «суд – пристав – суд», «суд – пристав –суд», как будто под гипнозом. Однако на интонацию Ивана он обратил внимание в первые же секунды. Постепенно вчерашний вечер вырисовывался перед глазами подобно проявляющейся фотографии. Он вспомнил это радостное красное лицо. Эту протянутую ему с восторгом руку. Эту улыбку и поток дружеских, как он тогда думал, восторгов. Он вспомнил и себя, снисходительно увернувшегося от комплиментов и прекратившего общение так же быстро, как розовощёкий юнец его начал. Вчера его очень смущали бурные поздравления Ивана, хотя его юношеская непосредственность и открытость приятно забавляли. Сейчас же он многое бы отдал, чтобы увидеть опять это экзальтированное проявление чувств. Перед ним была та же внешность, но содержание не имело ничего общего со вчерашними её проявлениями. Когда Иван сообщал пугающую новость, его голос был даже не холодным (это бы аптекаря не так удивило) – молодой человек как будто … злорадствовал, хотя мистер Челленджворс в ту же секунду устыдился своих мыслей. «Что-то последнее время моё воображение работает в ускоренном режиме. Похоже, мне не помешает как следует успокоиться».

– Но…Иван, – голос владельца магазина слегка задрожал, – почему вдруг судебный пристав? Как судебный пристав? Что, черт возьми, я сделал?

Поставщик лекарств помолчал несколько секунд и, разглядывая собеседника из-под полуопущенных век, меланхолично продолжил.

– Не вы, Джон, не вы… Тут дело в налогах, о которых не позаботился ещё Грейтгрин. Впрочем, что это я вас только интригую – вам, вероятно, хочется посмотреть на всё самому и спокойно разобраться в одиночестве. Мне сообщили, что официальное письмо давно было отправлено. Месяца три назад. Поройтесь в ящиках у Грейтгрина – я думаю, быстро найдете то, что ищите.

И всё-таки этот тон Ивана, сразу вдруг потерявшего всю робость, щекотал мистеру Челленджворсу нервы, и он с трудом сдерживал своё желание поставить юнца на место.

– Э-э, хорошо, Иван. Мистер…

– Инорк.

–Да, простите… Мистер Инорк. Я…я думаю, мне действительно нужно во всём разобраться… И в одиночестве. Позвольте поблагодарить вас за такое деятельное участие в судьбе нашей организации. И … как вчера вы провели оставшуюся часть вечера?

Иван по-прежнему стоял как на школьной линейке – прямо, вынужденно и глупо. Если бы мистер Челленджворс захотел разгадать по его лицу все тайные мысли, у него бы ничего не получилось; тем не менее в полуопущенных глазах знакомого время от времени улавливались быстрые яркие огоньки.

– Всё прошло прекрасно, Джон. Всё прошло прекрасно. Вот только… мы не попрощались. Но зато встретились сегодня, – бесстрастным тоном отчеканил совсем уже не такой розовощекий Иван.

«Хотелось бы мне, чтобы ты добавил, что повод не такой приятный», – подумал при этом мистер Челленджворс не без чувства горькой обиды.