Глава 3

Ой, только не это! Я не готова его видеть!

В дверях стоял Дад Речер – друг Нона и мой. Точёное лицо парня дёрнулось, и на нём появилась косая улыбка.

– Привет, Анна!

Я, наверное, не меньше минуты всматривалась в карие крупные глаза в рамке длинных, стрельчатых ресниц, прежде чем ответить, но всё же промолвила:

– Привет, Дадо!

Дадо – так его называли друзья, которых у Речер в каждом подразделении вагон и маленькая тележка. Не удивительно: ведь Дад отличался шумным характером и весёлым нравом. Был красавцем, пламенным спорщиком и выдающимся военным.

Впрочем, быть выдающимся и слыть весельчаком мало, необходимо ещё иметь в крови бесстрашие. Именно это качество выделяло Дадо из всех, и только оно помогло парню в двадцать пять лет стать заместителем начальника подразделения.

– Пригласишь войти или разрешишь вытащить тебя в бар?

Я покачала головой и поморщилась:

– Нет. Только не в бар. Проходи.

Я шире раскрыла дверь, а сама отошла с дороги. Дадо кивнул и длинная, густая чёлка, зачёсанная назад, свесилась на лоб.

– Я вижу, ты спала. Прости, что разбудил.

Дадо остановился посередине комнаты и после фразы развернулся ко мне лицом.

Свет, проливающийся ровной трапецией из коридора, точно прожектор высветил фигуру парня, заставив меня рассматривать торс, тёмные волосы, красивый подбородок, родинку над пухлой верхней губой. Воображение быстро слепило картинку склепа давно умершего человека – девушки, которое потревожил мускулистый археолог или авантюрист. Хотя…

Да, я умерла вместе с Ноном, а Дад пришёл ко мне на могилу. Зачем ноги топтать? Мне хорошо одной.

– Прими мои соболезнования.

– Спасибо. И ты мои.

– Вот уж не думал, что… Конечно, знал, что мы все умрём, но…

– Мне тоже не понятно: почему он. Ответа не найти – придётся смириться.

Дад кивнул и опустил взор. Мы немного постояли, собираясь с силами. Наконец, друг детства заговорил, словно извинялся за что-то:

– Глупо прозвучат слова, но поверь, я подбирал их всё то время, что готовился прийти к тебе… Какие-то показались приемлемыми и я записал их на лист бумаги, выучил…

Дад замялся, поджал губы, но его взгляд был красноречив. Я видела, что его мучила утрата, но говорить о Ноне, как об умершем Речер не желал. Впрочем, как и я. Догадывалась, что Дад должен был сказать мне, только помогать ему не собиралась – пусть выскажется.

Возникла пауза.

И вдруг на ум мне пришла мысль в отношении Луизы Граф, которую я не успела записать, находясь внутри потока ощущений, а не аналитического восприятия дела. Новую работу девушка нашла почти сразу же, стоило ей обратиться в Центр занятости населения. Там, в учебном центре, погибшая окончила трёхмесячные курсы, и овладела другой специальностью.

В характеристике с места учёбы в отдельном пункте были указаны награды, которые потерпевшая имела. Среди них оказалась одна: за кондитерское искусство. Нон заявлял, что девушка видела себя среди пекарей и кондитеров ещё со школьной скамьи, но почему-то поменяла работу. Напарник предположил, что должно было что-то произойти в жизни двадцатилетней Луизы Граф, чтобы она пожелала не только сменить работу, но и обратиться к гипнотизёру-нелегалу.

Да, я была полностью согласна с Ноном. И вроде бы догадка не вырывалась из контекста общей картины, но я не могла понять, почему именно обстоятельство смены работы меня так задевало – казалось соринкой в глазу? Может потому что непонятно в какое время девушка успела сходить к гипнотизёру? Три месяца – серьёзный срок для изменения личности. Вернее: внезапного изменения личности. Но сколько времени потребовалось до этого момента? Было ли решение обратиться к гипнотизёру-нелегалу скоропалительным или потребовалась куча времени для вынашивания этой идеи?

Нет, точно нужно как-то получить раскладку психологического состояния Луизы! Но от дела я отстранена. Вот ведь, что значит: не везёт! Как с этим бороться?

Начальник нашего отдела решил, что это интересно, но путь в Никуда, потому мы сосредоточились на другой версии: списки с кодами блокировки оказались у преступника случайным или насильственным образом. Мы сосредоточились на этой постановке вопроса, потому искали среди трупов или пропавших без вести людей, обладавших в той или иной степени телепатическими и гипнотическими способностями.

Но возможно, Нон решил перепроверить историю Луизы Граф и отыскал некую нестыковку фактов; эпизод, решивший судьбу девушки; или конфликт, имевший место быть? В противном случае, для чего копировать документы по следствию, если оно давно передано в другую службу?

Непонятно, правда, почему следственные мероприятия теперь проводит Комитет собственной безопасности, но им виднее, какие преступления касаются их подразделений, а какие – нет.

Я снова искала подсказку ссылаясь на Нона. Беда! Я не готова самостоятельно думать, но придётся. Нужно не забыть и написать вопрос в общей таблице.

– Анна, – наконец, решился продолжить Дад, – дело, которое вы вели с Ноном, передали в специальную службу Комитета собственной безопасности. Но я знаю, что ты не остановишься: будешь копаться в нём снова и снова, пока не отыщешь убийцу. Ты, как и я считаешь, что гибель Нона связана с последним расследованием. Он был моим другом, и я хочу заняться распутыванием преступления с тобой.

Дад, Нон и их мальчишеские дела – так уж повелось с самого начала. И я мирилась с таким положением вещей всю свою сознательную жизнь.

Они попали в Орден почти одновременно – с разницей в несколько дней. Их кроватки в отсеке номер «семьдесят» находились рядом, как потом и места в столовой, игровой, в спортивном зале, школе.

Мальчики держались вместе всегда. Впрочем, в четыре года привычки пришлось менять. Нон плакал в мальчишечьей спальне, зарывшись под подушку и одеяло, пока не рискнул прийти ко мне и сказать о том, что мы неразлучны с этого момента. Но никто не знал, что сразу после ухода дуала ко мне заявился Дадо. Ему хотелось посмотреть на девочку, которая своим рождением нарушила их дружбу.

Тогда, тёмной ночью я увидела в дверях красивого мальчика с чёрными, как смоль волосами и родинкой над губой. Ребёнок подошёл ко мне и, не говоря ни слова, замахнулся для удара или пощёчины. Я инстинктивно зажмурилась, втянула шею в плечи, но ничего не происходило довольно протяжённое время. А потом почувствовала лёгкое касание пальцев к щеке и вздох – тяжёлый, протяжный.

Когда я открыла глаза паренька и след простыл. Мне осталось только скользкое ощущение страха. Со временем скованность в компании Дадо прошла – он умел рассмешить любого, но я не могла простить мальчику, а теперь и взрослому мужчине, того испуга тёмной ночью.

Ха! Даже сейчас я интуитивно пыталась защититься от Дадо, так и не захлопнув входную дверь. А он чувствовал мою напряжённость потому, мне кажется, и встал в пучок света.

– Что ты мне на это ответишь, Анна?

Анна – он называл меня так, сколько себя помню. Только по-взрослому и никак иначе, даже в моменты весёлых вечеринок и тяжёлых переживаний.

– Я не-е-е…

Отпустила дверь – она медленно закрылась. В комнате воцарилась тишина и полумрак, рассеиваемый светом голографической уличной рекламы. Память снова подкинула мне эпизод с замахивающимся на меня ребёнком, только в ту ночь свет простирался от луны, заполняя комнату почти целиком и дотрагиваясь до моей кровати.

– Кому ты сочиняешь, а? – раздался приглушённый голос Дадо.

Он был бархатный, мягкий, сожалеющий, влекущий, родной, располагающий.

Удивительно, как быстро нас меняет горе! Я вспоминала первую нашу с Дадо встречу, которая не задалась, но ночей, когда он, прокравшись в спальню девочек, садился на кровать и рассказывал мне сказки, утешая после очередного взыскания из-за успеваемости в школе, я вычеркнула. А ведь так всё и было – он приходил и утешал. Появился и сейчас.

– Свет! – команда далась мне легко.

– Хм. А в полутьме было интимнее, – широко улыбнулся парень.

– Не забывайся, – посоветовала я и, пройдясь по комнате, заняла любимое место у окна.

– Никогда.

– С чего ты взял, что я буду расследовать преступление, а не дождусь его результатов в каком-нибудь тихом месте? Ты ведь знаешь правила Ордена: меня не выпустят даже прогуляться без разрешения. К тому же, не считаю, что Комитет собственной безопасности в стандартном письме в Сыск известит о чём-то из ряда вон выходящем. Они отпишутся стандартными фразами, чтобы запустить бюрократическую машину, для сдачи его в архив у нас со своим ответом. Всё шито-крыто. Как и всегда…

Дадо оказался рядом и уселся на подоконник. Мы долго смотрели в глаза друг другу прежде чем он ответил:

– Я подал рапорт о зачислении тебя сокуимом в отряд в нашем подразделении.

Такого я не ожидала.

– По-твоему есть основания?

– Наша дружба с пелёнок и твоё психологическое состояние. Родство душ и доверительные отношения учитываются рыцарями – ты знаешь. Ха-ха! Они повелись, Анна, Вещие, на такого рода убеждения. Там было ещё много чего мною написано, но я хочу, чтобы ты помнила о том, что я перечислил. Ты не одна. Слышишь? Я с тобой. Моя жизнь прошла не рядом с тобой и Ноном, а она была с вами. Заметь: не рядом, а вместе. К тому же ты отличный телепат – талан, у тебя не отнять. Легко переквалифицируешься в гипнотизёра. Но самое важное – у тебя появится доступ к пси-капсулам и данным серверов.

– Алгоритм чётко прописывается, – возразила я. – Мало того – он сохраняется.

– Я всё продумал. Не переживай. Главное – доберись до пси-капсул.

Дадо Речер в своём репертуаре!

– Сокуим, значит?

Ответом на мой вопрос стал лишь кивок Дадо.

Сокуим – что-то вроде помощника руководителя отряда, обладающего гипнотическими способностями. Слово пришло из прошлых веков и не имело корней. Сокуим – аббревиатура, расшифровку которой давно забыли и не желали вспоминать. Теперь это стало званием гражданского лица, участвующего в рейдовых операциях и во время патрулирования улиц Вастумного района.

Дадо здесь и сейчас давал мне надежду и от неё я отказываться не собиралась. Только бы всё получилось!

Я подняла глаза на Дадо. Его взор излучал боль и сострадание.

– Да. Теперь я – сокуим.

Он другого ответа и не ждал – оно и понятно. Парень улыбнулся открыто, задорно, как делал всегда, и немного подавшись вперёд, прошептал:

– Мы сможем, Анна. Перевернём эту планету, но найдём ублюдка.

Были сказаны простые и правильные слова, но они вызвали в моей душе прилив ярости. Именно сейчас, в эту самую минуту я до конца осознала утрату.

Глаза старого друга по интернату горели нездоровой решимостью и тоской. Она обрушилась на меня, как голодная львица и утащила в своё логово: глубоко-глубоко – в бездну. Я была ранена в самое сердце глядя на переживания другого человека, без возможности сопротивляться опасному чувству и через него принимала личную потерю. Произнесённые Речер до текущего мгновения фразы – фальшь, ёлочная мишура, сверкающая обманным блеском надежды. Дадо первым вкусил боль утраты и теперь распространил её и на меня, будто заразил вирусом.

Всё – Нона нет на свете. Он ушёл в другой мир, бросил меня, не позвал с собой.

Кулаки сжались сами собой. Я просунула руки в карманы домашних брюк и отвернулась – уставилась в окно на пёстрый пейзаж столицы. Там в ярком неоновом, разноцветном облаке протекала динамичная, оживлённая жизнь, предлагая всем без исключения то, что они захотят, о чём мечтают. Люди там – в глубине – грезили о чём-то, брали жизнь под узды. А я – умерла.

Хотя, даже покойники умеют испытывать эмоции, и я горела гневом в отношении слов Дадо. Он расшевелил меня, обратил в собственную веру, пытался заставить действовать. Только он так и не понял, что мне всего этого не требовалось. Преступник стал моим личным врагом, за которым я буду маниакально следовать повсюду, пока не поймаю и не прибью. Месть не имеет срока давности, как и моя любовь к Нону.

– Молчишь? – горько заметил парень. – Молчи. Главное – используй свои способности и помоги нам во всём разобраться.

Поджала губы, чтобы не зареветь от злости, не расколоться на тысячи мелких осколков. Покачала головой, мол: «Ерунда. Я с твоими словами согласна». Но долго маску на лице удержать не удалось – она сползла, обнажив чувства.

Да, я расписывалась в собственном бессилии перед миром, перед ситуацией, перед смертью – перед всем, что имеет в своём геноме безграничность.

Мазнула взором по лицу Речер и снова вонзила его в город за окном. Дад ждал ответа, и я точно знала, что без него он отсюда не уйдёт.

Тяжело вздохнув, произнесла:

– Спасибо тебе за предложение. Ты рискуешь гораздо больше меня – у тебя сложилась карьера, к которой ты так долго шёл. Потому прошу: взвесь все «за» и «против».

– Я подумал, – вздохнул Дад облегчённо. – Взвесил.

Дадо дёрнул меня за руку, чтобы я снова смотрела ему в глаза. Наши лица разделяли какие-то пара-тройка сантиметров. Дадо продолжил:

– Но я хочу объяснить тебе одну простую вещь: я и ты теперь в одной лодке и я хочу, чтобы ты взвешивала свои действия. Была осторожной и знала, что на самом деле может произойти любое, даже… смерть кого-нибудь из нас. Я смогу раздобыть сведения, ты раздобудешь сведения. Мы объединим всё и поймём: где ублюдка искать. Но Вещие – не идиоты, и за тобой будут следить, как и за мной. Они просчитали нас и понимают, что мне есть что терять, потому сконцентрируются на твоих действиях. Не выдай себя. Прошу.

Как он сказал? «Мы в одной лодке»? Хм…

Нас считали неразлучной троицей – беззаботной и самодостаточной. Дадо и Нон жили на широкую ногу и меня тянули за собой, будто это само собой разумеющиеся вещи. Я была третьей, но не лишней.