– Ар… Ты видел… Ар, ты понял?.. Ты понял, что Он сказал? – блестя глазами, прошептала она. – Арий… Он сказал… сказал, что ты… свободен… – пошептала Аяя.

В меня проник свет из Аяиных глаз, что рождался не отражением огня, но в самой их глубине, и светил из её души… И я вдруг понял: а ведь верно… Верно! Он сказал мне: «ты свободен!»

А значит…

– Ш-ш-ш, Ар, молчи и даже не думай о том… – тишайше прошептала Аяя, вращая глазами…

– Даже не собирай мысль в слова, – и приложила палец к губам. – Но…

Она обернулась по сторонам, словно боялась увидеть Прародителя Зла рядом с нами, я знаю, что её опасения не напрасны. И прижала палец к губам.

– Похоже… Он перехитрил сам себя… – ещё тише прошептала она.

Моё сердце толкнулось радостно, меня обдало жаром.

– Яй! – и я обнял её, целуя. – Да мы же… тогда…

Но она выпросталась, тихо смеясь:

– Ш-ш-ш! Говорю же: молчи даже сердцем!.. А отсюда выбираться надо, Огнь… задохнёмся!.. да не целуйся ты, шалый!..

Я поворочался в снегу, обминаясь и пытаясь сообразить, цел я или нет. Нигде не было больно, всё двигалось, тогда я открыл глаза. Я видел вокруг только снег и только его и чувствовал, но там, где я находился, он лежал рыхло, оказалось, большая ледяная плита упала, опершись одним концом на край скалы, и создала своеобразную крышу, которая и защитила нас. Нас, потому что я почти сразу нащупал что-то, и это был не я, это была нога Агори в меховом сапоге. Я потолкал и подёргал его, и он зашевелился, стало быть, тоже живой. Я целый и он, это было неплохо. Вокруг не было совсем темно, только очень тихо. Агори, ворочаясь, перевернулся, выплёвывая снег.

– Чё это… живые мы, што ль? – прошептал он, кое-как вытирая лицо от снега. – А?..

– Ты чего шепчешь-то? – проговорил я.

Мы сидели под надёжной «крышей», льдина встала вкось прямо над нами. Агори, подняв голову, увидел её.

– А… п-похоже… повезло нам, а, Эрбин?

– Да уж… ничего не скажешь…

– Интересно, остальные как? – проговорил Агори, копошась в тщании отыскать шапку, потрепал руками по волосам, рискуя со снегом вытрясти последние.

– Выбраться надо, тогда и узнаем, – сказал я. – Ты точно целый, молодец?

– Да вроде.

– Давай, попробуем откопаться.

– А сильнее не привалит?

– А что делать? Сидеть тут? Спасать, боюсь, никто не прилетит, – вздохнул я.

– Ты про них… – Агори сделал «глаза», показав вверх. – Про Ария и Аяю…

– Думаю, они не знают, что нас тут… завалило – сказал я, не сомневаясь в своих словах. – Иначе достали бы уже.

– Думаешь, после того, как их гнали тут, они стали бы нас спасать?

– Они бы стали, – сказал я, кем бы ни был Арик, что бы ни говорила Вералга, что бы я ни видел своими глазами, я не верю, что он бросил бы нас умирать. И уж Аяя тем паче. – А раз нет их, давай-ка осторожно…

– Может, ты снег сдул бы разом, и дело с концом? – сказал Агори.

– А если там остальные, их в пропасть унесёт моим ударом? Вот если бы плиту эту осторожно приподнять… тихонечко…

Агори обрадовался:

– Хо! Так это я легко! – и не поднимая даже рук, просто глядя туда, плавно, словно она был на петлях, как дверь погреба, приподнял гладкую плиту, состоящую из слоев снега и льда за несколько лет смерзшиеся и уплотнившиеся более камня. А там за ней дышал метелью всё тот же странный день. Лето на дворе, день долгий.

– Долго держать сможешь? – спросил я, опасаясь ещё выходить под плиту.

– А сколь надоть? – спросил Агори. – Сколь надо, столько и продержу. Пошли, Эрбин!

И уверенно отправился к выходу на волю. Я поспешил за ним. Оказавшись за пределами нашего убежища, мы обнаружили, что день всё же клонится к закату.

– А мы… долгонько там просидели, в снегу-то, – сказал Агори, гляди, уж к вечеру время… где же остальные?

Я огляделся. Дом, двор, амбар, сараи, всё было завалено и, должно быть раздавлено снегом и льдинами, их обломки торчали теперь из массы снега, обрушившегося на наш уступ. Удивительно и даже смешно, что уцелела только баня, что была ближе всего к скале и под небольшим карнизом.

– Ты держи покамест плиту, молодец, я попробую снег убрать, глядишь, остальных найдём…

Я легонечко стал «сдувать» снег, боясь, чтобы не потревожить раненых. И вскоре один за другим, обнаружились все, оглушённые и пораненные, кого сильнее придавило, кого легче, кто просто начал задыхаться уже, не имея возможности выбраться из сдавливающего снега. Хуже всех был Мировасор, которому большая ледяная глыба отдавила ноги. Все потихоньку приходили в себя, я помог Рыбе, что никак не могла очнуться, Дамэ, едва отдышался, подполз к ней.

– Жива? – он глянул на меня.

Я кивнул:

– Задохнулась малость, грудь освободи ей.

А сам поспешил к Мировасору, хотя его мне как раз спасать вовсе не хотелось, но Викол уже подошёл к нему, без одежды, как и прибыл, он изрядно обморозился, и сейчас, дрожа, держал себя синеющими руками за локти.

– Ч-что с-с-с М-мировас-сс-сором? – трясясь, спросил он, с надеждой глядя на меня.

Тут и голый Орсег подоспел, теперь уже совсем голый, видимо лавина сорвала его покрывало, которым он был прикрыт, когда они явились сюда, и больше похожий на какого-то замороженного тунца, по волосам взялся иней, кожа из бронзовой отливая в сизый, уд он прикрывал ладонью, боясь отморозить, вероятно.

Всё это вкупе с остальным выглядело бы комично, если бы мне не приходилось гнать от себя мысль о том, что Арик опять пропал в мятущемся над нами снеге, что убита Вералга, и этого моему брату точно никогда не простят, а значит, не помогут мне отыскать его… но на что мне его искать? Чтобы отомстить за погубленного нерождённого ребёнка? Или чтобы быть с ним и Аяей рядом?.. Я не только не мог сейчас об этом не думать, но мне хотелось бросить всех и броситься, крича вьялице: «Ар! Арик! Аяя! Вернитесь! Возьмите и меня на свои крылья!»… А потому я наклонился над Мировасором, причём Агори приподнял и эту глыбу, и мы вытащили раненого. Он был без памяти от боли и удара, и оттого, что его придавило массой снега, и от мороза. Пришлось немедля помочь ему.

– Викол, Орсег, идите к пещере, Агори, Рыба, Дамэ, ведите их, разожгите костер, обогреться, не то захвораете все. И так… перемёрзли…

Я срастил Мировасору раздробленные ноги в один миг, а вот тащить его, ещё бессознательного, на себе было делом тяжким и, главное, нерадостным, с куда большим удовольствием я сбросил бы его в пропасть. Когда я добрался до пещеры со своей ношей, мои сотоварищи были почти в том же состоянии, потому что костра зажечь было нечем. Никто из них огнём не владел, мог Арик, как известно, и Мировасор, что бы теперь без памяти. А моих похоронок с огнивом в этой пещере, они, разумеется, не знали. Так что я послал тех, кто был хоть как-то одет, а это Дамэ, Агори и Рыба, за хворостом или дровами, а пока запалил то, что здесь оставалось с прошлых времён, и заставил Орсега растирать Мировасора:

– Его разогреешь и сам согреешься.

– А т-ты, ч-чт-то? Не м-мёрз-знеш-шь?

– Что ж я, не живой? – хмыкнул я, но в сравнении с ним, я был одет неплохо: в рубашке и вязанке и штаны на мне тёплые, и катанки.

Пещера наполнилась дымом, потому что здешние дрова сто раз отсырели, но всё же занялись и разгорелись, а вскоре подоспели и наши с дровами и хворостом, потому костёр запылал знатный, все мигом согрелись.

– Как теперь? – спросил Викол, с тоской глядя на костер, вытянув к нему на удивление большие руки. – У нас тут ни собак, ни одежды, ни того, кто может перемещаться в одно мгновение…

Он отвернулся, сделав вид, что дым попал ему в глаза, потому что голос его дрогнул. Но едва он произнёс эти слова, как за спиной мы услышали чей-то голос, показавшийся мне смутно знакомым:

– Вот они, здесь…

– Хвала Создателю! – ахнула Вералга, вваливаясь в пещеру, почти занесённую снаружи снегом. И я хотел сказать то же самое, потому, что она жива, стало быть, не ошибся Арик, не Вералге шею скрутил.

На ней была шуба, а на голове лохматая шапка. За Вералгой вошла… Басыр. Позади был кто-то ещё, но отсюда, из глубины не было видать. Викол бросился к Вералге, с радостными воплями, хватая её за руки, глядя в лицо, ещё не веря. А Басыр ответила на мой молчаливый взгляд:

– Дак-ить, едва лавина сошла, она к нам и вбегат, однако! – проговорила она, улыбаясь, от чего её щёчки выдвинулись яблочками и показались зубки, особенно мило два передних, немного торчащих вперёд. Пока я разглядывал её знакомое лицо, будто находя в нем милые черты, она продолжила: – И криком кричит, что тута все сгинули под снегом. Стало быть, не все…

Я подошёл к ней.

– Басыр… так ты, глаза мне отвела тогда?

– Отвела, а на что ты мне был нужон тада, када ты хоть и со мной был, а всё об ей думал. Теперя ничего… гляжу, её нету здеся… Иде же? Али сгинула под лавиной?

– Нет, они раньше улетели.

– Так они живы?! – радостно ахнула Вералга.

– Ты-то как жива? – засмеялся Орсег, радостно натягивая предложенную шубу и штаны из меха.

– А почему я не должна быть жива? – удивилась Вералга. – Правда я не помню, как оказалась на берегу, где льдины едва не с дом качаются. Лежу, спиной примёрзла ко льду… поднялась, и сразу будто всё вспомнила, тут и громадная лавина сошла на эту скалу. Ну я и кинулась в ближайшее человечье поселение. А там – вот кто, настоящая здешняя предвечная. Да ещё какая!

– Какая? – спросил Орсег, с интересом оглядывая Басыр, ишь ты, выискался соперник.

– Моя наставница, – сказала Вералга.

– Она?! – изумился Викол.

– Именно. Но то дальше, намного дальше не север было, тогда там было тепло и славно… Это теперь что-то нехорошее в природе сделалося, что сюда такая стужа-то пришла.

– Зла скопилось много, а любви мало, вот и остыла природа. А ныне снова Любовь воплощённую согнали с места, так что нескоро сюда опять весна-от придёть… – ответила Басыр. – Бережнее надо к себе подобным. Я вот впервые вместе так много предвечных вижу, ранее не более двух, вот как Эрбин и Аяя. Что ж вы обидели её? За что? Кому она помешала? Эрбин, ты ли сотворил что?

– Она не одна улетела.

– Ах вот как… так, стало быть, калека тот, что через нас прошёл, сильнейший из всех предвечных, кого я видала, это… ваш здешний Арий, твой брат? – она взглянула на меня.

– Ты знаешь тутошних предвечных? Когда вы пришли сюда, разве тут кто о нас ещё помнил? – удивился я.

– Я о вас двоих знала ещё в прежние времена, – сказала Басыр. – Бывала здесь наездами, я тоже люблю по миру-от кататься. Вы одни к дому привязаны, и ваш дом привязан к вам, хоть и странно это, однако.

– А у них странностей полно, – сказал Орсег. – У здешних…

Басыр улыбнулась, но посмотрела на меня с той же улыбкой:

– Верно ты говоришь, незнакомец. Но тем и необныковенны и места здешние, и здешние люди. Уже одно то, что их тут ажно трое народилось за тысячу лет, уже это было бы неправдоподобно, если бы не то, что здесь, под этим Великим Морем один из самых мощных на земле источников Силы.

– Я – Орсег, – сказал Морской царь, с гордостью называя своё имя и прозвание.

– Вона как, так и Морской царь к нам в гости на Байкал пожаловал…

Тем временем пришёл в себя Мировасор, возле которого оставался только Агори. Рыба и Дамэ сидели рядом на камне и спокойно следили за движением, происходившим у входа в пещеру, ожидая, чем всё это окончится.

– Что… где мы? – проговорил Мировасор, глядя на Агори. – Мы живы? Почему?..

– Очевидно, Смерть была слишком занята тем, чтобы заморочить тебя Мировасор, – сказал я.

Он уже подтянулся и сел, оглядываясь по сторонам. И с изумлением узнал Вералгу.

– Вералга… ты… жива?!..

Мы бы засмеялись, но никому особенно весело не было из-за того, что мы не поверили одному из наших, а полностью доверились воплощению Тёмной силы, что овладела нами. Хотя не вполне, я верил как раз Арику, но я не успел ни сказать ничего, ничего сделать, когда едва не произошло непоправимое. И хотя все мне твердят, что на Аяе и Арике какая-то там Печать Бессмертия, я очень сомневаюсь в дарах Повелительницы Той стороны. Поэтому я по-настоящему испугался, когда Мировасор начал швырять огонь в них, а я никак не мог их уберечь, ни остановить Мировасора, хотя мог бы, наверное, камень ему на голову скинуть… но… Я был обескуражен и раздавлен их с Аяей двойной подлостью, да и чудовищный зелёный огонь из глаз и чёрные крылья Арика не на шутку испугали и будто обездвижили меня…

Вералга подошла к Мировасору.

– А ты пострадал, мой друг? Что у вас тут случилось? – мягко спросила она, хотя мягчить уже нечего, он совершенно здоров.

– Арий сбросил на нас лавину! – сказал Мировасор, жалобно блея, вот подлец.

– Ложь! – воскликнул я. – Лавина сорвалась от твоего удара!

– Скажи ещё, что и Байкал взорвал я! – ехидно отбил Мировасор.

Но и я не лыком шит, я ухмыльнулся и ответил ему с удовольствием:

– Нет, конечно, на это тебе не хватило бы Силы.

Мировасор задохнулся от возмущения и онемел на некоторое время, я впервые увидел его растерянным, но зато Рыба и Дамэ были очень довольны, подмигнули друг другу, оживившись, и Басыр улыбалась узкими чёрными глазами. Вералга собиралась сказать что-то, наверняка, нравоучительное, уже и надулась для этого, не замечая, насколько она смешна в это мгновение со своими поучениями здесь, в дымной пещере среди людей, полуодетых в шкуры, в своей шубе и лохматой шапке. И хорошо, что она не успела открыть рта, потому что Агори, маленький и дробный, сказал именно то, что необходимо было сказать сейчас:

– Братья, сестры, предвечные! Да вы что?! – он обернулся по сторонам. – Нас и так немного на земле, нам приходится нелегко в мире, где мы сильнее, но и уязвимее всех! Давайте перестанем враждовать, отныне и навсегда и станем принимать друг друга такими, какими нам пришлось явиться в этот мир. Не судить, не обвинять, не отторгать от себя!

– Не отторгать отдавшихся Аду? Кем же тогда станем мы все? Его рабами? – воскликнул Мировасор.

Агори смешался под его взглядом. А Орсег словно бы подвёл черту:

– Кто изгнан, уже не вернётся, а те, что здесь, не объединиться ли нам?

Мне вовсе не хотелось ни с кем объединяться, особенно с ними со всеми, но я не стал спорить, решив посмотреть, что из этого получится.

Остальные же закивали, оборачиваясь, не кивала только Басыр, она лишь слегка улыбалась, поглядывая на всех. Определённо, она нравится мне…

– Нас здесь восемь, девятая – Арит, в Кемете, как раз то число, что нужно, если что, так, Эрбин? – сказал Орсег.

– Мне не нужно было никакое число, – ответил я. – Это Мировасор придумал ту девятку. А Смерти было безразлично, один я или с компанией, она вела свою игру.

– Ну… сие нам неведомо, – недовольно проворчал Мировасор, поднимаясь, наконец.