Осень. Возвращение к дневнику

14 сентября

Вот это номер! «Черченичка» оказалась математичкой. Сегодня первым уроком должна была быть алгебра (впервые в этом году), вдруг «черченичка» входит и произносит:

– Я – ваш новый пе-да-гог. Теперь могу представиться по всей форме: Элла Максимовна. На черчении я к вам только приглядывалась.

Что еще за игры? Мы же не дети. А Эллочка начала расхаживать по классу и громко объявлять, что она любит и чего не любит.

Любит она веселых, красивых, быстрых и сообразительных. Метлищев, оказывается, «красотуля – отворотясь, не налюбуешься». У Румянцевой (у меня то есть) «унылый нос». Безобразие, конечно, слышать такие реплики – от «пе-да-го-га»! Писать мы теперь будем в толстых общих тетрадях, а учиться творчески.

Творчество выразилось в том, что мы самостоятельно стали решать задачи, которые Элла Максимовна сочинила от большого вдохновения.

У меня и у Алевтины (она сидит за мной) был один вариант. В ответе получалась какая-то чушь. Отрицательные дроби в кубе яблок! Мы никак не могли понять, в чем дело, промучились до конца и сдали полупустые листочки. Страшно расстроились (ведь по математике мы в первых рядах). У меня, правда, было одно соображение, но я не стала высказывать его вслух.

На перемене мы с Алевтиной решили пойти в учительскую, выяснить, в чем там собака зарыта.

Эллочка страшно развеселилась.

– Вы просто дурочки, – процедила она с презрением. – Следовало написать: «Задача не имеет решения». Я специально вас проверяла. А остальные-то как, интересно?

– Не знаем, – буркнули мы.

Не будем же сообщать ей, что остальные (их было всего трое, а среди них оказалась и Гущенко), столкнувшись с абракадаброй, потихоньку поменяли варианты. А Туполев взял и подарил Ганне свой листок. (Ганна сориентировалась в первый же день – села с Туполевым за одну парту.)

– Остальные нашли решение! – съехидничала Эллочка. – И молодцы! Сейчас все так поступают. Хочешь жить – умей вертеться! А вам, отличницы, за несообразительность ставлю по троечке.

Голову даю на отсечение, что она просто напутала в условиях. Точнее, выдумала задачу «от фонаря», «на шармачка», кое-как, короче. Ничего сама не прорешала и не проверила. Выходит, и нам надо было схитрить?! В общем, стояли мы как оплеванные. Гадость!

15 сентября

Ну, люди добрые, конец света! Нас учат танцам! Это уже перебор. Наш седьмой «Б» будет первооткрывателем в школе! Отныне по четвергам вводится новый предмет – ритмика. Ведет его Иван Демьянович Рулёв.

Он похож на майского жука и на оловянного солдатика одновременно. У него густые черные брови, голова маленькая, черная и круглая. Метлищев, шут класса, немедленно сочинил такие стишки:

 
Ох, головушка моя ты самобытная!
Очень круглая головушка моя!
 

Ходит Иван Демьянович очень странно – будто бы ему отдают команды: «Вперед, шагом марш!» Или: «На-ле-во!» Есть в нем что-то металлическое.

На первом занятии он провозгласил (он не говорил, а именно провозглашал!):

– Первое. Танцевать должен уметь каждый. Второе. Научиться могут все. В цирке даже медведей учат. Поэтому сразу показываю: вальс-квадрат. Это основа основ. Всё элементарно. Раз, два, три – поворачиваемся. Носки делают четкий угол, – Иван Демьянович оглянулся на нас, поднял густые брови, – четыре! – и опять встал к нам спиной.

Все таращили на него глаза. Метлищев давился смехом и страшно гримасничал. В этот момент Иван Демьянович опять обернулся, посмотрел на Метлищева, побагровел и громко, отрывисто скомандовал:

– Оставить помещение!

Метлищев вначале не понял, а потом хихикнул и, пожимая плечами, поплелся к двери.

– Вот так! – удовлетворенно произнес Иван Демьянович и приказал нам делать шаги вальса-квадрата.

Я с ужасом ждала этого момента, потому что с самого детства мама твердила мне, что у меня абсолютно нет музыкального слуха и ритма и что, к несчастью, я, наверное, никогда не научусь танцевать. Она искренне сокрушалась: они-то с папой познакомились на танцах (хотя это странно, всё-таки интеллигентные люди).

Конечно, у меня получалось хуже всех. Я была как белая ворона. Особенно рядом с Воловой и Пожарской. Они-то порхали точно бабочки.

Иван Демьянович уставился на меня немигающим взором (чем дольше он смотрел, тем деревяннее я двигалась) и крупными решительными шагами направился ко мне.

– Как фамилия? – вопросил он.

И тут свершилось великое предательство. Гущенко фыркнула и саркастически пропищала на весь зал:

– Наша отличница! Румянцева.

Ничего себе – подруга!

– Выйди, Румянцева, на середину, – распорядился учитель танцев. – Буду учить тебя индивидуально.

И кругом заржали.

Я вышла вся красная, как спелая вишня. На глаза навернулись слезы, коленки стукнулись одна о другую.

Меня спас звонок.

Всю перемену я проревела в учительском туалете. Он единственный в школе запирается. Туда всё время кто-то хотел войти, но я не открывала дверь. У меня не жизнь, а какая-то греческая трагедия. Но Гущенко-то! Гущенко просто свинья!

Хорошо, что на истории не вызвали. Тамара Кирилловна только взглянула на меня, и тут – надо же! – Слонов поднял руку.

Учительница тяжко вздохнула (должно быть, побоялась его спрашивать) и заговорила опять про Средние века – о му́ках инквизиции. Очень даже к месту.

Дома я сдерживалась, как стоик, хотя меня затопил вязкий стыд. Я тонула в нем, как в болоте. Оказывается, именно такое чувствуешь, когда тебя предают. А еще я очень страдала, что у меня нет слуха.

Папа с мамой всё-таки сообразили, что я не в своей тарелке, и начали деликатно ко мне приставать. Вот уж чего не терплю – так это разговора «с подходами». Сжав зубы, я выдавила только, что у нас новый предмет и новый учитель, Иван Демьянович Рулёв.

Папа удивился чуть ли не до потери сознания.

– Полковник Рулёв? – переспросил он.

И объяснил, что так звали преподавателя в их военно-морском училище имени Дзержинского. Тот Рулёв вел сопромат. Сейчас он должен быть на пенсии.

Мама шумно запротестовала: папе, мол, везде мерещатся его военно-морские знакомые. Я сидела полено поленом – в тот день я могла поверить во что угодно.

Когда мама вышла на кухню, папа тихонько мне сказал:

– Все же попробуй передай Рулёву привет.

Наутро во рту у меня было шершаво и пресно, как всегда после слёз, а в душе – пустота и равнодушие. Потеря друзей – гибель души.

Гущенко с ее приколами теперь стала мне до фени. Ритмика тоже. Но я подстерегла-таки в коридоре Ивана Демьяновича, когда никого вокруг не было, и выдохнула таинственно, как разведчик из старого шпионского фильма, свой пароль:

– Вам привет от капитана Румянцева.

Иван Демьянович побагровел и ответствовал:

– Не знаю такого. А вам, Румянцева, надо не приветы передавать, а заняться серьезно ритмикой.

И пошел своей оловянной походкой. Уши мои пылали. Скорее всего, он постеснялся признаться. А чего тут стесняться? Подумаешь, сменил профессию на старости лет…

25 сентября

Прочла сейчас то, что написала раньше, и так меня потянуло в старую школу! Дима, Дима, как пусто мне без тебя жить!

 
Душа без крыл —
Листком
В траве.
Жизнь без перил…
Лечу ничком,
А мир стоит на голове…
 

Мама словно чувствует мои мысли сквозь стенку и начинает петь в кухне:

 
И не надо зря портить нервы!
Вроде зебры жизнь, вроде зебры…
 

Мама хорошо поет, не то что я. Она даже внешне похожа на Пугачёву. Она намекает, что, когда всё плохо, значит, полоса такая, а не судьба-злодейка. У меня (не в пример многим) на редкость сознательные родители.

Только… А вдруг полоса эта будет длиться целый год? Или два года? Или до смерти?

Мне даже стихи писать не хочется. Кто теперь признает, что они настоящие?! Серафима говорит, что я плохо придумываю риторические вопросы. Вот вам, пожалуйста, риторический вопрос…

Китайская мудрость гласит: «Человек рожден для радости. Если радость кончается, ищи, в чем ты ошибся».

Я сижу сейчас на диване и ищу, в чем я ошиблась?

Во-первых, я ошиблась в Гущенко. Она мне не подруга, а киллер. Это уже ясно.

Ой, я знаю, в чем я не ошиблась! В Слонове! Он и правда добрый. Еще, конечно, в Диме. В Диме – навсегда.

Еще в историчке и в физичке. Историчка, Тамара Кирилловна, во время объяснения новой темы может встать в запале на своем стуле на одно колено. А когда идет дождь (я много раз это замечала), смотрит в окно с лицом Офелии, мечтательно улыбаясь. Понятно, что она живет эмоциями.

А физичка немножко окает. И смущается. Хорошо, когда человек смущается. Значит, в нем жива совесть. Вот Эллочка никогда не дрогнет. Даже если обидит человека ни за что. Ну вот опять я про Эллочку. Напишу лучше о физичке. Ее зовут очень забавно – Майя Филимоновна.

Тут я должна рассказать о Туполеве. В нем я тоже ошиблась. Я думала, он настоящий мужчина, а он – циник. (Впрочем, как и большинство мальчишек, Метлищев например.) Он все время задает Майе Филимоновне предательские вопросы. Например, что такое синхрофазотрон? Или видела ли она НЛО? А учительница сбивается с мысли: все-таки она очень молодая и неопытная. А Метлищев (я случайно слышала) сказал о ней:

– Ножки как у кошки. Оторвать и выбросить.

Вот обормот!

А завтра к нам придет зубной врач.

26 сентября

Вот как всё было. В класс вошла Серафима и объявила:

– Внимание! К нам приехал стоматолог. Вы взрослые, никто не боится. Кто кому уступает? Мальчики или девочки?

Таким образом, она заставила мальчишек пойти первыми. Почти у всего класса зубы были крепкие. За исключением Алевтины: ей пришлось поставить тринадцать пломб.

Следующей вызвали меня. Но со мной зубной врач что-то не спешила. Она долго бренчала инструментами, грела их, кипятила, а потом ласково промурлыкала:

– Теперь отдохни, солнышко! Потом продолжим.

В душу мою закралось подозрение. Тем более девчонки косились и перешептывались. Было видно, что они меня жалеют. С ужасным предчувствием я села в кресло и вдруг услышала за дверью:

– Ты чего, Слон, приперся? Тебе же сказали: не надо зубы лечить!

Выходит, Слонов за меня волнуется! Как это приятно, когда переживаешь трудности не одна! Меня охватил восторг, как ранней весной, когда начинают таять льдины. Показалось даже, что зуб мне вырвали под общим наркозом.

 
Звонко капают сосульки,
В такт не в такт.
То играет на свистульке
Мальчик Март…
 

4 октября

Сегодня был убийственный разговор с девицами. После уроков мы не пошли домой, а закрылись в классе на швабру.

Я не могла не остаться, потому что получила официальное приглашение. На нем было нарисовано сердце, пронзенное стрелой, а под стрелой: «Совершенно лично. Тетатет». Тоже мне, француженки-грамотейки! Дичь какая-то! Придумала всё это наверняка Инка Пескарик. Во всяком случае, корчила из себя хозяйку салона.

Собрались они якобы для того, чтобы составить психологический тест. На самом деле весь разговор свелся к выбалтыванию тайн и к рождению сплетен. Вопросы для теста предлагали самые примитивные. Почти все на тему: кто тебе нравится, а кто не нравится и почему.

Сначала я думала, меня позвали для того, чтобы что-то из меня вытянуть. А потом поняла, что план был позаковыристее. Гущенко, как бы между прочим, бросила кость:

– А у Наконечника сотрясение мозга. Семафорова сказала. Я вчера ее в бане видела.

И впилась в меня взглядом, как вампир. Надеялась увидеть мою реакцию. Но меня на эту удочку не поймать. Я сидела с невозмутимым видом.

Гущенко как-то давно, еще когда мы дружили, заметила, что во мне явный избыток железа. Может, и правда. Я ведь внешне очень сдержанная. Наверное, это от антоновки. С младенчества жую. Говорят, ее и Пушкин любил. Он, конечно, сдержанностью не отличался, но характер-то имел железный!

Словом, я изображала из себя кариатиду. Инка переглянулась с Гущенко и спросила, лицемерно прищуривая глазки, светским тоном (ни дать ни взять мадам Шерер из «Войны и мира»):

– Неужели, Саша, тебе безразлична судьба твоего товарища? Вы же когда-то учились в одном классе…

Тогда я выдала:

– А при чем здесь Накончин? Как связаны он и тест? А для теста я предлагаю такие вопросы: «Чем вы занимаетесь в свободное время?» А еще лучше: «Каков уровень вашего „ай кью"?» Впрочем, извините, тороплюсь: меня ждут в кафе.

Кафе, конечно, блеф. Так, для сохранения достоинства. Надо же было делать ход конем!

Следом за мной увязалась Ганна. Вошли в раздевалку, и вдруг я вспомнила, что забыла на парте зонтик. Когда возвращалась, услышала, как Гущенко ляпнула:

– Умница нашла себе новую отраду.

Вот злыдня! Интересно какую? Они начали хихикать.

Я плюнула на зонтик и вернулась в раздевалку. Настроение совсем помрачнело. И тут еще эта Ганна стала канючить, чтоб я ей помогла по математике! А то, мол, жизнь ее висит на волоске. Я опешила. Ан, оказывается, вот что.

– Если я схвачу тройку по математике, – объяснила эта дурища, – папа откажет мне в прикиде. И я останусь без новых «шуз». А через два месяца Новый год. В школе будет «па-а-ати».

Вот вам, бабушка, и Юрьев день! Ну положим, Новый год не через два месяца, а через три, но ведь Ганна плохо считает.

В душе у меня родилась снисходительность к Воловой, как к ребенку. Я почувствовала себя умудренной женщиной, от которой зависит чужая судьба.

Конечно, я согласилась. Надо же быть великодушной.

Тот же день, вечер, продолжаю запись

Бедный Димка! Откуда он, интересно, свалился? Душа моя рвется на части. Мне и жалко его, и в то же время приятно. У меня ведь тоже было сотрясение мозга: на меня грохнула крышка погреба. Наши судьбы так похожи!

 
Два кольца,
Два конца —
И одно сердце.
Чудо-ножницы из мук
Извлекают скерцо…
 

10 октября, утром, еще до школы

Совсем забыла написать о том, что я опять выпускаю газету. Вот что значит инерция мышления! Привыкли, что я всегда это делаю. Еще избрали Туполева. Ребятам кажется – он остроумный. Ну уж не знаю. Для чего-то предложили Васипова. Он вообще странный человек…

А как Эллочка над ним издевается! И над Слоновым. Но Слонов на нее плюет. А на Васипове лица нет.

Вчера, например, она заявила:

– Васипов, пусть теперь твои тетради проверяют твои друзья. Я из-за такого пакостного почерка слепнуть не желаю. Я себя люблю.

И тут кто-то пискнул:

– А у него нет друзей.

Васипов побледнел. А Эллочка его добила:

– Потому и нет, что ты, Васипов, – нелепый человек. У всех, кто нормальный, приятелей в избытке. А тебе я ставлю «кол».

Но почему, скажите, люди должны быть одинаковыми? Некоторые, может, и нормальные, а всё равно одинокие. Не у всех же, как у Гущенко, знакомые в каждой бане. Гущенко – активист от рождения. Ее назначили культурным менеджером. Что ж, правильно. Она любит вращаться на тусовках (тех же банях).

Васипова ввели в редколлегию за его необычные сочинения. Серафима посоветовала.

Любопытно, кто теперь в старой школе выпускает газету?