Глава вторая

Долгое время мы ехали по совершенно пустынной дороге среди рощиц и небольших полей. Никаких указателей, ни одной завалящей избушки. И асфальт был в таком ужасающем состоянии, что иногда казалось, будто мы катаемся на каком-нибудь экстремальном аттракционе, на котором тебя то мотает из стороны в сторону, то подбрасывает, то швыряет вниз. Если в это время петь, то голос очень смешно трясется вместе с тобой.

Но вот нас наконец-то догнала и даже обогнала машина! Задумавшись, я, если честно, почти не заметила, что нас кто-то обгоняет, а папе вообще показалось, что в нас собираются врезаться, потому что он крутанул руль, рявкнув:

– Какого лешего?!

Нас с Лесей хорошенько мотнуло на заднем сиденье, а родители начали обсуждать лихача, опять бурно. Мама утверждала, что в салоне было не меньше семи парней, какая-то безбашенная молодежь. Папа успел разглядеть немногочисленных девушек, но, слегка поспорив, в итоге все же согласился с маминой версией, что там только пацаны. Я лично ничего не успела заметить, кроме того, что это была старая отечественная машина, вроде бы желтая, изрядно помятая и пыльная. Однако ехала она очень быстро, совершенно не боясь разбитой дороги, с громким лязганьем и рычанием. Из выхлопной трубы вырывался вонючий дым.

Папа, придя в себя, обрадовался: номера были местные, значит, водитель точно знал, куда ехать. Приободрившись, он тоже опасно добавил скорости, отчего нас с Лесей вжало в спинку сиденья, и мы пустились в погоню за аборигенским автомобилем, которого, казалось, совершенно не заботило внезапное преследование.

– Смотри, мы наконец-то выехали с поля! – Мама ткнула в экран телефона, где навигатор совершенно внезапно стал показывать дорогу и вдобавок обнадеживающе сообщил, что маршрут построен.

Папа все равно больше смотрел на прыгающий далеко впереди зад бешеного автомобиля с местными гонщиками, чем следовал указаниям ожившего навигатора. Мы с Лесей уже начали получать удовольствие от тряски, из-за которой так уморительно дрожали голоса, когда родители вдруг хором воскликнули:

– Куда они делись?!

Я даже высунулась из открытого окна, чтобы удостовериться: наш местный проводник пропал, будто его и не было, даже пыль не клубилась. Лишь деревья шумели под ветром еще совсем голыми ветвями.

Навигатор показывал, что мы на верном пути, но окружающая действительность несколько не совпадала с транслируемой картой. Папа еще раз нажал на газ, но впереди тянулась привычная уже пустая дорога. На обочину свернуть было некуда, так что исчезновение лихачей оказалось таким же внезапным, как и появление.

– О, смотри! Тут показывает поворот. Наверняка они тоже свернули! – радостно сообщила мама, подняла глаза от телефона и тут же замолчала.

Папа притормозил у этого так называемого поворота и даже заглушил двигатель. Потому что от основной дороги с более-менее нормальным покрытием, которую прокладывали пусть и очень давно, но с применением техники, уходила в сторону колдобистая тропинка среди высокого, почти в человеческий рост, сухостоя. Колеи было две, в одной из них стояла вода.

Навигатор без тени сомнений указывал именно этот путь. Типа сельская дорога.

– Бред какой-то. Какая же это дорога? – недоверчиво протянула мама.

Папа немедленно завел двигатель, опять ради дурацкого желания поспорить с мамой и доказать, что она, как всегда, не права.

– Если местные проехали на своем корыте, то я тем более проеду!

Сказал как отрезал. Возможно, он ждал, что кто-нибудь из нас станет спорить, но все промолчали. И мы на черепашьей скорости свернули на странную тропу.

Сначала было даже весело: по обеим сторонам от машины высокой стеной стояли неизвестные мне сухие растения, сквозь них практически невозможно было что-либо разглядеть. Впереди тянулась та же колея, которую навигатор продолжал выдавать за дорогу.

Новый поворот, и папа остановился на перекрестке. Дорога, которую нам услужливо предлагал навигатор, уходила прямо в деревья, растущие настолько часто, что проехать между ними можно было разве только на велосипеде, если бы кому-то пришло в голову тащиться сюда с велосипедом. Налево сворачивала едва видная и явно редко используемая тропинка, ничем не отличающаяся от той, по которой мы сюда забрели. Кстати, можно ли описывать словом «забрели» поездку на автомобиле?

Папа решительно вышел из машины и, раздвигая заросли прошлогодней травы, попытался пройти вперед, но довольно быстро вернулся, показывая жестами, что пути там нет:

– Дальше болото. Даже квадрик не проедет. – Потом прошелся немного по тропинке, которую навигатор вообще не удосужился обозначить, посмотрел вперед и вернулся за руль с уже принятым решением: – Если местные и проехали, то здесь. Либо возвращаемся обратно, либо сворачиваем.

– А мы сможем здесь развернуться? – недоверчиво уточнила мама.

Папа молча пристегнулся и свернул налево. Буквально через минуту мы обнаружили перед собой полускрытую стеной травы асфальтированную дорогу, с которой свернули, поддавшись на предложение навигатора и собственные домыслы. Папа хмыкнул, мама успела насмешливо сказать: «Закольцевалось!», как вдруг нашу машину тряхануло, и мы застряли.

Совсем рядом с нормальной дорогой. С нормальной, абсолютно пустынной дорогой.

Пока папа пытался вытолкнуть машину, а мама ему по мере сил помогала, мы с Лесей бесцельно шатались вокруг. Попытались предложить свою помощь в толкании, но папа отогнал нас, чтобы не путались под ногами. Тогда мы немного покидались друг в друга прошлогодним репейником, а потом значительно больше времени потратили, отдирая колючки от одежды.

Нашли среди сухой травы и новых лопухов кустик расцветших фиалок. Я с трудом подавила желание нарвать букетик, ведь Леся начала бы бухтеть: «Портишь экологию! Убиваешь природу!» Она даже венок из одуванчиков не разрешила мне сплести, хотя уж этих-то было навалом, и вообще они не в Красной книге и к тому же сорняки. Но Лесю не убедишь.

Поэтому я старалась при сестре ничего не рвать, чтобы не слушать многочасовые рассуждения о хищническом отношении к окружающей среде, которые постепенно обрастали совершенно апокалиптическими подробностями.

Вдобавок Леся всегда ухитрялась выудить из недр памяти какие-то фантастические сведения про ядовитость пыльцы одуванчиков (невозможно отстирать и оттереть от кожи), про опасность попадания сока куриной слепоты в глаза (выест, как кислота) и прочие достойные факты. При этом она не моргнув глазом ссылалась на маму и учителей. Напрасно мама все отрицала и напоминала, что, к примеру, из одуванчиков делают варенье и салат. Лесю было не унять.

Прошло уже, наверное, минут десять, и мы совсем не ожидали, что кто-то еще воспользуется этой дорогой. Даже наоборот.

Теперь родители пытались оправдать собственную неосмотрительность, говоря друг другу:

– Ну кто же знал! Ничего не предвещало! Эти же проехали нормально! Не могли же они испариться, значит, проехали.

Поэтому, когда раздалось тарахтение мотора и на горизонте показался автомобиль, мы все немного удивились. Логично было бы увидеть автогонщиков, а не этот агрегат.

Папа сто раз рассказывал, как дедушка учил его вождению на своих «жигулях», которые называл «копейкой». И фотографии показывал, где они толкают заглохшую дедушкину «копейку» среди каких-то полей. Так что мы с Лесей сразу определили марку приближающегося к нам чуда автопрома, как любил говорить папа.

«Копейка» была когда-то насыщенно-желтой, почти оранжевой, но от времени изрядно потускнела и приобрела кое-где благородный оттенок ржавчины. Судя по всему, пятьдесят оттенков желтого цвета для автомобильного кузова были очень популярны в данной местности. Что машина автогонщиков, что эта тарахтелка…

Сразу было видно, что «жигули» привыкли к бездорожью и грязи, как танки, в смысле, все были заляпаны глиной. За рулем антиквариата сидел пожилой дяденька в мятой кепке со сломанным козырьком и будто бы совершенно не замечал, что подвешенный на зеркало заднего вида брелок из каких-то ярких перьев, отчаянно раскачиваясь на ухабах, так и норовит попасть ему в глаз.

Папе даже не пришлось голосовать, потому что «жигули» лихо тормознули рядом с поворотом, на котором мы застряли. Дяденька тут же вылез из машины и поспешил, слегка прихрамывая, к папе, на ходу выкрикивая хрипловатым, прокуренным, каким-то квакающим голосом:

– Ну че, застряли? Че, сломались?

Типичный сельский житель: серый ватник, спортивные штаны с пузырями на коленях, разбитые сапоги с кромкой засохшей грязи и какой-то зелени. Как работал, так и поехал по делам. И дяденька, и его машина отлично вписывались в окружающий пейзаж. А вот мы – нет. Папа, к примеру, рядом с этим дяденькой выглядел каким-то невероятным чистюлей, просто пришельцем из другого мира.

Мы с Лесей подошли поближе, но разговор оказался совершенно неинтересным.

– Как вас угораздило-то?

– Мы свернули за местной машиной. Может, знаете: молодые ребята на желтой «ладе»?

Дяденька только коротко и неопределенно откликнулся: «А!» – и замолк, якобы заинтересовавшись грязью под колесами. Потом со знанием дела обошел нашу машину кругом, попинал заляпанным сапогом застрявшее колесо, прислушался к натужному рычанию двигателя, почесал затылок под кепкой и многозначительно заключил:

– В Никоноровку вам, ага. Там чиниться.

Хмыкнул, как квакнул, и деловито направился к своему драндулету. Папа первым, а мы вслед за ним гуськом двинулись за дяденькой, будто он нас позвал. Папа сразу начал строить планы, куда и как крепить трос к «копейке», чтобы отбуксовать нашу машину, но напрасно. Оказывается, дяденька вовсе не собирался нас вытаскивать и к «копейке» пошел, судя по всему, с намерением ехать дальше по своим делам. Но раз уж мы всем семейством окружили его, то из вежливости дяденьке пришлось объясняться:

– Это вам только трахтуром тащить, моя ласточка не потянет.

Дяденька ласково похлопал свой замызганный жигуленок по капоту.

Папа побледнел, а мама поспешила сообщить, будто боялась, что дяденька развернется и уедет (а он вполне мог так поступить):

– Нам нужно в Сырых Дорог. – Она смущенно запнулась и поправила сама себя: – В Сырые Дороги.

Оба раза прозвучало не очень, но дяденька кивнул, будто понял.

– Это далеко? – с надеждой уточнила мама.

Было не ясно, какой ответ ее устроил бы больше: тот, что мы быстро доберемся, или тот, что надо разворачиваться и ехать домой.

Дяденька что-то мысленно прикинул и покачал головой:

– Да не. Но с вещами-то далековато вам будет. – Он опять вернулся к нашей машине, а мы послушно двинулись за ним. Оказалось, дяденька просто снова захотел оценить степень нашего застревания. – Да вылечат ее, – сказал он, деловито обойдя машину кругом. – Покатаетесь еще. Трахтуром-то мигом дернут.

Родители с кислым видом переглянулись.

– Ща, ща, вызовем, не стремайся, – пообещал дяденька и бодро устремился к своей машине.

Тут уж мы остались на месте, а то было бы совсем нелепо преследовать его каждый раз.

– Пап, это что, «копейка»? – успела уточнить Леся.

Папа утвердительно угукнул, не развивая тему.

Вполне логично было ожидать, что дяденька помчался за своим мобильным, но вместо этого после продолжительного копания в бардачке на свет была извлечена замусоленная бумажка с номером, которую торжественно продемонстрировали папе. В руки не дал, стоял рядом и внимательно смотрел, как папа набирает на своем телефоне номер. Убедился, что все верно, и тут же вернул бумажку обратно в бардачок. Очевидно, она была дико ценная.

Пока папа при моральной поддержке встревоженной мамы вел переговоры по поводу машины, мы с Лесей тихо изнывали от скуки. Застрять на сырых дорогах, не доезжая до Сырых Дорог, – так себе приключение.

Вокруг нас решительно ничего интересного не было. Просто лес, просто небольшое поле, просто только начинающая обрастать зеленью канава, просто дурацкая дорога. Хорошо хоть солнце начало припекать, а то вообще был бы караул.

Если всмотреться в глубину леса, то под самыми раскидистыми елями, в сумраке ложбинок еще лежал почерневший, не до конца растаявший снег. И на поле тоже можно было заметить остатки сугробов, уже окруженные не только сухой, прошлогодней, но и новой, зеленой травой. Леся даже заявила, что видела в сухостое на обочине какое-то крупное насекомое, и мы почти на карачках принялись ползать среди травы в надежде поймать его.

Когда мы вернулись к взрослым, они уже закончили переговоры. Папа собирался ждать трактор и ехать с машиной в Никоноровку насчет ремонта, а мы с мамой должны были отправиться, наконец, на дачу и ждать его там.

– Вызову вам такси. – Папа пытался воспользоваться поиском в телефоне, но все больше хмурился и мрачнел. – Интернет паршивый. По-прежнему паршивый.

Дяденька, который все это время смотрел на нас с выражением «Откуда вы такие взялись-то?», ухмыльнулся:

– А никто и не поедет. Невыгодно, говорят. Никто не ездит, не-а. И автобус не ходит. Тоже, знаешь, невыгодно.

– Как же сюда добираются? – удивилась мама.

– Тю! У них свой транспорт. Да и не надо нам никуда добираться.

Но у хозяйки дачи точно был мобильник, папа же с ней разговаривал! Она дом сдает, как-то же до него доезжают. Не может быть, чтобы только на своей машине.

Дяденька развел руками. Мама с папой переглянулись. Они обсуждали эту дачу, отзывы читали. Я видела на фотографиях дом – не новый, бревенчатый, самый обыкновенный, с чердаком, переделанным под еще одну комнату. Небольшой ремонт, кровати и пара шкафов из известного магазина. Коммуникации в доме. Все стандартно до зубовного скрежета. А вот как туда и обратно добираться своим ходом без машины, папа с мамой почему-то не поинтересовались. Раньше у нас таких проблем не возникало, вроде бы само собой разумелось, что есть такая возможность.

Дяденька внимательно посмотрел на моих растерянных родителей, на нас с Лесей. Потом так же внимательно зачем-то оглядел прошлогоднюю траву, в которой мы только что пытались выловить большого жука, или кто там шелестел. Уж не знаю, что за подсказку он нашел в сухостое, но не без колебаний предложил довезти нас с мамой до Сырых Дорог, прямо к даче.

На мой взгляд, это было очень заманчивое предложение и самое разумное. Но родители опять начали тревожиться. Папе совсем не хотелось отпускать нас с каким-то незнакомым человеком, у которого даже неизвестно, есть ли мобильник. А маму больше волновало, как папа останется без нас неизвестно где.

В конце концов договорились держать телефонную связь (тут дяденька почему-то опять ухмыльнулся), а папа демонстративно сфотографировал номер рыжей «копейки». Впрочем, ее владелец ничуть не испугался, наоборот, опять заухмылялся и даже, кажется, квакнул от смеха, а поймав мой взгляд, подмигнул:

– Ай, не боись, довезу в лучшем виде.

Едва дяденька распахнул перед нами дверцу своих «жигулей», нас немедленно обдало настолько густой смесью запахов, что мы непроизвольно отшатнулись. Такой тяжелой бензиновой вонью в нашей машине не пахло даже после заправки. У нас никто не курил, а здесь висел дух застарелого дешевого курева и старого гаража. Рядом с нашим домом недавно ломали старинные металлические коробки, в которых жители держали не только свои автомобили, но и всякий хлам. Проходя мимо снесенных гаражей, мы улавливали характерную смесь запахов резины, машинного масла, дегтя, мокрой штукатурки и плесневелых тряпок. Точно так же подванивало в этой «копейке». У меня даже мелькнуло подозрение, что это вообще отличительная особенность старых советских автомобилей. Я, правда, практически никогда на них не ездила, так что твердо сказать не могу.

При этом сам дяденька пах не куревом, не бензином, а сырым трухлявым деревом и затхлой водой. Запашок не лучше пота или немытого тела, но реально неожиданный, поэтому мне показалось, что это у него такой одеколон, что ли.

Сестра немедленно вытащила влажные салфетки и, прежде чем сесть, быстро, отработанным движением протерла сиденье, ручку двери, подлокотник, замок и заодно собственные руки. Раньше она до такой степени не усердствовала, но, видимо, это была особая ситуация. Потом Леся молча протянула пачку салфеток мне. Правда, я уже успела усесться под неодобрительным взглядом Леси.

– Тут даже ремней безопасности нет! – успела прошипеть она, сделав трагическое лицо.

Но мама даже головы не повернула, хотя я точно знаю, что услышала Лесю. Выбирать нам не приходилось. Оставалось только вцепиться во что-нибудь покрепче и надеяться, что дяденька – аккуратный водитель, хотя если уж его ржавое корытце до сих пор на ходу, то наверняка аккуратный.

Несколько раз дернувшись, громко выстрелив облаком выхлопного газа, «жигули» с характерным скрежетом тронулись с места. Мы махали руками папе, и он махал нам в ответ, пока его одинокая фигура не скрылась из виду.

Сразу стало его безумно жалко, и я отвернулась, чтобы проморгать слезы и заодно осмотреться.

Внутри машина была на удивление чистая, хоть и пахла специфически. Только бы наши вещи не пропитались этим душком! Маму немедленно стало мутить от запахов, но она мужественно держалась, а вот Леська скривилась и потребовала пакет. Дяденька без обид рассмеялся, даже не поворачивая к нам головы:

– Качает тебя? Дык окно открой и блюй на природу! – И хмыкнул опять очень похоже на кваканье.

Леся была шокирована, зато мама сразу пришла в себя и, молча порывшись в сумке, протянула Леське пакет. А я, повозившись с ручкой, открывающей окно, все-таки сдержалась. Эту ручку пришлось крутить изо всех сил – прямо не ручка, а натуральный эспандер! – и все равно удалось едва-едва приоткрыть окно. Но даже щели было достаточно, чтобы глотнуть свежего воздуха. Разумеется, ручка предварительно была протерта влажной салфеткой, которую мне всучила предусмотрительная сестра. Под бдительным наблюдением Леси пришлось даже стекло салфеткой обработать, прежде чем приблизить к нему нос.

Тем временем дяденька решил начать светский разговор с мамой:

– А что, водить-то сама умеете?

– Можно сказать, что нет.

Мама соврала. Водила она нормально, аккуратно и даже как-то целый месяц подвозила нас до школы, но банально боялась всего: пешеходов, других машин, погоды, себя. В основном, конечно, себя: что сделает что-то не так, в кого-нибудь въедет, что-то нарушит, и вообще…

Дяденька ухмыльнулся, мол, что с этих женщин возьмешь. Я прямо ждала, что сейчас что-нибудь в этом роде скажет, но, к счастью, он оказался тактичным. Только обрадовался почему-то, что мама не умеет водить. Может, глядя на ее яркую толстовку и городской вид, резко контрастирующий с его деревенским прикидом, он почувствовал неловкость или даже ущербность. А тут городская фифа, оказывается, даже водить не умеет.

Так я тогда подумала.