У костра

 
Жизнь случайна и неповторима…
Мы сидим у жаркого костра.
Тянут за собою струйку дыма
Донником пропахшие ветра.
 
 
Как меняет краски все живое,
Попадая в бешеный огонь!
Встряхивая гордой головою,
Красный куст заденет белый конь.
 
 
Он, гарцуя, смотрит взглядом кротким,
По веселым всадникам скорбя.
Он пришел сюда путем коротким,
И с надеждой смотрит на тебя.
 
 
Веет сокрушительною силой
И взлетает в языках огня!
Вслед ему тяну я руки:
– Милый,
Унеси на небо и меня!
 

«Тихо скрипнет половица…»

 
Тихо скрипнет половица,
За окном вспорхнёт птенец…
Здравствуй, матушка-девица!
Здравствуй, молодец-отец!
 
 
Вы меня не узнаёте,
Я во сне гляжу на вас.
Вас, как птица на излете,
Разбудила в поздний час.
 
 
Я о раму в кровь разбилась,
О прозрачное стекло.
Мне свобода полюбилась,
Детство стало мне мало.
 
 
Звезд небесных тают свечи,
Убегает темнота.
Детство – утро, старость – вечер,
Мчатся зимы и лета.
 
 
Потому всё чаще, чаще
Возвращение назад:
Жест усталый, взгляд кричащий,
Обнаженный дикий сад.
 
 
Все свирепей ветер в поле,
Всё тревожней стук в окно…
Матушка, спаси от боли,
Ведь тебе не все равно,
 
 
Что со мною завтра будет,
И какая доля ждёт,
Кто в тоске меня забудет,
Кто с ума меня сведет…
 

После шторма

 
Дул ветер с моря, поднимая волны
На высоту, рекордную в тот день.
И крикам чаек вторили валторны
В моей душе, которой было лень
Трудиться, различая позитивы
Средь негативов… В мутный серый цвет
Окрашен берег, и его мотивы
Душе внушали, что покоя нет
Ни в воздухе, ни на земле, ни в море.
Что мгла морской простор заволокла,
И вдалеке невидимое горе
Несло в себе неотвратимость зла.
Но ветер стих, прозрачной сделал воду,
Пробился луч сквозь кипень облаков.
На берегу прибавилось народу,
У сетки волейбольной – игроков.
И в будничной вечерней круговерти
Запела радость жизни, как всегда.
Душа уже не думала о смерти,
Хотя ей это стоило труда.
 

Сон

 
Моря вспененного рокот,
Душ встревоженных сближенье.
За спиною шум и грохот:
Катастроф шаги саженьи.
 
 
Волны ветра, древа локоть,
В небе облаков движенье…
Разве можно пламя трогать,
Головы унять круженье?
 
 
Что случится вдруг со мною,
Что – в грядущем? Я не знаю.
Мне цветущею весною
Высь приснилась ледяная.
 
 
Жить наедине с виною,
Полюбить… Кого, родная?
 

В степи

 
Ветер шумит над хутором:
Яблоки – шлёп, да шлёп…
Звёздам полночным муторно:
Мучает их озноб.
 
 
И, поминутно кутаясь,
В тучи, как кожухи,
Смотрят на степь, где лютые
Волки и пастухи.
 
 
Ранняя осень, странная:
Заморозки и зной.
Силы сошлись неравные —
Ветер тому виной.
 
 
И на клочки разорвана
Тучка – или овца?
Ветер относит в сторону
Звяканье бубенца.
 

«Листва с полетами знакома…»

 
Листва с полетами знакома,
Ей суждено на землю лечь.
И вспыхнет свет в окошках дома,
И мягко шаль коснется плеч.
 
 
Кто шепчет за моей спиною,
Кто мне мешает ночью спать?
Склонилась осень надо мною,
Печальней, чем родная мать.
 
 
И шелестит вдали осина,
Окутав душу холодком,
И вязнет под ногами глина,
К утру покрытая ледком.
 

ИЗБАВЬ МЕНЯ…

 
А в душу смотрит тишина
И ясный взгляд седого Бога…
 

Е. Кузьмина-Караваева

 
От легкомыслия – к забвению,
Окаменелому бесчувствию.
Господь, пошли мне избавление,
Тогда звезду во тьме – найду свою.
 
 
Избавь меня от искушения,
Всели в меня великодушие…
И после кораблекрушения
Из моря выберусь на сушу я.
 

«Послушай, это плачет тишина…»

 
Послушай, это плачет тишина,
А ветер бродит на другой планете.
Горька любовь, но лишь она одна
Грустит о невозвратном нашем лете.
 
 
Другим уже, пожалуй, все равно:
Смеемся мы или во сне летаем…
Жаль, что открылась нам не так давно
Вся сердцевина жизни золотая.
 
 
В ней пыль веков и равнодушья тлен
Однообразны, как пески пустыни.
Но в красках осень…Что ей дам взамен?
Лишь зерна, замурованные в глине.
 

В капле мёда, янтаря…

 
Быстротечность тусклых зим,
Мимолётность ярких вёсен…
Образ твой неотразим,
Неожиданная осень.
 
 
Я как терпкая айва:
До морозов не поспела!
Но тугая тетива
Ветра вновь толкает стрелы.
 
 
Никуда не скрыться мне:
Спелой гроздью винограда
Растекаюсь в тишине
Настороженного сада.
 
 
В капле мёда, янтаря
Отражаюсь, холодея…
Слишком поздняя заря,
Слишком смелая идея.
 
 
Камень превращая в пыль,
Виноградный сок – в забвенье,
Расстелив седой ковыль,
Осень медлит на мгновенье.
 
 
Возвратив душе покой,
Ничего не обещая,
Свет подарит вдруг такой,
Сад в потёмках освещая!
 
 
С нею я пытаюсь в даль
Необъятную вглядеться,
И, закутанная в шаль,
Мамину – впадаю в детство..
 

На баштане

 
Я увидела бахчу —
И стрелой туда лечу.
Сторож – дедушка Осман,
Я же – гость, на пир не зван.
А вокруг – медовых дынь
Аромат… Суха полынь,
Но течёт арбузный сок,
Поднесёшь ко рту кусок —
Мякоть – розой расцвела,
Всем, кто пробовал, хвала!
– Выбирай арбуз! Щелчок:
Звон издал его бочок!
Полосат и сахарист,
Спел! И мой оправдан риск,
Это ведь не кот в мешке,
А кавун в моей руке,
Словно шар земной, пузат!
На баштане – детский сад:
Вот помельче карапуз,
Он тяжёл, и это – плюс.
Минус: не вошёл в рюкзак,
Как тащить его мне, как?
Крепко обняла его,
Сердцем ощутив родство.
Рук не разомкну сейчас,
Угощу арбузом вас…
 

«Весёлая кровь казака…»

 
Весёлая кровь казака
Бессонно поёт в моих жилах.
Ей течь предстоит сквозь века,
В запястьях пульсировать милых,
Под ветром степным горячеть,
Под снегом краснеть, как шиповник,
Влить в душу – отвагу и честь,
А сердце – любовью наполнить.
Была для богатых бедой,
Зато утешеньем – для нищих!
В земле она стала рудой,
И маками – на пепелищах.
Пробилась сквозь губы – в слова;
Нетленная, червь не источит!
И шепчут о ней дерева,
И волны морские бормочут…
 

Предок

 
Война. Дожди.
Полк промок насквозь,
Увязла ось…
Попал в окружение,
И началось унижение…
 
 
Мой предок – казак:
Тоска в глазах,
Топал по глине
С болью в грудине,
Мечтал очутиться
В станице родной,
Где конь гарцевал вороной…
 
 
Подростку в деревне отдал сапоги,
Простуженный сам, под глазами круги…
Не дав погоны сорвать с плеча,
Был расстрелян рукой палача.
 

«На току, где хлеб молотили…»

 
На току, где хлеб молотили,
Ветер швырял солому.
И меня старики простили,
С поля двинулись к дому.
 
 
Там, в беседке из винограда
Стол для гостьи накрыли.
– Чудо: видеть родное чадо! —
Обо мне говорили.
 

«У времени – свои пределы…»

У времени – свои пределы,

 
Где молодые сыновья,
Что жадны до любого дела,
Умчатся в дальние края.
 
 
Там, на чужбине, постепенно
Они поймут: отец и мать —
Не вечны… Их любовь нетленна:
Родительская благодать.
 
 
Прославят сыновья чужбину
Или с тоскою проклянут,
Во сне Россию, Украину
Увидят – тяжело вздохнут.
 
 
В конце концов, причалят к дому,
А там – лишь холмики могил…
И всё родное незнакомо
Откликнется, лишая сил.
 

«Больно пригожа осень…»

 
Больно пригожа осень
С шумом листвы в горах.
– Жизнь, нас порадуй! – просим,
Одолевая страх.
 
 
Страх – очутиться с краю,
Страх – покатиться вниз…
Снова я умираю
С толпами у границ.
 

Летя на свет

 
В глухую ночь душа моя проснулась,
Свечу узрела, слезы пролила,
И тоненькая ниточка тянулась
К другой душе, и шевелилась мгла.
 
 
Душа моя увидеть торопилась
Луч солнца, яркой бабочкой летя,
И горечь предрассветная клубилась,
И где-то в зыбке плакало дитя.
 
 
Летя на свет, душа моя сроднилась
Со жгучей болью, с чередой потерь,
Родившись там, где крыша накренилась,
Скрипела и распахивалась дверь.
 
 
Где проявилось вдруг в дверном проёме
Родное материнское лицо…
Но было пусто в деревенском доме,
Лишь голуби садились на крыльцо.
 

Блаженство

 
Блажен безумец, ждущий воздаянья,
Блажен гордец, возжаждав покаянья,
Блаженство – неземное чувство, брат.
Ведь жизнь – она ведет нас всех по кругу,
Заставив вспыхнуть чувственную вьюгу,
Идти вперед – и никогда назад.
Но почему старик впадает в детство?
О, неужели есть такое средство —
Заставить время повернуться вспять?
Ведь все мы – все! – боимся возвратиться
В утробу… Мать-земля стирает лица
Людей, и на краю земли стоять
Нам страшно… Брат, живи, пока живется,
Пей воду из отцовского колодца,
Ребенку небо в звёздах покажи.
Что будет завтра? Я не разумею,
Но вновь пленяясь родиной своею,
Тянусь на свет ростком живой души.
 

Родное

 
У нас, в Подмосковье – дождь,
У вас, на Кубани, смерч…
У нас на опушке – хвощ,
В станичном кургане – меч.
 
 
Меж нами – поля, леса,
И в балках степных полынь,
Птиц звонкие голоса
И неба густая синь.
 
 
Томительна и долга
Дороженька к вам на юг.
Но мне она дорога:
Колеса стучат – и дух
 
 
Мой крепнет: какой простор,
Лиманы и плавни – там!
Река оживляет взор
С дорогой к родным местам.
 
 
И лица людей просты,
Приветливы… Боже мой!
Прости же отец, прости,
За долгий мой путь домой…
 

Баллада о казачьей атаке

 
Перед нами встали какие-то казаки.
Это черти, а не солдаты,
а кони у них стальные.
Живым нам отсюда не выбраться.
 

Из письма итальянского офицера, 1942 г.

«История земли Кущевской» г. Кропоткин, 2009

 
Война. Россия. Год сорок второй.
Кубанская земля для итальянцев
Родной не стала. Море – за горой.
Пришельцам не до песен, не до танцев.
Их встретили не черти – казаки.
У них стальные кони, шапки, бурки,
Но шашки – наголо! Лишь взмах руки —
И головы летят… Подвижны, юрки,
Готовы наступать – и тут же смять
Ряды пришельцев. Смелые атаки
Внушают страх. Врагам не устоять.
Кто кулаками машет после драки?
 
 
– Отсюда нам не выбраться живым, —
С тоской в Тоскану итальянец пишет.
Коль на земле мы Бога прогневим —
На небесах нас Бог уже не слышит.
 
 
…Все так. Завоевателей следы
В потустороннем веке затерялись.
А новый век с нашествием орды
Усилил гнев Господний… Простирались
Пред Божьим оком в дымке рубежи,
И линии судьбы, и очертанья
Грядущих бед, и васильки во ржи —
И прочные основы мирозданья!
 
 
Ты спрашивал: зачем была война?
Наверное, затем, чтоб нам сплотиться,
И долго в реках памяти светиться,
И в час беды воспрянуть ото сна.