АЛЕКС МЕРФИ, МОСКВА.
Рывком выбило из сна. Кто-то меня толкнул, нас потащило по проходу, ударяя о ножки сидений… Грохот, скрежет, детский плач…
Судорожно хватаясь за поручни, выбрался из тяжелой, душной людской кучи, но тут раздался еще один толчок… Автобус повалило на бок, понесло. В окне над головой мелькнули оранжевые всполохи… Скрежет перешел в пронзительный металлический визг. Еще один удар, потолок мнется, а мы все внутри – как килька в томате…
Качели взлетели слишком высоко.
– Эй, тут кажись живой!
– Где я? – голос не слушается, и кажется, я заговорил по-английски…
– Точно живой! Давай носилки!
– Подождите! Что случилось? Кто вы?
Мне в лицо тычется пятерня в грязной вязаной перчатке с обрезанными пальцами. Ногти с черными каемками и в заусенцах.
– Сколько пальцев? Как зовут?
– Куда вы меня тащите?
– Успокойтесь, у вас шок. Сейчас сделаем укольчик… – подходит девушка. Шмыгает носом, неловко держа шприц варежкой.
– Да подождите! Я цел! Ни царапины!
– Могут быть внутренние повреждения. Не сопротивляйтесь, гражданин! Сейчас вас отвезут в больницу…
Склоняясь надо мной, она старается улыбнуться, но подбородок предательски дрожит, глаза – белые от испуга… Да что случилось-то?
– Не надо меня никуда везти! Я не хочу! Выпустите меня!
Я задергался, пытаясь слезть с каталки. Панический ужас мешал вдохнуть… Я же сбежал, у меня же получилось!
Наконец, выпростав руки, расстегнул пряжки… Мои плечи придавили чьи-то руки:
– Браток! Не гневи Бога, послушай сестричку. – таким тоном обычно говорят с психами…
– Да я здоров! Ничего не болит!
– Вот то-то и оно… Все остальные всмятку, а у него – даже не болит ничего. Считай, в рубашке родился. И с золотой ложкой в жопе.
Я разом вспотел, в ушах зазвенело.
– Что… Вы… Говорите?
– В рубашке…
– Нет! Что случилось? Как автобус?
– Никого больше нет, браток. Не выжили. Только ты.
Живот скрутило. Я оттолкнул мужика, неловко соскользнул с каталки и упал на колени. Жгучая горечь поднялась из желудка, заполнила рот и ноздри, я закашлялся. Что я сделал не так? Почему погибли эти люди? Я даже не знал никого из них! Почему они погибли, а я – нет?!
Откатившись от дымящейся рвоты, я сел, набрал полную пригоршню колких льдинок и размазал по лицу. Снег окрасился красным. Недоуменно посмотрел на него, набрал чистого, и снова прижал к щекам. Ничего не понимаю…
Сколько в автобусе было человек? Тридцать? Сорок? Почему они? Я же не «щелкал» почти, жил себе, никого не трогал… Надо сдаться, пока не поздно. Пока люди не начали гибнуть сотнями… Кому я мог помешать? Вынуждают меня бежать, а страдают другие…
Я с трудом поднялся на ноги. В груди жжет, во рту вкус крови и рвоты.
– Гражданин! Ложитесь на каталку! У вас внутреннее кровотечение!
– Ничего страшного. Это зуб. – собственный голос шел издалека, сквозь слой ваты.
Оглядевшись, я приметил темный проход между домами. Не «щелкать»! Ни в коем случае не «щелкать», пока еще кто-нибудь не пострадал! И так до конца жизни не отмоюсь…
Сколько раз я задавал себе этот вопрос: стоит моя безопасность чужих жизней? Почему кто-то должен умирать, чтобы жил я, Алекс Мерфи? Кто так решил?
Ответа у меня нет. Не рискну даже предположить, что начнется, если к моему лбу приставят пистолет… Конец света? Ядерная война?
А может… Может я болен, и то, что происходит – лишь плод моего воображения?
– Гражданин! Как вас зовут? Скажите свое имя и позвольте доставить себя в больницу! – хватают за плечи, пытаются уложить.
– Извините. Мне надо идти… – выворачиваюсь, отталкиваясь руками бегу, не разбирая дороги. Вслед несется:
– Да вы что! С ума сошли? Держите его! Он сошел с ума! У него шок!
…Меж двух пожарных машин, затем под самосвал, за мусорные баки и – в темный переулок. Фонари не горят, по обочинам – легковушки под пухлыми белыми шапками. Снег продолжает идти.
Побежал, но в груди закололо слишком сильно. Знакомые ощущения: сломаны ребра. Ладно, просто шагом… Черт, почему кровь из горла? Это же просто зуб! Остановиться на минутку, голову вниз, чтобы унять головокружение… В глазах потемнело. Рука бессильно скользнула по забору… Подумал: – «какой холодный снег» – и отключился.
ИЛЬЯ ВОРОНЦОВ, МОСКВА
Алексей Мёрфи… Мать – русская, дочь иммигрантов. Теперь понятно: когда запахло жареным, мальчишку потянуло на родину предков. Несмотря на высокопоставленного папочку.
Хотя… Совсем даже и не мальчишку. Двадцать восемь лет, в прошлом – морской котик… Да мы с ним могли столкнуться где-нибудь под Самаррой! Не так прост Колобок, не так прост…
Что там с его матерью? Парень слетел с катушек после того, как я сказал о её смерти. С другой стороны, кого бы такое известие оставило равнодушным?
Вошел Михалыч. В распахнутом тулупе, в одной руке – шапка, в другой – какие-то бумаги. Запахло морозом и беломором.
– Романыч, нашли кажись. Вот фотки.
– Давай! – я вскочил. – Давай, давай!
Внимательно изучаю снимки, один за другим.
Да… Это может быть он. Шапка дурацкая, но глаза… Жесткая линия рта, подбородок… Это он!
– Михалыч, откуда это?
– Авария в Капотне. Автобус перевернулся на гололеде… После того, как в него бетономешалка врезалась. Фото из автобуса, там была камера.
– И что? Вы его взяли?
– Нет. Он… снова исчез.
– Люди из автобуса, очевидцы, кареты скорой помощи… Опросить всех!
– Там… – Михалыч размотал пушистый шарф, вытер им лоб и присел на стул. – Романыч, из того автобуса никто не выжил. Только Фокусник.
Это вам не падение чугунных лошадей… Люди – это уже серьезно!
– Сколько… – я перевел дыхание. – Сколько там было человек?
– Всего?…
– Да! Всего! Сколько?!
– Тридцать семь. Автобус – всмятку, как консервная банка. Мы уже потом, по описаниям восстановили… Очевидцы – медсестричка из скорой и пожарники: вытащили одного, на нем – ни царапины. В рубашке родился… Погрузили на каталку, пристегнули, кислород дали, всё честь по чести… А он очнулся и – давай бог ноги. Ребята только руками развели. Послали наряд милиции – искать. Сестричка сказала, у пострадавшего – посттравматический шок и кровь горлом. Не нашли, только пятна этой самой крови на снегу, в подворотне…
– Ищите дальше!
– Да ищем, ищем… Больницы оповестили, морги… По отделениям ориентировку разослали. Фокусник – он и есть…
– Ты мне это брось. Чтобы никакой чертовщины! Обычный он… Только везучий больно.
– Да кто б спорил?
АЛЕКС МЕРФИ, МОСКВА.
Проснулся от яркого солнца. Попытался вскочить, но в груди взорвалась боль.
– Не дергайся. Снова отключишься, – надо мной лицо: высокие скулы, острый подбородок, зеленые, узкие глаза… Очень необычное лицо.
– Вы кто? – я осторожно приподнялся. В груди кольнуло.
– Дед Пихто.
– Странное имя…
– Не страннее тебя, – девчонка села напротив, закурила…
– Вы мне помогли?
– Иду – а он лежит. Как мертвый щенок. И кровь…
– Вы не вызвали полицию? Скорую?
– А надо было? – смотрит с интересом. Глаза злые, как у голодной кошки.
– Нет, нет… Спасибо. Думаю, со мной уже всё в порядке. Я могу идти?
– У нас – свободная страна. Так, кажется, говорят в Америке?
Я насторожился. Огляделся внимательнее. Сарай? Склад? Сквозь щели в заколоченных окнах – солнце, на полу – консервные банки, окурки, рваные пакеты…
– С чего вы взяли, что я – американец?
– Акцент. Поведение… Еле дышит ведь, а зубы в улыбке скалит. Так только пиндосы делают – защитная реакция… И вежливый. Аж противно.
На ней были видавшие виды армейские ботинки, джинсы с дырками на коленях, тонкая курточка не по погоде, зеленый шарф и огромный, радужной расцветки, берет. Огненно-рыжие пряди рассыпались по плечам.
– Сама-то кто будешь?
– Самостоятельная девушка. Деловая
– И почему у деловой девушки такой потрепанный вид?
Непонятно, зачем я нарываюсь?
– Просто временные трудности… – она отвела глаза, прикусив нижнюю губу.
– И, тем не менее, ты меня подобрала.
– Не бросать же бездомное животное. Метафора. Это…
– Я знаю, что такое метафора! Я, если хочешь знать, поэзию преподаю! – мы сердито уставились друг на друга. Стало смешно: сидят два бродяги на помойке и спорят, кто круче… – Извини. Спасибо тебе. Иначе я бы замерз.
– Пользуйся на здоровье. Хотя здоровья-то у тебя и нет. Язык в крови… Есть одна больничка на окраине… Всех принимают, бомж ты или не бомж. И документы не спрашивают.
– Это всего лишь ребро. Пройдет.
– Ну, тебе виднее… Поэт.
– Алекс. Очень приятно.
– Лёха, значит. Ну-ну… Я – Ассоль.
Она была странная. В смысле – все девушки немного странные, но она… Вела себя так, будто знает что-то, недоступное мне. И это знание делает её главнее.
С трудом сел. Ассоль протянула бутылку с водой. Вода ломит зубы, но я пью, пока не начинает течь по подбородку. Отдышался, вытер рот. На рукаве остался грязно-розовый след.
…Как мне теперь попасть в Нью-Йорк? Причем, быстро? Джафар наверняка думает, что я его подставил… В тотализаторе крутятся большие деньги, из-за меня сегодня кто-то стал беднее. Пострадавшие спросят с организатора – Джафара, а он – с меня. Зря я сказал про Нью-Йорк… Теперь его ребята не пропустят ни одного самолета.
Снова знак? Моя хромая удача не может допустить, чтобы я летел в Штаты? Слюна неожиданно стала горькой: я не должен был попасть на бой с Хирамом, ставленником Джафара. Не должен был получить билет и улететь…
– Эй! Ты что, заснул?
– Прости, задумался.
– Надеюсь, о том, что собираешься делать дальше.
Я посмотрел на нее внимательнее.
– А тебе-то что?
– Да ничего… – неприязненно пожав плечиками, она поднялась с тючка, на котором сидела. – Больно надо было…
Тючок оказался рюкзаком, Ассоль закинула лямки на плечи.
– Бывай, Лёшик. Надеюсь, больше не увидимся.
Вдруг оборвалось сердце. Я испугался, что она сейчас уйдет. Может, боялся остаться один на один со всеми вдруг свалившимися проблемами, а может… Я и вправду никогда не видел таких удивительных глаз.
– Подожди! – она нехотя обернулась. Я поднялся, кряхтя, и сделал пару шагов к ней навстречу. – Извини меня, правда… Я не думал, что говорю. Я ведь не просто так оказался там, в сугробе…
– Слепой козе видно, что ты в дерьме по самые помидоры…
Она с тревогой глянула на выход, завешенный плотным куском полиэтилена.
– Я был бы очень благодарен за любую помощь. Пожалуйста.
Снаружи доносились выкрики торговцев, гомон толпы, запах горячего масла и протухших овощей. Только сейчас сообразил, что мы – где-то на рынке. Как она меня сюда притащила?
– Так что дальше-то? Планы есть?
Я решился.
– Вчера должна была состояться встреча с влиятельными людьми. Я опоздал, и теперь они думают, что я их подставил.
– То есть, тебе нужно спрятаться.
– Да. Собственно…
– Не объясняй. Меньше знаешь, крепче спишь, верно?
Она взяла сигарету, щелкнула зажигалкой, выпустила дым… Я нервно сглотнул.
–
И еще… Мне нужно в Нью-Йорк. Как можно скорее.
О проекте
О подписке