В комнате Саввы было холодно. Хозяин, известный скряга, экономил на отоплении, но им было жарко. На узкой скрипучей кровати, под ветхим одеялом Савва узнавал и учился любить свою музу. А потом Амели позировала ему у залитого дождем окна – нагая, гибкая, текучая. И нелепая тряпичная роза в ее волосах на холсте расцветала дивным цветком, яркостью затмевающим хрупкую красоту своей хозяйки. А потом они лежали обнявшись на кровати, курили одну на двоих ту самую последнюю, самую сладкую сигарету и строили планы на будущее. Планы, которые обязательно должны были исполниться…
Мужик с картины смотрел на Арсения как на давнего знакомого. Черные глаза внимательно следили за каждым его движением, не по возрасту полные губы многозначительно ухмылялись. То ли этот Савва Стрельников и в самом деле обладал какими-то сверхспособностями, то ли просто был гениальным художником, способным вдохнуть жизнь даже в мертвый холст.
А несгибаемая, стальная Ната его боялась. Ее золотистая аура шла нервной рябью, как только речь заходила о покойном хозяине «Парнаса». Ишь, каким затейником оказался этот Савва Стрельников: жил на Парнасе, в окружении муз, себя мнил Аполлоном, не иначе.
– Вы откуда планируете начать?
Ната раскрыла портсигар, окинула задумчивым взглядом его содержимое, но так и не закурила. Правильно сделала, что не закурила. Он, конечно, не Селена, которая умеет болячки не только лечить, но и видеть, но даже его простых обывательских знаний хватает, чтобы понять: Ната Стрельникова нездорова. Здоровые люди таблетки с собой не носят.
– Начну с дома, если вы не возражаете.
Она не возражала.
– Дом в вашем полном распоряжении! – Ната махнула рукой. – Мое присутствие обязательно?
По глазам, изумрудно-зеленым, ведьмовским, было видно, как ей хочется, чтобы Арсений сказал «да», но он сказал «нет». Меньше народа – больше кислорода. И пространства для маневров…
– Я, пожалуй, сам.
Грим, почуявший скорую работу, вскочил на лапы, принюхался.
– В таком случае это вам. – Ната протянула ему связку ключей. – Некоторые комнаты заперты, если вам вдруг понадобится…
Арсений знал, что не понадобится, но ключи на всякий случай взял, сунул в карман джинсов.
– А павильон закрывается? – спросил уже на выходе из гостиной.
– Зачем? – Ната посмотрела на него так, словно он сказал какую-то глупость. – Никто, находясь в здравом уме и трезвой памяти, не станет тревожить их покой.
– Муз?
– Муз! – Все-таки она не выдержала – закурила. Вдоль ее запястья зазмеилась тонкая струйка дыма. – Я буду ждать вас здесь, если не возражаете.
– Договорились! – Арсений отошел от залитого дождем окна, Грим привычно прижался боком к его левой ноге. – Думаю, я скоро вернусь.
Особняк спал. Или притворялся спящим. Арсений не знал наверняка, чем живут вот такие дома с историей. Дома, которые пережили не одно поколение хозяев и видели, как меняется мир, а сами оставались почти неизменными. Единственное, в чем Крысолов не сомневался, это в том, что дом помнит, что творилось в его стенах. Жаль только, что рассказать не может.
Собственно говоря, Арсению не нужно было осматривать здание от подвала до чердака, то особенное шестое чувство, которое было с ним уже пять лет, молчало. Грим тоже вел себя совершенно спокойно. Самое интересное наверняка не здесь, а в парке, но для очистки совести пройтись по усадьбе все-таки стоит. Или не для очистки совести, а ради удовлетворения любопытства? Арсений бывал в разных домах – и в старинных особняках, и в слепленных из стекла и бетона новоделах, но до сих пор не утратил совершенно детского любопытства. Иногда дома были отражением своих хозяев, а иногда медленно, но неуклонно заставляли хозяев подстраиваться под себя. Интересно, кто кого переделывал: дом Савву или Савва дом?
На первом этаже царила тишина. Арсений шел через анфиладу комнат, и эхо от его шагов заполошно металось под потолком. Первый этаж явно был предназначен не для частной, а для публичной жизни: приемы гостей, зимние посиделки у камина, игры в бильярд и преферанс. К самому интересному, скрытому от посторонних глаз, вела широкая дубовая лестница, даже ступеньки ее поскрипывали как-то по-особенному, не официально, а по-домашнему уютно.
Второй этаж освещался приглушенным светом настенных светильников, а пушистая ковровая дорожка почти полностью гасила звук шагов. Арсений остановился в центре небольшого холла, осмотрелся. В стороны уходили два коридора. Двери комнат были плотно закрыты, и только из-под одной из них пробивалась полоска света. Не нужно обладать особым даром, чтобы догадаться – комната принадлежит Марте. Вот и Грим понял все правильно, припал на передние лапы, принюхался, а потом вопросительно посмотрел на Арсения – не желает ли тот заглянуть на огонек.
Арсений желал. Было в этой нордической красавице что-то такое, что не отпускало, заставляло возвращаться мыслями к их первой встрече. Может быть, та призрачная диадема, вплетающаяся дымными нитями в белые волосы, а может, еще что-то, до конца не разгаданное и не проанализированное. Наверное, стоит прислушаться к совету Лысого и познакомиться с барышней поближе. Но это только после того, как будет выполнен заказ. Опять же, не факт, что после завершения этой истории с неугомонным художником и его музами барышня захочет продолжить общение. Он, конечно, уникум и в некотором роде ас, но во всем остальном, в том, что касается обычной человеческой жизни… Левую руку кольнула уже почти забытая боль, и левый уголок рта предательски дернулся вниз, напоминая, что в мире обычных людей он никто, фрик, вчерашний инвалид…
Почувствовавший перемену в настроении хозяина, Грим поднырнул под ладонь, потерся носом о колено, заглянул в глаза совершенно человеческим взглядом.
– В другой раз, – сказал Арсений шепотом, хотя сам уже прекрасно понимал, что никакого другого раза не будет. – Мы не станем мешать личное с профессиональным.
Не было в его жизни никакого личного. До того странного и страшного вечера, закончившегося двухмесячной комой, в его жизни и девушек никаких не было. Не вписывался студент Арсений Гуляев в девичьи стандарты красоты и харизматичности. Девушки появились уже многим позже, когда от прежней докоматозной жизни почти ничего не осталось, когда Арсений, точно змея старую кожу, сбросил с себя и прошлое, и лузерскую оболочку. Превращение в Крысолова не было гладким и безболезненным, даже видя в зеркале свое совершенно изменившееся отражение, Арсений не мог понять, насколько загадочный Крысолов харизматичнее и интереснее никому не известного студента Арсения Гуляева. Верный друг Лысый называл его импозантным чуваком и по дружбе подсовывал все новых и новых дамочек «для дружбы и профилактики застоя в личной жизни». Дамочки, те, что пообразованнее, тоже называли Арсения харизматичным и импозантным, а те, что попроще, говорили, что он клевый и кульный. Они гладили Арсения по отросшим волосам, томно вздыхали и закатывали глаза в ожидании того, что вот сейчас таинственный Крысолов явит им свое настоящее лицо и свою силу.
А он не являл. Вот как-то не получалось у него с явлениями чудес. И с дамочками тоже не получалось, ни с теми, что поинтеллигентнее, ни с теми, что попроще. Они, конечно, продолжали утверждать, что он импозантный, харизматичный и кульный, и даже были готовы регулярно устраивать профилактику его застоявшейся личной жизни, но своим обострившимся шестым чувством Арсений понимал – это всего лишь дань моде, шелуха и дырка от бублика. Не сразу, но со временем он научился приспосабливаться и, кажется, даже получать удовольствие от таких вот «профилактик», но окончательной уверенности в правильности происходящего у него не было, как не было и постоянной боевой подруги.
А эта… Марта не стала бы с ним ни из вежливости, ни из любопытства. Плевать ей на его сверхспособности. В мире есть только один человек, который может заставить ее сделать что-то помимо собственной воли, – Ната, родная бабка. И чтобы понять это, не нужна экстрасенсорика, достаточно простой человеческой наблюдательности. Марта… Снежная королева. Не его поля ягода…
– Пойдем прогуляемся. – Арсений потрепал Грима по загривку, направился обратно к лестнице. – Тут нет ничего интересного, – добавил с неожиданной для самого себя злостью.
Стоило только открыть дверь, как ветер швырнул в лицо пригоршню дождевых капель. Грим радостно фыркнул, в нетерпении натянул поводок. Выходить под дождь было страшно, но только лишь в первое мгновение. Потом, когда теплые струи потекли по волосам и лицу, скатились за шиворот и почти мгновенно насквозь вымочили одежду, стало радостно и как-то по-особенному азартно. Арсений любил грозу с детства, пожалуй, это острое, наэлектризованное чувство близкой опасности – единственное, что он прихватил в новую жизнь из старой. Словно в подтверждение, добела раскаленная стрела молнии ударила в нескольких метрах от них с Гримом. Пес испуганно взвыл, присел на задние лапы, а Арсений, запрокинув лицо к небу, рассмеялся. Смех тут же утонул в раскате грома, но отчаянно-радостное чувство, рожденное грозой, никуда не ушло, вслед за дождевой водой пропитало его с ног до головы.
Дом тонул в грозовом мареве. Ярко и жизнеутверждающе светились лишь окна гостиной да на втором этаже скорее угадывался, чем был виден свет от ночника. Они наблюдали за ним. Обе. Бабка и внучка. Первая не таясь, вторая прячась в полумраке своей комнаты.
Прежде чем отправиться в парк, Арсений подошел к джипу. Флейта лежала там, где Крысолов ее и оставил, – на заднем сиденье. Жалко брать ее в такой дождь, но по-другому, похоже, никак. Он, конечно, попробует сначала просто осмотреться, но что-то подсказывает ему, что если и бродит в округе призрак, то так просто он на огонек не заглянет, нужно официальное приглашение.
В парке хозяйничала буря: ветер гнал по дорожкам сорванные листья и невесть откуда взявшийся мусор, деревья гнулись едва не до земли, стонали и поскрипывали, дождь лил сплошной стеной, заполняя собой все, что только можно было заполнить. Красота!
Грим, спущенный с поводка, тут же слился с чернотой. Теперь Арсений его не видел и не слышал, но не переживал за друга. Грим не пропадет, он умный, куда умнее некоторых прямоходящих. Надо только подождать, когда пес вернется.
Грима не было долго, наверное, парк и в самом деле очень большой. Уже привычный к внезапному появлению своего пса, Арсений все равно испуганно вздрогнул, когда из темноты на него свалилась шестидесятикилограммовая туша. Здоровенные лапищи заскользили по куртке, оставляя на ней грязные следы, а мокрой щеки коснулся шершавый и горячий язык.
– Грим, фу! – Арсений не без усилий оттолкнул от себя пса, успокаивающе погладил по голове. – Вроде бы серьезная поисковая собака, а ведешь себя как щенок. Нашел что-нибудь интересное?
Грим мягко, но многозначительно сжал челюсти на его запястье, потянул за собой. Значит, нашел.
Наверное, до того места, к которому вел его пес, можно было добраться куда более удобной дорогой, но вошедший в охотничий азарт Грим не искал легких путей, пер напролом – по цветочным клумбам, сквозь мокрые кусты. Останавливать его сейчас, когда он взял след, было бесполезно, оставалось послушно бежать следом, оскальзываясь и чертыхаясь, из последних сил стараясь не упасть.
О проекте
О подписке